— Пусто, давай посмотрим здесь.

Оставалась только одна комната. Брендон очень осторожно приоткрыл дверь, отшатнулся и только потом широко распахнул ее.

Это была хозяйская спальня: кровать в полном беспорядке и тоже никого.

— Где мама? — опять спросила Анна девочку, которая наконец затихла, от нее несло мочой и, похоже, кое-чем еще. — Мамы нет дома, да?

В заднюю дверь вошел офицер, который осматривал сараи во дворе:

— Никого нет, но для подробного осмотра нам нужно больше людей. Тут все в запустении… есть куры, свиньи, коза, но больше из живых никого не заметил.

Брендон пожал плечами:

— Ну и что из этого следует?

Анна отнесла девочку в детскую и усадила ее там на стульчик.

— Ты знаешь, где мама? — снова начала она.

Ответа не было. Анна вздохнула, девочка молчала, точно немая, и перепуганно смотрела на нее широко открытыми глазами.

В дверном проеме показался Брендон. Анна посмотрела на него:

— Как ты думаешь, мне переодеть ее? Она вся мокрая и воняет.

— Я бы не стал, ну а ты как хочешь.

— Давай я тебя переодену.

Девочка молча отшатнулась от нее.

Тут они услышали, как к дому подъехал джип, это был старый «мицубиси» марки «сегун», он грохотал так, как будто был без глушителя. Брендон уже подошел к передней двери, когда из машины выпрыгнула женщина и с громкой бранью побежала к дому:

— Что случилось? Черт возьми, что тут происходит?

Она была высокая и тощая, в джинсах, резиновых сапогах и застиранной футболке, с завязанной на поясе мужской курткой.

Брендон остановил ее у двери:

— Гейл Сикерт? Детектив-инспектор Брендон.

— Да что случилось? — Она попробовала отпихнуть его и позвала: — Тина! Тина!

— Успокойтесь, дорогая. Это ваша малышка?

— Что случилось? А ну, пусти!

Брендон встал в проеме двери:

— С ребенком все в порядке. А вы не волнуйтесь. Нам нужно поговорить.

Анна вынесла девочку.

Гейл разрешили подойти к ней. Она крепко обняла дочь.

— Уроды полицейские, дверь мне сломали. В чем дело?

Брендон вывел офицеров на улицу и попросил их подождать в патрульных машинах.

Гейл переодела Тину и вывела из машины старшую дочь Шерон. Ей было лет семь, похожая на беспризорницу, худенькая, белобрысая, с прилизанными волосами и покрасневшими веками.

— Я поехала забрать ее из школы и отвезти моего Кита к другу, поиграть. Меня и не было-то всего минут двадцать. Вы же не будете докладывать об этом в эту чертову социальную службу, нет?

Анна попросила Брендона подвинуться, Гейл одной рукой начала качать переставшую наконец плакать Тину, а другой прижимала к себе Шерон.

— Гейл, извините, что мы вас так перепугали.

— Да вы просто вломились в дом, у вас никакого права на это не было, ребенок вон весь дрожит. Нет у вас такого права — в дом вламываться.

— Гейл, у нас есть такое право. Мы ищем вашего брата.

— Нет его тут! Я бы его, ненормального, и на порог-то не пустила. Я на вас жаловаться буду!

— Вашего брата разыскивают по подозрению в убийстве.

— А мне-то что? Сколько раз он садился, я уже со счета сбилась, а толку? Посадят — выпустят! Он больной, на всю голову больной. Я уже много лет его не видела, да попробовал бы он сюда сунуться, мой как муху его прихлопнет.

Гейл захлюпала носом. Младшая девочка, Тина, заметив это, снова расплакалась. Общее настроение передалось Шерон, и она, разревевшись, прижалась к матери.

Анна поставила на плиту чайник. Он весь был покрыт слоем жирной грязи, а в раковине валялись немытые тарелки. В кухне было отвратительно.

— Где ваш муж? — спросила она.

Гейл шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной ладони.

— Он ушел, когда я сюда переехала, смылся, гад!

— В смысле, мистер Саммерс?

— Ну да. Я поменяла фамилию на Сикерт, потому что живу сейчас с другим.

— А он где?

— Поехал за кормом для свиней, рано утром. Я младшую никогда еще одну не оставляла, да надо было старшую забрать.

Анна вытряхнула из заварочного чайника засохшие чайные пакетики в переполненное мусорное ведро.

