– Да, миленькая моя…

Она склонилась надо мной, капая слезами мне на лицо.

– Мне нужно Беликова, – из последних сил произнесла я. – Я хочу сказать отцу Максима, кто нас убил.

– Ты жива, Сашенька, вас никто не убил.

– Приведи мне его, – это были мои последние слова на этот час, и я отрубилась.

Мне привели его. Только через несколько дней. Когда я могла уже немного сидеть, поддерживаемая специальным устройством кровати, и могла говорить длинными фразами. Я не рассказывала, конечно, про бар и разговор двух садистов, где один хвастался другому, как отравил сына хозяина «Агробанка». Это было в будущем. Этого разговора еще не случилось. Все это было в будущем, откуда я с таким трудом вернулась. И чтобы будущего этого не случилось, я должна была принять меры. Я сказала просто, что это Руднев. Илья Альбертович Руднев, он заставил барыгу продать Максиму вместо кокаина отраву. Потому что Руднев хотел этот чертов «Агробанк» себе! Отец Максима ничего больше не спрашивал. Он не требовал доказательств, не выяснял, откуда мне это известно. Просто коротко кивнул мне и сказал «спасибо». Я знала, что он примет меры. Быть может, на моей совести появятся труп-другой. Но зато на месте, которое чуть не стало нашим последним храмом, никогда не возникнет страшный стеклянный бар, и толстая тетя-уборщица не будет оттирать хлоркой кровь возле кровати. Я должна была позаботиться о своем священном месте. И я это сделала.

– … Я так поняла, что все вообще перепуталось. То, что будет через три года; то, что было в прошлом; то, что в настоящем. Просто в кашу превратилось. Поэтому всякие накладки по времени были. Кто-то из знакомых знал, что я умерла три года назад, кто-то знал, что я из больницы вышла недавно с разбитой головой. Ну, короче, бред вообще.

– Да я понял уже, – нетерпеливо отозвался Максим, – а что там с квартирой-то?

– Макс, не спеши меня. Я же об этом и пытаюсь… Короче, когда я подбежала к квартире, я уже была, наверное, в настоящем времени. Поэтому снег шел. Мы в этот момент в больничке в коме валялись. Ну и прикинь, подбегаю к двери – она вообще другая. Открывает твоя сестрица. Синие обои на стенах, мебель левая вообще. Успела оперативненько сработать Лена, да? Типа, похоронила нас уже. Ну и сестра у тебя! Ты еще жив, а она уже вселилась, поменяла дверь, сделала ремонт и мирно живет.

– Гадина, – хмыкнул Максим.

– Ага. Хорошо хоть не продала.

– Отец бы не позволил.

– Ну ладно, слушай дальше. Открывает она дверь. И тут стою я. Вся синяя от холода, в маечке, на башке снег. Кровища с меня капает. Ну представь, вся рука просто полностью залита кровью. И одежда с правой стороны. Реально, похожа на труп. Окровавленный! И еще замогильным голосом спрашиваю: «Где Макс?». Наверное, она подумала, что в этот момент мы сдохли, и мой призрак пришел тебя искать. И она «ушла». Тут же! На полике расположилась тихонечко. Лежит себе и молчит.

Мы захохотали.

– Ей бы никто не поверил, если бы ты «скорую» не вызвала.

– Ну, это не показатель. Может, просто проходил какой-нибудь добрый самаритянин, типа, увидел, что девушка валяется в дверях, и позвонил в «скорую».

– Самаритянка.

– Ну, типа да.

– Да ей и так никто не верит. Вот дура, меня так бесят эти обои ее…

– Оборвем и приклеим новые.

– Сто процентов.

Максим подрулил к тротуару, остановил машину возле хозяйственного магазина и повернулся ко мне.

– Ну что, здесь?

– Да, – кивнула я. Потом сделала музыку погромче и стала мотать головой в такт.

– Откуда ты знаешь, что именно здесь? Ах да, ты собака, у тебя чутье, – прокричал он мне в ухо.

– Ага.

– Давай откроем контору, ты будешь предсказывать будущее.

– На фига нам работать? У нас богатые родители, – мы заржали, как два слабоумных коня. Макс сделал еще громче музыку, и я завизжала.

– Моя любимая песня! Про снег… тебе нравится?

Стала напевать в полный голос, не обращая внимания на злобные взгляды прохожих. Когда песня закончилась, Макс сделал потише. Я показала язык бабке, которая заглядывала в машину и что-то там варнякала.

