– Мы вызывали «скорую», – сказала мать, присаживаясь возле меня и протягивая мне градусник. – Ты была в бреду.

– Это простуда, – прошептала я. Губы потрескались и пересохли. – У меня был жар, а я вышла прогуляться. Еле дошла до дому.

– Дурочка. Надо лежать в постели!

– Что сказала скорая?

– Ничего. У тебя была температура под сорок и давление скакнуло. Сделали укол и уехали.

– Ты не сказала им про голову?

Мать виновато прикрыла ладонями рот.

– Ой, я и не подумала…

– Правильно сделала. А то бы опять в больницу забрали.

Мать протянула мне градусник и пощупала лоб. Я знала, что лоб прохладный.

– У тебя ничего не болит? – спросила она.

– Горло болит. – соврала я. – Может, ангина.

– Я принесу спрей сейчас, у нас там оставался с зимы, кажется. И терафлю тебе сестра купила. Выпьешь потом, если температура повысится. Ужинать будешь?

– Не, я полежу чуть-чуть.

Мать вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Я вытащила градусник и бросила его на стол. Да, с такими родственниками и сдохнуть можно случайно. Впрочем, будь мать немного внимательней, меня бы точно запрятали в больничку на пару недель. Такой роскоши я не могла себе позволить. Я нашла глазами свой рюкзачок, небрежно брошенный кем-то возле двери, и поднялась с постели. Голова кружилась безбожно, я чувствовала себя тряпочкой. Но все-таки не так плохо, как совсем недавно. Я добралась до рюкзака, вытащила из него фотографию и вернулась в постель. Эта картинка стала для меня как талисман. Я долго смотрела на наши счастливые лица. Максим. Я должна была о нем позаботиться, а не валяться в больнице. Мой организм давал мне знаки, что со мной происходит что-то серьезное, но я чувствовала также, что, если займусь плотно своим здоровьем, могу упустить нечто важное, что произойдет в ближайшее время. Было плохо мне, и было плохо Максу. Но я ощущала, что в отличие от него еще держусь на плаву. Может, потому что ничего не помню. А он… все было слишком нехорошо с ним, когда я его встретила. К чему-то шло… Я гнала от себя мысль, что он хочет убить себя, но мысль эта была слишком навязчивая и… естественная, что ли. Он не хотел жить. Да-да, именно так! Именно поэтому я не могла себе найти места, когда оставила его. Он просто излучал патологическое нежелание жить…

Я нащупала мобильник и дрожащими пальцами нажала на вызов. Он взял почти сразу!

– Привет, Саш…

Я едва сдержала вздох облегчения.

– Как у тебя все прошло? Отец приезжал?

– Да. Я сейчас у них дома, не у себя. Сегодня на ночь останусь тут.

– Все нормально у тебя?

– Да, как обычно. Саш, что у тебя с голосом? Почему ты шепотом?

– Охрипла после сна. Весь день продрыхла. Заняться нечем, вот отсыпаюсь… завтра мы увидимся?

– Ага, приезжай. Если меня отец выпустит от себя. Я позвоню, когда буду дома, окей?

– Я очень хочу тебя увидеть. Мне без тебя плохо, Макс… Максим?

– Да, милая?

– Ты… ты же ничего с собой не сделаешь?

– Что ты имеешь… а, ты думаешь, что я…

– Ну да…

Он как-то невесело хохотнул.

– Сашка, нет. Это ни хрена не выход.

Теперь уже я не смогла сдержать облегченный вздох. Он так сказал, что почему-то я сразу поверила, что он этого не сделает.

Я легла и снова стала смотреть на фотографию. Разговор с Максом расслабил меня, но в то же время дал силы. Я не должна позволить ему тащить его груз самому. Завтра я накачаю себя таблетками, чтобы не падать больше в обмороки, и заставлю его все мне рассказать. Пока я не знаю правды, я заложница своей памяти, пустой памяти. Все мои действия напоминают попытку собрать паззл, в котором недостает половины кусочков. Почему Максим находится в этом своем дурацком ступоре? Почему в том баре кровь? Почему мое сознание играет со мной безумные штучки типа исчезновения и появления бара? И еще сотня разных «почему». Я всегда ненавидела быть зависимой от обстоятельств или людей. Ну, не считая Максима, – эту зависимость я принимала с наслаждением. Я погладила фотографию. Мне нужно вернуть себе этого самоуверенного сильного парня, в которого я интуитивно влюбилась уже дважды. В первые минуты знакомства. Даже если он сделал какую-то мерзкую гадость. Даже если он сделал эту гадость мне. Ведь он так страдает из-за этого… как я могу его не простить!

