Внезапно за спиной Нерона выросла гигантская тень. То был чудовищный зверь на четырех лапах, одна из которых сгребла Нерона, прежде чем он успел передать мне то, что сжимал в руках. С содроганием взглянув в морду зверя, я понял, что это Цербер, неумолимый страж, охраняющий вход в царство мертвых. Этого монстра называют псом, но никогда прежде мне не доводилось видеть пса о трех головах, к тому же столь исполинских размеров. Приглядевшись получше, я заметил, что это вовсе не собачьи, а человеческие головы. Цербер превратился в подобие египетских божеств, соединяющих в себе людей и животных. Одна из его голов принадлежала Крассу, который не сводил с меня холодных голубых глаз. Вторая принадлежала Помпею, на губах его играла язвительная усмешка. Третья голова оставалась в тени, и я никак не мог разглядеть, чья она. Я догадывался лишь, что тот, кто находится посередине, повелевает двумя остальными. Иначе и быть не могло. Внезапно трехглавое чудовище заслонил чей-то стройный силуэт. То была Юлия. Она протянула руку и коснулась моего плеча:

— Деций?

…Асклепиод слегка потряс меня, взяв за здоровое плечо. Лицо его расплывалось у меня перед глазами и лишь через несколько мгновений обрело отчетливые очертания.

— Лучше бы на твоем месте была Юлия, — пробормотал я.

— Что?

Обрамленное изящной бородкой лицо Асклепиода выражало тревогу и озабоченность.

— Не ожидал, что ты вернешься так скоро, Деций, — со вздохом произнес он и, обернувшись, сделал кому-то знак подойти. На зов явились два гладиатора, которые подняли меня с носилок с такой легкостью, словно я был малым ребенком, и отнесли в комнату врача. Там слуги Асклепиода, привычные к подобной работе, проворно раздели меня и обмыли рану.

— Снова принялся за старое, да? — проворчал Асклепиод, осматривая мое плечо. — Ну, с этим понятно. А что это за отметины у тебя на лице? Неужели следы человеческих зубов?

— Точнее сказать, это зубы грызуна, не то крысы, не то хорька, принявшего человеческое обличье, — буркнул я.

Мой друг, сосредоточенно ковыряясь в ранах, заставлял меня кусать губы от боли. Ему самому этот процесс, казалось, доставлял удовольствие.

— Что ж, придется тебя заштопать, — заявил он, закончив осмотр. — Обещаю, ты будешь жить и даже с горем пополам сможешь двигаться. Боюсь только, женщины, увидев твой многострадальный нос, будут в ужасе разбегаться. Кстати о женщинах. Кто такая Юлия?

Безмолвные рабы приготовили все необходимое — изогнутые иглы самого зловещего вида, нити из конского волоса и бронзовые щипцы.

— По пути сюда я задремал и видел странные видения, — пробормотал я, отводя взгляд от этих орудий пытки. — Во сне ко мне явилась одна из моих знакомых, по имени Юлия.

— Видно, ты питаешь к ней особо нежные чувства, если предпочел бы ее общество моему даже сейчас, когда тебе необходима врачебная помощь, — усмехнулся Асклепиод. — Говоришь, видел странные видения? Я не большой мастер по части толкования снов, но могу направить тебя к настоящим знатокам.

— То, что я видел, нельзя назвать сном. Просто картины, сменяющие друг друга. Настолько отчетливые, что мне казалось — все это происходит наяву.

Я говорил все это главным образом для того, чтобы отвлечься и не наблюдать за действиями Асклепиода. Не имею привычки пересказывать собственные сны и отнюдь не отношусь к числу тех, кто считает, что все ниспосланные нам видения обладают тайным смыслом. Проснувшись, я, как правило, не помню, что видел во сне, а те обрывки, что сохраняются в моей памяти, скучны и однообразны. Однако при особых обстоятельствах — к их числу относятся раны, кровопотеря и прочие телесные немощи — боги порой посылают мне яркие и причудливые видения.

Я подробно пересказал свой сон Асклепиоду, который слушал, по обыкновению почесывая подбородок и понимающе кивая. Когда я кончил, он вновь взял в руки иглу и пытка продолжилась.