Брендон вместе с другими офицерами тщательно обыскивал дом, но никаких следов Мерфи не было.

— Глухая она, — сказала Гейл, покачивая Тину.

Шерон грызла печенье, сидя на высокой табуретке и молотя пятками по ее перекладине. Анна уселась напротив Гейл, отхлебывая чай из щербатой, замызганной кружки.

— Нам нужно найти вашего брата, — мягко повторила она.

— Ну, не знаю я, где он, да и знать не хочу! Если б знала что, сказала бы, уж вы мне поверьте. По-моему, ему пожизненного мало, да-да, пожизненного, за то, что он с этими бедными женщинами делал, а он, вы говорите, опять за свое. — Гейл глубоко вздохнула. — Ну, раз уж пошел такой разговор… Он как-то и на меня полез. Мы тогда были одни дома с матерью. Да он бы и бабушкой родной не побрезговал. Стоило чуть выпить — сразу зверел. Я его просто видеть не могла, мать не знала, как с ним справиться, а теперь вот — убил женщину, и вы ко мне приехали. Нашли куда! Да я бы его своими руками задушила.

Анна выслушала ее и сказала спокойно и твердо:

— Мы сегодня же починим вам обе двери, Гейл.

— Вот и правильно. А то мой разозлится, когда приедет. Вам бы лучше с ним не встречаться.

— А как по-вашему, куда мог податься ваш брат? Кто может его принять?

— Понятия не имею. Мы бог знает сколько не виделись.

— Никто на ум не приходит?

— Никто. Я ж говорю, мы не виделись с…

Тут она нахмурилась, отставила в сторону чашку и подошла к грязному буфету. Выдвигая и задвигая ящики, Гейл нашла наконец маленькую фотографию:

— Артур, когда в последний раз вышел, заявился к нам вот с этим вонючим пропойцей, они хотели денег, да мой муж их выставил. Еще пригрозил Артуру, мол, пусть не возвращается, а то все мозги ему вышибет. Артур, хоть с женщинами мачо из себя строит, на самом деле трус каких поискать, но в тот раз он притащил с собой вот этого, а у моего Кита тогда был фотоаппарат, одноразовый такой… Даже не помню, как его звали, помню только, что познакомились они в тюрьме, они с Артуром такую ахинею несли, что я велела Шерон уйти к себе в комнату. — Гейл передала снимок Анне. — Помню, он хвастался, как освободился из-под полицейского надзора, потому что в законе была какая-то закавыка, говорил еще что-то про список. Они с Артуром тогда сильно напились. Муж наслушался всякого, да и вышвырнул обоих.

Анна посмотрела на фотографию:

— А сколько прошло лет?

— Два года… или нет, больше, не помню. Тины тогда еще не было, значит, давно.

— Получается, это было не здесь?

— Нет, я жила в другом месте.

— В этом доме он бывал?

Гейл отвернулась и вытерла нос рукавом.

— Слава богу, нет.

— Не припомните, как звали того, кто приехал с вашим братом?

— Нет. Помню только, что говорил он с ньюкаслским акцентом.

Анна сидела с Гейл до тех пор, пока не почувствовала, что можно ехать.

В машине с нетерпением дожидался Брендон. Неодобрительно взглянув на Анну, когда она села рядом, он сказал:

— Надеюсь, что-нибудь нашла. Я вот точно нашел, и знаешь что? Блох! Ну и грязища! На нее надо в социальную службу писать, что такую малышку одну оставляет.

Анна молчала, пока он заводил мотор и выруливал из ворот. Когда они выехали на главную дорогу, к дому свернул открытый грузовик, кузов которого был доверху наполнен свиным кормом.

Вернувшись в участок, они установили по компьютеру, что имя человека на фотографии Вернон Крамер. В 1976 году он получил год по обвинению в мошенничестве. В 1980 году ему было предъявлено обвинение в нанесении телесных повреждений и воровстве. В 1984 году его признали невиновным по делу о трех изнасилованиях. В 1986 году он получил шесть лет за изнасилование и развратные действия в отношении двух четырнадцатилетних девочек. В начале 1990 года он освободился, едва отсидев три года. Через восемь месяцев Крамера посадили на пять лет за похищение тринадцатилетней девочки, которой он угрожал ножом. Этот приговор совпал с заключением Мерфи, оба они отбывали сроки в одной и той же тюрьме.