Цезарь рассчитывал использовать это новшество лишь однажды, однако бои с сетями пришлись зрителям по душе, и они постоянно требовали повторения полюбившегося зрелища. Насколько мне было известно, ныне Статилий Таурас ввел бои с сетями в разряд постоянных состязаний. Разумеется, сторонники традиций, подобные моему отцу, недовольно пожимали плечами, а суровые поборники добродетели вроде Катона утверждали, что подобные фокусы унижают самую идею смертельной гладиаторской битвы.

Раб провел меня в покои, где проживал школьный врачеватель, мой друг Асклепиод, непревзойденный знаток по части смертельных ран. Первые несколько минут мы обменивались приветствиями, к которым Асклепиод, подобно всем грекам, питал особое пристрастие. Потом мы со всей возможной краткостью пересказали друг другу, чем занимались на протяжении последнего года; наконец я перешел к нынешним делам, поведав Асклепиоду об убийстве, случившемся накануне.

— Ох, Деций, как это на тебя похоже! — воскликнул Асклепиод, выслушав мой рассказ. — Всего три дня, как ты вернулся в Рим, и уже оказался впутанным в убийство.

— В два, — поправил я. — Одно совершено, другое, на мою удачу, осталось лишь попыткой.

Я вручил ему сверток со злополучным печеньем.

— Ты можешь узнать, отравлено оно или нет, не скармливая его рабу?

— Помимо рабов, существуют животные, — заметил Асклепиод. — Конечно, собаку сладкое печенье вряд ли соблазнит, а вот свинья сожрет его за милую душу. Но, предупреждаю тебя, на подобные проверки не следует полностью полагаться. Существуют вещества, безвредные для животных, но смертельно опасные для человека.

— Если выяснится, что печенье отравлено, существует какой-нибудь способ узнать, что это за яд? — спросил я.

— Это чрезвычайно трудно, если только в твоем распоряжении нет отравленного этим ядом человека, который описывает свои ощущения. Как ты понимаешь, опыты такого рода находятся под запретом.

— У меня и мысли не было просить о чем-нибудь подобном. Как ты думаешь, тебе разрешат осмотреть тело Капитона? К сожалению, сейчас я не занимаю никакой государственной должности и не могу выдать подобное разрешение сам.

— Думаю, с этим не будет трудностей, ведь все владельцы моргов — мои хорошие знакомые. К тому же, судя по тому, что ты рассказал, в особо тщательном осмотре нет необходимости. Достаточно беглого взгляда. Думаю, я займусь этим уже сегодня вечером.

— Буду тебе очень признателен, — кивнул я.

— Друг мой, Деций, как только ты появляешься в Риме, жизнь сразу становится намного интереснее. Прошу, без стеснения обращайся ко мне всякий раз, когда у тебя есть надобность в моих услугах.

— Я загляну завтра, — пообещал я.

— Если будешь жив, — уточнил Асклепиод.

У моего друга несколько странное чувство юмора, но у греков, как известно, множество причуд.

Я вновь пересек мост и направился к себе домой, в Субуру. Мысль о том, что сегодня не следовало выходить из дома безоружным, приходила мне на ум все чаще. Утром я был настолько поглощен перспективой первого в моей жизни заседания сената, что совершенно позабыл об осторожности. Разумеется, носить оружие в пределах, ограниченных померием, строжайше запрещено, а в курии и подавно, но я не испытываю особого благоговения перед подобными запретами. После очередного покушения на мою жизнь наши римские традиции и обычаи неизменно теряют свою значимость в моих глазах.

Я безоружным шел по узким улицам, где меня могли поджидать приспешники Клодия. Вслед за этой мыслью в голову мне пришла еще одна: действовать посредством яда — явно не в привычках моего врага. Каким бы подонком ни был Клодий, он имеет обыкновение убивать своих противников собственной рукой, предпочитая делать это на глазах у публики.

Но кто еще мог желать моей смерти? В последнее время я никого не оскорбил, никому не причинил вреда. Только безумцы вроде Клодия годами лелеют ненависть, выжидая шанса нанести смертельный удар. Я же, напротив, помирился с большинством своих прежних недоброжелателей, а прочие, судя по всему, благополучно обо мне забыли. Кто же тогда пытался меня отравить?