– Чего они все такие злые, а?

Я надулась. Но тут же рассмеялась. Радость просто била из меня ключом.

– Они завидуют. Тупые детки богатых родителей на дорогой тачке, – сказал Максим. – Они называют нас гады и паразиты.

– И сволочи.

– Ага.

– Слушай, тебе не жалко, что мы не поедем в Америку?

– Жалко.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнула я. – Надо, чтобы было чего-то жалко. А то все бессмысленно получается. Понимаешь, когда бедный человек отдает последний рубль, это боженька, типа, оценивает. А вот если я отдам рубль, то мне же пофигу, да? Что для меня рубль? Ну и боженьке пофигу будет, значит. Надо отдавать то, что жалко.

– Типа, философия, да?

– Типа. Отодвинь свое сиденье назад.

– Зачем?

– Мне место чтобы было.

Он отодвинулся, и я тут же уселась на него верхом. Впилась в его губы, и мы замерли, поглощенные друг другом. Мне так нужно было его тепло, тепло его тела… которое я чуть не потеряла навсегда.

– Девочкам вредно так много секса, – шепнул он мне в ухо, когда оторвался от меня. – Тебе нужно отдохнуть.

– Не могу, – прошептала я, вдыхая его запах. Там, где была граница волос.

– Давай поедем на Байкал, – сказала я, все еще прижимаясь к нему. – Я возьму у матери денег. Это же надо меньше, чем на Америку.

– Придумаем что-нибудь, Саш, не волнуйся. Я тоже хочу уехать отсюда.

– Еще целоваться?

Он тихо засмеялся, поцеловал меня в шею.

– Обязательно. Только мы не пропустим ее?

– Ах да!

Я соскочила на свое сидение и уставилась в окно.

– Слушай, боюсь, не узнаю ее. Ты ее помнишь?

– Да с чего ты взяла, что она будет именно здесь?

– Не знаю, просто… просто откуда-то вот знаю. Ты помнишь ее?

– Смутно. Это та, которая толстая была?

– Да.

– Саш, ну-ка… вот это не она идет? В желтых сапогах?

– Бинго!

Я схватила с заднего сиденья сверток с деньгами и выскочила на улицу. Подошла к полной блондинистой тетке и лучезарно ей улыбнулась.

– Добрый день! Как поживают наши пальчики? О-о, все на месте… я рада.

– Добрый день, – настороженно произнесла она, опасливо косясь на нашу машину.

– Вот, слушайте меня сейчас внимательно.

Я взяла ее за плечо и слегка тряхнула, чтобы она отвлеклась от машины и посмотрела на меня. Я протянула ей сверток.

– Здесь пять тысяч долларов. Я знаю, что у Вас дети, и Вам нужно купить дом. Вы должны взять эти деньги и уехать в свою деревню. Купить там дом и никогда больше сюда не возвращаться. Иначе с Вами могут случиться какие-нибудь гадости, – я улыбнулась еще лучезарней. – Все понятно, я надеюсь?

Тетка замерла, с ужасом глядя на сверток в моей руке.

– Боже мой, ну что такого сложного? – вздохнула я. Потом разорвала бумагу и показала ей стопку зеленых купюр. – Просто деньги, ясно? Берем в ручки и валим из этого злачного места. Проституткой быть плохо, разве нет? Проституток убивают часто.

– Что вы от меня хотите? – беспомощно проговорила тетка, оглядываясь по сторонам. – Это что, скрытая камера?

– Это фея-крестная, – раздраженно выдохнула я и всунула сверток ей в сумку. – Все, теперь до свидания…

Я развернула тетку и слегка толкнула в спину. Будто поддавшись инерции, она пошла, а потом побежала дальше и дальше от меня. Не оглядываясь.

Я стояла и смотрела ей вслед, пока фигура ее не скрылась за ближайшим поворотом. Потом озадаченно вздохнула и вернулась в машину. Макс валялся, согнувшись в три погибели.

– Смотри не надорвись, а то геморрой будет, – буркнула я. – И не забывай дышать.

– Хреново быть ангелом, – сквозь смех выдавил он. – Тебе еще учиться и учиться. Надо как-то… душевней это делать, Саш!

– Хорошо, что это твои пять штук были, – язвительно бросила я. – А то мне было бы жалко. Блин, им деньги даешь, а они смотрят, как на идиотку.