Клиника и вилла, где жил Дитлев с семьей, располагались в ста метрах друг от друга и были соединены извилистым застекленным переходом – можно было пройти через сад, не замочив ног и при том наслаждаясь видом моря и буковой рощи. Он подсмотрел эту идею в Луизиане; правда, там на стенах еще висели картины.

О чем с ним собирается говорить Тельма, он знал заранее. И предмет разговора был не из тех, которые можно обсуждать при посторонних.

– Я разговаривала с Лиссан Йорт, – вызывающе бросила Тельма. Ее взгляд был полон ненависти.

– Разве ты не должна сейчас находиться в Ольборге у сестры?

– Я не ездила в Ольборг, я была в Гётеборге и отнюдь не с сестрой. Лиссан говорит, что вы пристрелили ее собаку.

– Что ты имеешь в виду, говоря «вы»? Могу сообщить тебе, что в нее попала случайная пуля. Собака была неуправляема и помчалась в самую гущу дичи. Я предупреждал Йорта. А что ты, кстати, делала в Гётеборге?

– Это Торстен застрелил собаку.

– Да, Торстен, и очень сожалеет. Может быть, купить для Лиссан новую собачонку? Все дело в этом? Сейчас же скажи, что ты делала в Гётеборге!

Она нахмурилась. После пяти подтяжек морщины на лбу Тельмы Прам могла вызвать только очень сильная досада.

– Ты подарил мою берлинскую квартиру этому убожеству Саксенхольту. Дитлев, мою квартиру! – Она выразительно ткнула пальцем в сторону мужа. – Это была ваша последняя охота! Понятно?

Он шагнул вперед, заставляя ее попятиться.

– Но ты же ведь никогда не пользовалась этой квартирой. Тебе ни разу не удалось затащить туда твоего любовника. – Он усмехнулся. – Не кажется ли тебе, что скоро ты будешь для него старовата?

Тельма вскинула голову. Она на удивление хорошо справилась с унижением и стойко приняла этот удар.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь. И ты даже не знаешь, с кем я была в Гётеборге. Неужели забыл послать за мной свою ищейку Ольбека? – Она расхохоталась.

Дитлев был ошеломлен. Вопрос застал его врасплох.

– Развод тебе дорого обойдется, – продолжала Тельма. – За ваши странные забавы с Ульриком и остальной компанией придется дорого платить, когда дело дойдет до адвокатов. Ты думаешь, я буду хранить эти секреты бесплатно?

Он улыбнулся – она блефует!

– Понятно, о чем ты сейчас подумал. Считаешь, я не посмею, потому что слишком хорошо при тебе устроилась. Но нет, Дитлев. За эти годы я очень изменилась. Ты мне совершенно безразличен. Мне все равно, если ты сгниешь в тюрьме. Посмотрим, как ты будешь обходиться без своих рабынь из прачечной.

Он смотрел на ее шею, будто выбирая место для удара. Почуяв неладное, она отодвинулась подальше.

Значит, если бить, то сзади.

– Дитлев, ты болен на голову. Я всегда знала. Но раньше это было забавно, а теперь уже нет.

– Ну так найди адвоката! Кто тебе мешает!

На ее лице появилась улыбка Саломеи, просящей у Ирода, чтобы ей поднесли на блюде голову Иоанна Крестителя:

– И чтобы по другую сторону стола сидел Бент Крум? Нет уж, Дитлев, этого я не сделаю. У меня совсем другие планы. Я только жду подходящего случая.

– Ты угрожаешь?

Она запрокинула голову, обнажив беззащитную шею, словно показывая, что не боится его! Она над ним издевается!

– Угрожаю, ты думаешь? – Из ее прически выбилась прядь волос, в глазах вспыхнул огонь. – Не собираюсь даже. Я нашла себе мужчину, и он ждет меня. Свои вещи заберу, когда мне это будет удобно. А ты о нем даже не догадывался. Это зрелый мужчина, Дитлев, вовсе не то, что ты думал. Мальчишка меня не удовлетворит.

– Вот как! И кто же он?

Она криво усмехнулась:

– Франк Хельмонд. Что, не ожидал?

Мысли вертелись спутанным клубком. Кимми. Полицейские, Тельма, а теперь еще и Франк Хельмонд. «Осторожность! – напомнил он себе. – Как следует все взвесить, прежде чем предпринимать какие-то шаги».