Мне захотелось есть. Я поднялась, надела идиотские тапочки с зайчиками, которые не помню откуда у меня появились и, держась за все, что попадалось под руку, побрела на кухню. Да, интересно, каким образом я буду завтра решать свои проблемы, если силы так и не вернутся ко мне. Может, у меня менингит? Воспаление мозговых оболочек. Славненькое дельце. Или умру, или останусь дурой… На кухне была одна Светка. Листала журнал и поедала орешки из хрустальной вазочки.

– О, ты чего встала? – удивилась она.

– Еда есть человеческая?

– Пельмени сварю, хочешь?

Я кивнула и села на стул. Чувствовала себя старушкой, которая пробежала кросс. Пока сестра готовила, я листала ее журнал.

– Выбираю себе новый мобильник, – бросила она. В журнале были один телефоны.

– Блин, ну откуда взялись эти неудобные трубы?! – пробормотала я, разглядывая рекламные картинки с девицами и парнями, держащими мобильники. – Они же крошечные! И кнопки неудобно нажимать. Я хочу сониэрик, который у меня был. Ну, ты помнишь, зеленовато-желтый такой?

Светка на секунду замерла, а потом покачала головой.

– Нет, не помню.

Я опять принялась за журнал. Боковым зрением видела, как сестра достала из холодильника что-то, подошла к плите, потом снова к холодильнику… Меня неприятно кольнуло. Нет, ну хватит уже, только не сейчас… я подняла глаза и стала за ней наблюдать. Это абсурд…

– Света, – позвала я. Что-то было в моем голосе, что заставило ее сразу же ко мне повернуться. Лучше бы она этого не делала.

– Света, тебе же двенадцать лет.

– Ты чего…

– Ты была ниже меня, я это точно помню. Ты была ДРУГОЙ! Я помню, что ты была совсем ребенком!

– Ты гонишь, Саш, мне пятнадцать, у меня же был день рождения!

– Но я не помню, чтобы тебе было тринадцать, четырнадцать… Когда же это было?

– Слушай, ну хватит… я сейчас мать позову! – в ее глазах стоял испуг.

– Не надо. Знаешь, я что-то уже не хочу есть. Ты свари и оставь, ладно? Я поем завтра.

Не глядя на нее, я встала и пошла к себе. Надо было отключить мозг, срочно сделать это. Иначе на завтра меня не хватит. Всей этой фигней я займусь ЗАВТРА. Плотно, очень плотно займусь. А сейчас спать. Но прежде я набрала номер Анжи и попросила завтра с утра ко мне заехать. Она начала ломаться, но я пообещала ей рассказать интимные подробности моей встречи с Максом, и она быстро согласилась. Ну что ж, завтра я устрою ей допрос с пристрастием. А потом займусь всем остальным. Мне пришла интересная мысль, которая сулила много проблем, но и многое объясняла. Может быть, я стала жертвой какого-нибудь эксперимента? Перед тем как провалиться в сон, где-то на границе сознания у меня выплыло слово – Анталия. Как красная лампочка сработала. «При чем тут Анталия?», – подумала я и тут же вырубилась.

К приходу Анжи я была свежа и бодра. Горячий душ, макияж, прическа, завтрак. Пара пакетиков терафлю, чтобы снять головную боль. Три таблетки кофеина, чтобы не подкашивались ноги. Сто грамм джина, чтобы вспомнить еловый вкус, который напоминал о Максе…

Я сидела на кухне, решительная и смелая. Почти здоровая. Почти живая. Не знаю, на сколько часов у меня хватит сил сегодня, но я не намерена больше шарахаться в обмороки. У меня не было времени на это. Что-то подсказывало, что нужно продержаться, продержаться этот день, следующий. А потом я, быть может, умру. Что-то подсказывало мне… Я подумала, что наркотики сейчас помогли бы мне, но снова мысль о них вызвала тошноту, и я, побоявшись, что весь мой коктейль из джина, кофеина, завтрака и лекарств выплеснется наружу, выкинула наркоту из головы прочь.

Анжелка пришла часов в десять. Искрометная, благоухающая и свежая, как распустившаяся роза. Вместе с ней в квартиру ворвались запах солнечного утра и какое-то радостное движение.