— Нет, сэр, — сумел выдавить я.

— Я ненавидел Джона Чанлера, — сказал он. — Он был моим лучшим другом, и как же я его ненавидел!

Мы прибыли в Рэт Портидж на следующее утро под безоблачным сапфировым небом с дующим в спину колючим северным ветром, волновавшим поверхность Лесного озера так, словно невидимая рука гигантского младенца плещет воду в ванной. На волнах качались рыбачьи лодки, рядом с ними с брызгами ныряли гагары, у далекого южного берега я заметил пыхтящий пароход и лысого орла, парящего высоко над его дымящими трубами.

Из толпы выскочил жилистый парень-индеец в куртке из оленьей кожи и бобровой шапке и на ломаном английском предложил за двадцать пять центов отнести наши чемоданы в гостиницу. Его предложение положило начало долгим переговорам. Как многие люди со значительными средствами, Уортроп был прижимистее моллюска. Я видел, как он битый час торговался, чтобы сэкономить пенни на буханке несвежего хлеба. Добавьте к этому его врожденное недоверие к людской честности — он никогда не мог избавиться от подозрения, что его обманывают, — и вот уже самая простая сделка, которая должна бы занять минуту, растягивается на все семьдесят. В конце их долгого торга — предложение, контрпредложение, контрконтрпредложение — и доктор, и носильщик были неудовлетворены исходом, каждый чувствовал, что другой его немножко надул.

Настроение моего хозяина не улучшилось и когда мы заселились в Рассел Хауз. Комната оказалась маленькой, с умывальником, комодом, который, казалось, сколотил слепой, и с одной расшатанной кроватью. Уортропу пришлось арендовать у хозяина раскладушку за дополнительные десять центов в день — он уподобил эту цену разбою на большой дороге.

Мы задержались, только чтобы бросить чемоданы и поесть в накуренной харчевне через дорогу, где мужчины отхаркивали маслянистую табачную слюну в мятые латунные плевательницы и с откровенным подозрением разглядывали нашу непривычную одежду восточного побережья. Потом мы приступили к поискам корреспондента Мюриэл, и задача оказалась гораздо сложнее, чем ожидал доктор.

Служащий гостиницы, который нас заселял:

— Ларуз? Да, я его знаю. Он известный проводник; мало кто знает лесные дебри лучше Ларуза. Я не видел его, пожалуй, больше месяца. Не знаю, куда он ушел, но дайте мне знать, если его отыщите, доктор Уортроп. Он должен мне деньги.

Почтмейстер Рэт Портиджа:

— Да, я знаю Ларуза. Вполне приличный парень, когда не пьянствует беспробудно. Не могу вспомнить, когда я последний раз его видел…

— Он отправил отсюда письмо примерно в конце июля, — сказал монстролог.

— Да, примерно так. Я помню. Он был так пьян, что валился с ног. Сказал, что только что вернулся из леса. Казалось, что он не в себе, не такой, как обычно. Ничего больше не говорил. Если вы не можете его найти, значит, я думаю, он снова в лесу, может, подался к Песчаному озеру. Но он вернется. Он всегда возвращается.

— У него есть семья?

— Ничего такого не слышал. Он возвращается, чтобы пить и играть. Кстати, если увидите его, то передайте, что я не забыл о деньгах, которые он мне должен.

От владельцев магазинов на Мейн-стрит до докеров на пристани, от залов для азартных игр до забитых до отказа дешевых пивных, от контор Компании Гудзонова залива до оглушающе грохочущих лесопилок, задыхающихся от крутящихся в воздухе опилок, — казалось, весь город знал Пьера Ларуза или, по крайней мере, знал о нем, но никто не знал, где он может находиться. Все сходились на том, что он в течение какого-то времени не объявлялся, и казалось, что он всем был что-то должен. По общему мнению, он либо забрал все деньги и вернулся в родной Квебек, либо ушел в леса, скрываясь от разросшихся долгов. Те немногие, кто уверяли, что видели его примерно в то время, когда он отправил письмо Мюриэл Чанлер, приглушенно говорили о нем как о сумасшедшем, который бесцельно бродил по улицам как в дурмане, «со слюной и пеной у рта, как у бешеной собаки», хлопал себя по ушам так, что они начинали кровить, и все время стонал, ныл и бормотал о каком-то голосе, который якобы только он один слышит.