Добравшись до дома без всяких приключений, я послал за Гермесом. Мой престарелый раб Катон, услыхав это имя, сердито закряхтел:

— Ох, господин, зря ты взял в дом этого паршивого щенка. Помяни мое слово, ничего хорошего из этого не выйдет. Он кончит свои дни приколоченным к кресту, как это бывает с закоренелыми преступниками.

— Вполне вероятно, — согласился я. — Но пока этот печальный день не настал, заставим его приносить хоть какую-то пользу. Позови его.

Гермес явился, сияя самодовольной улыбкой. Мальчишка явно воображал себя героем, достойным наград и восхвалений. Я сильно подозревал, что на самом деле все его подвиги яйца выеденного не стоят. Но рабы воспринимают происходящее совсем не так, как мы, свободные люди. Иногда их самолюбие следует потешить.

— Ну, что ты можешь мне сообщить? — спросил я.

— Как ты и приказал, хозяин, я шел за твоим приятелем от ворот того дома, где вы обедали. По пути ему пришлось пару раз остановиться, чтобы пометать харчи.

— Странно, что Нерона рвало, — удивился я. — Обед был не слишком обильный, и мы повскакали из-за стола прежде, чем успели приступить к вину. Наверное, все дело в том, что юнец впервые в жизни пытался кого-то убить. Пережитое потрясение вызвало у него несварение желудка.

— Ха! — радостно возопил Гермес. — Значит, ты признаешь, что он пытался тебя отравить и ты спасся только благодаря мне?

— Пока что ничего такого я не признаю. Печенье я отдал врачевателю, который проверит, отравлено оно или нет. Говори, что было дальше.

— Он прошел мимо Цирка и направился на Палатин, к большому дому, в котором…

— Все понятно! — нетерпеливо перебил я. — Он отправился к Клодию, сообщить, что попытка убийства оказалась неудачной. Хотел бы я видеть гнусную рожу Клодия, когда тот услышал эту новость.

Гермес самодовольно усмехнулся, в точности так, как делают рабы всякий раз, когда им известно нечто, не известное их хозяевам.

— Нет, господин, он пошел вовсе не к Клодию.

— Так к кому же? Говори, не тяни! — взревел я.

— Он вошел в дом твоего родственника, Метелла Целера.

То, что меня хотел убить Целер, представлялось совершенно неправдоподобным. Мы с ним были в добрых отношениях, с моим отцом его связывала давняя дружба. Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов его жену. Но с тех пор как Клодия в последний раз пыталась отправить меня в царство мертвых, прошло несколько лет, и я льстил себя надеждой, что у нее нет никаких причин предпринимать новые попытки. Хотя нельзя было исключать, что она решила расправиться с врагом своего брата, к которому питала отнюдь не только сестринскую привязанность.

Ломая себе голову над этой загадкой, я готовился к новому дню. На этот раз я не забыл об оружии, спрятав в складках туники кинжал и цестус. Теперь никакой враг не застал бы меня врасплох. В сопровождении Гермеса я вышел из дома и направился к Целеру. Разумеется, я не собирался устраивать ему допрос, выясняя, действовал ли Нерон по его указке. Пока что я не был уверен, что попытка отравления вообще имела место. Выжидать и наблюдать — таков был мой план действий.

Я завернул к цирюльнику, чтобы побриться, и продолжил свой путь на Палатин. У самого подножия холма я увидал процессию хорошо одетых людей, направлявшихся в сторону Форума. Возглавлял процессию Целер, на лице которого застыло угрюмое выражение. Он не удостоил меня даже взглядом, а я счел за благо не привлекать его внимание. Выражение его лица было слишком хорошо знакомо мне по Галлии и не предвещало ничего хорошего. Я смешался с толпой клиентов. Среди участников процессии я заметил и Цезаря, который шествовал со столь же мрачным видом, что и Целер. Увидав в толпе понтифика Сципиона Назику, который стал моим родственником, поскольку был усыновлен представителями нашего семейства, я протолкался к нему.