«Это судьба старшего ребенка в семье», – сказал об этом единственный приличный учитель в школе-пансионе, и Торстен возненавидел его за эти слова. Ведь если тот был прав, как он мог что-то изменить? Этот вопрос терзал его день и ночь. То же самое испытывали Ульрик и Кристиан. Это их и объединило – мучительная ненависть к отцам. И когда Торстен яростно избивал какую-нибудь беспомощную жертву или сворачивал шеи почтовым голубям симпатичного учителя, а по окончании школы ловил испуганные взгляды конкурентов, понявших, что он в очередной раз создал новую непревзойденную коллекцию, то думал при этом о своем отце.

– Тупые свиньи! – вырвалось у него, когда отец положил трубку. – Свиньи тупые! – бросил он, с ненавистью глядя на многочисленные дипломы и охотничьи трофеи, развешенные на стенах.

Если бы в соседней комнате в это время не находились дизайнеры, заведующий отделом закупок и большая часть лучших клиентов фирмы, то есть ее главных конкурентов, он бы выкрикнул это во весь голос. Вместо этого Торстен схватил старинный аршин, преподнесенный ему на пятилетие со дня создания фирмы, и стукнул по голове серны на стене.

– Свиньи, свиньи, свиньи! – повторял он шепотом, продолжая наносить удар за ударом.

Вспотев, он остановился и попытался навести порядок в мыслях. Голос отца и смысл сказанных им слов слишком его потрясли.

Торстен поднял взгляд. За стенами дома, там, где лес подходил к морскому берегу, летали несколько голодных сорок. Они бойко галдели и расклевывали останки тех птиц, на которых Торстен ранее срывал свою злость.

«Поганые твари!» – подумал Торстен и ощутил, что это поможет ему успокоиться.

Затем он снял с крючка на стене охотничий лук, достал из спрятанного за письменным столом колчана несколько стрел, отворил ведущую на террасу дверь и принялся стрелять по птицам.

Когда сорочий галдеж смолк, утих и яростный пожар в голове. Это средство ему всегда помогало.

Потом он пересек лужайку, вынул стрелы из убитых птиц, ногой зашвырнул трупики к остальным на опушку леса, вернулся в кабинет и возвратил на место лук и стрелы. За стеной гомонили гости. Торстен набрал номер Дитлева.

– У моего отца в Рёрвиге побывала криминальная полиция, – сразу начал он, когда Дитлев взял трубку.

– Так, – задумчиво ответил Дитлев после паузы. – И что им было надо?

Торстен набрал в грудь воздуха:

– Они задавали вопросы по поводу брата и сестры в доме на озере Дюбесё. Ничего конкретного. Если только старый дурень не напутал, кто-то обратился в полицию и посеял сомнения относительно виновности Бьярне.

– Кимми?

– Не знаю. Они не сказали, кто это был.

– Немедленно предупреди Бьярне. Понял? Сегодня же! Что еще?

– Отец предложил полиции связаться с Крумом.

На другом конце раздался характерный смешок Дитлева. Совершенно бесстрастный.

– Из Крума они ничего не вытянут.

– Нет, конечно. Но это значит, они снова начали копаться в этом деле.

– У него были сотрудники хольбекского отделения?

– По-моему, нет. Старик говорит, что они были из копенгагенского отдела по расследованию убийств.

– Вот черт! Твой отец узнал их фамилии?

– Нет, этот самоуверенный дурак, как всегда, толком даже не слушал. Но Крум все выяснит.

– Забудь об этом. Я позвоню Ольбеку, у него есть связи в полицейском управлении.

Закончив разговор, Торстен некоторое время сидел, глядя перед собой и учащенно дыша. Его мозг был переполнен образами испуганных людей, моливших о пощаде и звавших на помощь. Вспоминалась льющаяся кровь, хохот остальных членов группы, потом обсуждения случившегося. Фотоархив Кристиана, вокруг которого они собирались вечер за вечером, накуриваясь до одури или накачивая себя амфетамином. В такие минуты он вспоминал все, что было, наслаждаясь этими воспоминаниями и ненавидя себя за это наслаждение.