— В том, что во сне ты видел людей, с которыми встречался в последнее время, нет ничего необычного, задумчиво изрек Асклепиод. — Подобный сон никак нельзя счесть дурным предзнаменованием. А вот появление мифического животного — это куда более важно. Быть может, Цербер имеет для римлян какое-то особое значение, не известное нам, грекам?

— Откуда мне знать, — покачал головой я. Все, что я могу сказать о Цербере — он служит Плутону, повелителю подземного мира, который не позволяет душам умерших покидать свое царство, а живым входить туда.

— Да, вы называете этого бога Плутоном. Он чем-то отличается от нашего Аида?

— Главное отличие состоит в том, что Плутон не только бог мертвых, но и бог, дарующий богатство.

— У нас бог, дарующий богатство, тоже зовется Плутон. Его часто путают с Плутусом, сыном богини Деметры, который считается воплощением богатства. Дело в том, что оба этих имени происходят от греческого слова, означающего богатство и…

Асклепиод осекся, потому что я завизжал не хуже Клодия, получившего по яйцам. Увлекшись своей лекцией по мифологии, мой друг вонзил иголку слишком глубоко.

— Ох, прости, — буркнул он.

— Ничего, я готов потерпеть, если это доставляет тебе удовольствие, — съязвил я.

— Да, я всегда увлекался мифологией, — заявил Асклепиод, специально делая вид, будто не понял моей колкости. — Полагаю, смысл твоего видения можно истолковать следующим образом: главной движущей силой всех событий, которые ты расследуешь, является стремление к богатству.

— Стремление к наживе — первопричина почти всех заговоров и политических козней, — возразил я. — Мне более важным представляется то, что во сне моем Цербер имел три головы. Три головы на одном теле — тут явно есть тайное значение.

— Две головы принадлежали Помпею и Крассу, которые в прошлом были твоими врагами. А третью ты не сумел разглядеть?

— Нет. Я лишь понял, что она важнее двух остальных. И что она повелевает ими. Странно, не правда ли? Кто может повелевать Помпеем и Крассом?

— Я так понимаю, это был не Клодий? Хотя он наверняка преследует тебя даже во сне.

Если бы не страх причинить себе боль, я непременно расхохотался бы.

— Нет, этот трусливый подонок Клодий вряд ли годится на роль повелителя.

— Хорошо, пока оставим это. Меня заинтересовал еще этот несчастный юнец, Аппий Клавдий Нерон. Ты говоришь, он хотел что-то передать тебе, пока злобный треглавый зверь не сгреб его лапой?

— Хотелось бы мне знать, что это было, — проронил я.

Проснувшись, я тут же пожалел о том, что сделал это. Причиной моих страданий были не только раны. Минувшим вечером, надеясь заглушить боль и уснуть, я осушил здоровенный кувшин дешевого вина и теперь испытывал жесточайшие муки похмелья.

— Хороша награда за верную службу, — проворчал вошедший в комнату Гермес. — При первой же опасности ты бросил меня на произвол судьбы, оставив мне свою тогу, а сам бросился наутек, точно горный козел.

— Видел бы ты, как я бегаю по ровной дороге! — простонал я. — Ни одна скаковая лошадь за мной не угонится. А если и угонится, то лишь самая быстрая.

— Эти люди могли меня убить, — гнул свою линию Гермес.

Как видно, этот наглый раб считал свою жизнь великой ценностью.

— Да на что ты им сдался? — отрезал я. — Им нужен был я. Хорошо еще, никому из этих мерзавцев не пришло в голову отнять у тебя мою тогу. А тебе не пришло в голову ее продать.

— Высокого же ты обо мне мнения, — надулся Гермес.

— Возможно, я несправедлив. Но сейчас мне так паршиво, что хочется наплевать и на справедливость и человеколюбие. Дай мне только волю и я, пожалуй, вылил бы на какую-нибудь весталку свой ночной горшок.

После завтрака мое самочувствие и настроение несколько улучшились. Я принял своих клиентов и уже собирался отправиться с визитом к Целеру, когда мне сообщили, что какой-то человек желает передать мне послание. Посланником оказался беззубый галл, которого я видел на складе Милона.

— Мой господин хочет встретиться с тобой сегодня в банях, сенатор, — безо всяких предисловий сообщил он.