Он задумался на секунду – не спуститься ли посмотреть, которые из филиппинских девушек работают в этой смене. Но тут им овладело неприятное чувство: Франк Хельмонд, сказала она. Жалкий политик местного уровня, холоп, существо низшего порядка. Это просто унизительно!

На справочном сайте имелся адрес Хельмонда; впрочем, Дитлев и так его знал. Тот не стесняется выкладывать свои данные на всеобщее обозрение, хотя проживает на вилле, которая ему явно не по средствам, среди людей, которые никогда и не подумают голосовать за его лилипутскую партию.

Подойдя к книжной полке, Дитлев вынул одну из толстых книг. В тайничке под обложкой лежали два пластиковых пакетика с кокаином.

Первая дорожка стерла упорно стоявшее перед глазами лицо Тельмы. Вторая помогла расправить плечи, взглянуть на телефон и забыть о том, что рисковать – не в его привычках. Хотелось только одного – положить конец всей этой ерунде. Так отчего же не воспользоваться самым верным способом? Вдвоем с Ульриком. В темноте.

– Может, я зайду к тебе, посмотрим фильм? – задал он вопрос, как только Ульрик снял трубку.

На другом конце линии послышался довольный вздох.

– Серьезно хочешь? – спросил Ульрик.

– Ты дома один?

– Да. Черт возьми, Дитлев, ты это серьезно?

Ульрик уже возбудился.

Это обещало шикарный вечер.

Этот фильм они видели бессчетное число раз. Без него все было бы не то.

Первый раз они посмотрели «Заводной апельсин», учась в школе-пансионе, еще во втором классе гимназии. Новый учитель, неправильно истолковавший принцип разностороннего культурного развития, показал своему классу этот фильм и еще один, «Если», в котором речь шла о бунте в английской частной школе. Показ был приурочен к теме «Британское кино шестидесятых годов», которую руководство сочло очень близкой для учеников частной школы, следовавшей британской традиции. Однако руководству выбор фильма по здравом размышлении показался крайне неудачным, поэтому новый учитель в учреждении не задержался.

Но сделанного было уже не исправить. Кимми и Кристиан Вольф, который был новичком в ее классе, слишком прямолинейно восприняли идеи фильма и, следуя им, нашли новые пути для удовлетворения своей жажды свободы и мести.

Инициатором стал Кристиан. Он был почти на два года старше, не признавал никаких авторитетов, и весь класс смотрел на него с восхищением. У Кристиана всегда были в кармане большие деньги, хотя это и шло вразрез с внутренними правилами школы. В друзья себе он выбрал Дитлева, Бьярне и Ульрика. У них было много общего: все они одинаково ненавидели школу и не признавали никаких авторитетов. А фильм «Заводной апельсин» еще больше сплотил компанию.

Видеовариант фильма они много раз тайком смотрели в комнате Ульрика. Под впечатлением от увиденного они заключили союз и решили создать такую же банду, как в «Заводном апельсине»: безразличную к окружающему миру, живущую в постоянной погоне за острыми ощущениями и нарушениями общепринятых правил. Отчаянную и безжалостную.

Следующей ступенью стало нападение на мальчика, который застал их за курением анаши. Лишь впоследствии, по инициативе склонного к театральным эффектам Торстена, они стали надевать маски и перчатки.

Накачавшись кокаином, Дитлев и Ульрик сели в машину и помчались во Фреденсборг: оба в темных очках и длинных дешевых пальто, в шляпах и перчатках. Все это было их привычным одноразовым снаряжением, чтобы анонимно повеселиться. Голова казалась холодной и ясной.

– Кого преследуем? – спросил Ульрик, когда они вышли в Хиллерёде и остановились на площади перед шафранно-желтым фасадом кафе «JFK».

– Скоро сам увидишь, – бросил Дитлев, открывая дверь заведения.

Внутри было шумно, как обычно по пятницам, из всех углов неслись громкие голоса. Неплохое местечко для тех, кто любит джаз или хочет отдохнуть вдали от стеснительных правил. Дитлев ненавидел и то и другое.

Франка Хельмонда они обнаружили в самом последнем зале. Толстячок стоял перед баром и яростно жестикулировал, беседуя с другим политиком такого же мелкого пошиба. Лысина его сверкала под люстрой. Для них этот выход в люди был чем-то вроде крестового похода.