До этого Чанлера вместе с Ларузом видели в самом большом магазине со снаряжением на Мейн-стрит (клерк опознал коллегу Уортропа по его описанию). Чанлер расплатился за припасы — снаряжение, палатку, спальные мешки и тому подобное, — а когда их спросили, что они затевают, Ларуз подмигнул и уклончиво ответил:

— Мы погнаться за Стариком Леса.

Тут клерк хмыкнул и добавил:

— Я понял, в чем дело, и, как и следовало ожидать, следующим его вопросом было, а есть ли у нас серебряные пули! «Зачем тебе серебряные пули?» — спрашиваю я, но сам знаю, почему он просит… А этот Чанлер — не его ли искали пару недель назад? Я вспоминаю, что здесь был целый отряд конной полиции, который разыскивал какую-то большую шишку, пропавшую в лесах.

Выйдя на тротуар, Уортроп огорченно покачал головой:

— Я дурак, Уилл Генри. Первым делом надо было спрашивать в конной полиции.

Мы узнали, куда идти, у мужчины, слонявшегося около кузницы, и побежали через оживленную пыльную улицу, уворачиваясь от лошадей и повозок, на другую сторону, где уже лежали длинные предвечерние тени. Мы перепрыгивали через дымящиеся кучи лошадиного навоза и протиснулись сквозь небольшую группку рудокопов, стоящих перед таверной, они только что пришли в город из своих подземных штолен с лицами, черными, как у актеров в комических представлениях, с поразительно яркими белками глаз, у каждого на поясе был револьвер. Из открытых дверей доносилась немного дребезжащая музыка, легкая и изысканная, расслабляюще радостная; она вдруг была прервана чем-то, что мои настороженные уши восприняли как выстрел, но тут же возобновилась под аккомпанемент хриплого смеха.

Мы нырнули в контору Северо-Западной конной полиции, предшественницы Королевской Канадской конной полиции. Затянутый портупеей молодой сержант в новенькой красной форме поднялся из-за стола.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь, джентльмены?

— Искренне надеюсь, что да, — ответил доктор. — Я ищу американца, доктора Джона Чанлера. Как я понимаю, вам сообщали о его исчезновении.

Сержант кивнул, и его глаза слегка сузились.

— Вы друг доктора Чанлера?

— Да. Его жена попросила меня заняться этим делом.

— Ну что ж, — сказала мужчина, безразлично пожав широкими плечами, — вы вольны этим заняться, мистер…

— Доктор Уортроп.

Глаза полицейского расширились в изумлении.

— Не тот ли Уортроп, охотник за чудовищами?

— Я ученый. Занимаюсь естественной философией аберрантной биологии, — чопорно поправил доктор.

— Правильно, вы охотитесь за чудовищами! Я слышал о вас.

— Не думал, что моя репутация раньше меня доберется так далеко на север, — сухо ответил доктор.

— О, моя мать рассказывала нам, детям, истории о ваших подвигах — и я всегда думал, что она делала это, чтобы мы взялись за ум!

— Ваша мать? Тогда это были не мои подвиги. Она, должно быть, говорила о моем отце.

— Ну, чьи бы они ни были, мы просто обделывались от страха! Но этот Чанлер — он тоже был охотником за чудовищами?

— Его жена вам не сказала?

Мужчина покачал головой.

— Она сказала, что он приехал охотиться на лосей. Он ушел с проводником, а вернулся один проводник.

— Пьер Ларуз.

— Да, так его зовут. Но, насколько я понимаю, он тоже пропал.

— Так что вы не смогли его допросить?

— Мое самое большое желание — чтобы он оказался у меня в руках, доктор Уортроп. Если бы я только знал, куда протянуть руки. Он — ключ ко всей этой загадке, он последним видел человека живым и потом исчезнувшим в никуда и даже не сообщил нам об этом. Мы провели в лесу почти месяц, пытаясь напасть на их след, добрались до самого Песчаного озера и стоянки чукучанов…

— Чукучанов?

— Да. Это люди Джека Фиддлера.

— Фиддлер. Я уже слышал это имя.

— Бьюсь об заклад, что слышали! Он хотя и не доктор философии о чудовищах, но точно так же на них охотится. К тому же он шаман, врачеватель и для дикаря вполне цивилизован. Сносно говорит по-английски. Когда-то работал здесь на пароходах. Делает скрипки — отсюда и имя [5].