Он раскрыл глаза во всю ширь, стараясь вернуться к действительности. Через несколько минут бредовые видения отступили, оставив после себя эротическое возбуждение.

Торстен потрогал себя и почувствовал, что оно тут как тут.

Вот подлость! Почему он не может контролировать эти ощущения? Почему это без конца продолжается?

Он встал и запер дверь, ведущую в соседние залы, из которых доносились голоса королей и королев датской моды. Глубоко вздохнув, опустился на колени, сложил ладони и склонил голову. Иногда это становилось непреодолимой потребностью.

– Господи, Боже мой! – прошептал он несколько раз. – Прости меня! Потому что я ничего не могу с этим поделать.

За несколько секунд Дитлев Прам ввел Ольбека в курс дела и даже слушать не стал нытье этого идиота насчет нехватки помощников и многочисленных бессонных ночей. Его дело – молчать в тряпочку и радоваться, что ему платят, сколько ни попросит.

Затем Дитлев повернулся на вертящемся стуле и любезно кивнул доверенным сотрудникам, собравшимся за столом для совещаний.

– Прошу прощения, – произнес он по-английски. – У меня возникли проблемы со старенькой тетушкой, которая постоянно убегает из дома. В такое время года, как сейчас, ее необходимо разыскать до наступления ночи.

Гости любезно заулыбались: разумеется, семья – это главное.

– Спасибо за предоставленные сведения. – Дитлев широко улыбнулся. – Я искренне благодарен за то, что нам удалось создать единую команду из лучших врачей Северной Европы. – Он хлопнул ладонями по столу. – Итак, приступим к делу! Станислав, мы готовы тебя выслушать.

Его главный специалист по пластической хирургии кивнул и включил большой проектор. На экране возникло изображение мужского лица с прочерченными линиями. Вот здесь он собирается сделать надрезы, сообщил докладчик. Ему уже приходилось делать это раньше – пять раз в Румынии и дважды на Украине. За исключением одного случая, чувствительность лицевых нервов восстанавливалась при этом поразительно быстро. Таким образом можно провести подтяжку лица, используя вдвое меньше разрезов, чем обычно. Это все звучало так, словно не было никаких причин для беспокойства.

– Вот смотрите, прямо здесь, в верхней части бакенбардов, удаляется треугольник, подтяжка делается в этом направлении, и все зашивается несколькими швами. Просто и красиво.

– Мы послали описание этой операции в журналы, – добавил заведующий клиникой, показывая четыре европейских и одно американское издание – не из самых авторитетных, но достаточно солидные. – Публикации появятся еще до Рождества. Мы назвали эту методику «Коррекция лица по Станиславу».

Дитлев кивнул. Проведение описанной операции должно принести много денег. У него работают толковые специалисты, суперпрофессиональные мастера скальпеля. Каждый из них получает в десять раз больше, чем коллеги на родине, но не испытывает угрызений совести. То же можно было сказать и о самом Дитлеве: он делает деньги за счет их работы, а они – за счет всех остальных. Чрезвычайно полезная иерархическая система, особенно при условии, что он сам занимает вершину пирамиды.

Однако в данный момент Дитлев был недоволен. Одна неудачная операция из семи – это решительно неприемлемо. Он старался избегать ненужного риска, этому его научил опыт еще в частной школе. Угрозы попасть в неприятную переделку лучше избегать. Поэтому он собирался отвергнуть предложенный проект и уволить заведующего клиникой за то, что тот передал материал для публикации, не получив его санкции. По той же причине Дитлев сейчас вообще не мог думать ни о чем, кроме телефонного разговора с Торстеном.

Тут у него за спиной запищало переговорное устройство. Он повернулся, протянул руку и нажал на кнопку.

– Да, Бригитта, – сказал он.

– К вам направляется ваша жена.

Дитлев посмотрел на собравшихся. С неприятными разговорами придется подождать, а Бригитте поручить, чтобы задержала статьи.

– Скажи Тельме, чтобы никуда не ходила, а подождала меня дома. Я сейчас приду. Совещание закончено.