Подобно Калласу и мерзким призракам она носила белое шерстяное одеяние, такое чистое, что казалось, от него исходило сияние. Он мог бы читать в этом свете древние пер-гаменты! Вместо грязной веревки талию обвивала тонкая золотая цепочка, связанная изящным узлом и свисавшая почти до колен.

Кроме нее, в комнате, похоже, никого не было.

Где же ее призраки?

Он подошел ближе.

Все те же поразительные волосы, ставшие, возможно, еще длиннее. Рыжие, почти красные, как пламя, питаемое магией. Раскинулись по плечам и едва касаются бедер. И глаза, таинственные зеленые глаза, которые скрывают секреты более опасные, чем проклятие, пропитанное жаждой мести.

Бледная гладкая кожа…

Она улыбнулась, показав очень белые зубы.

Эта улыбка… улыбка торжества… подсказавшая, что она перехитрила его и наслаждается сознанием этого.

У него руки чесались выхватить волшебную палочку и принудить ее рухнуть перед ним на колени, подползти ближе и целовать его ноги! Да, ему нравилась эта воображаемая картина! Потом она сбросит белое одеяние и останется голой перед ним, а он…

— Итак, принц, почему, во имя всех демонов зла, которые, несомненно, создали тебя, ты явился сюда? И как меня нашел?

Сердце принца забилось часто и громко. Он не испытывал ничего подобного с тех пор, как она ускользнула от него, эта чертова ведьма, взбешенная известием о его скорой свадьбе с Лилиан. Он пытался удержать ее, пытался объяснить, но она все равно сбежала. Тогда он выл от ярости, бился головой о стену, отчаянно старался забыть ее, но не смог.

— Меня привел Каллас, — беспечно бросил он, не в силах на нее наглядеться-.

— Он никогда бы и близко не подпустил тебя ко мне, да еще в моей священной роще!

Волшебная палочка, теплая и гладкая, прижалась к его руке. Он ощущал, как она слабо пульсирует, согревая его сильнее, чем секунду назад. Придется действовать как можно осторожнее. Не дать ей удушить магию, его магию. Не позволить ей снова низвести его до простой похоти обычного смертного, не имеющего разума, ощущения себя и того, кто и что он есть. Низвести до безумного, страстного желания, единственного желания войти в нее.

— Каллас действительно привел меня, — подтвердил он. — Даже для ведьмы должно служить достаточным доказательством мое появление здесь.

— Ты, должно быть, пригрозил убить его, если откажется вести тебя сюда.

— Нет. Я вызвал зуд во всем его теле.

Брешия молча уставилась на него. Он видел, что она едва удерживается от смеха. Едва, но все же удерживается.

Она медленно сошла с возвышения и ленивой походкой направилась к нему. Белая ткань вилась вокруг ее ног, словно легкий бриз колыхал ее, открывая позолоченные сандалии. Но воздух был каменно-неподвижен. Где все ее жрецы?

Все ее слуги? Те бескровные, висящие над полом призраки с их босыми ногами?

Она остановилась в добрых шести футах от него. Теперь она казалась выше, чем три года назад. Высокой и неумолимо гордой. Надменной. Сознающей собственную силу.

Ничего, скоро он все изменит. А может, она уже боится его. Боится, что теперь, когда он ее нашел, появился в ее священной роще, доказал этим самым, что и ее можно сломить.

Ах, достаточно лишь взглянуть на нее!

Он молча смотрел, как она поднимает левую руку в широком, развевающемся рукаве. В пальцах откуда-то появилась волшебная палочка. Она совсем не была похожа на посохи, принадлежавшие Калласу и остальным друидским жрецам. Эта была элегантной, покрытой тонкой резьбой, совсем как его собственная: не более десяти дюймов в длину, сверкающая камнями, такими старыми, что казалось, до сих пор носили отпечатки пальцев тех богов, которые сбросили их на землю с начала времен.

И все же где остальные жрецы? Почему она решила встретиться с ним одна?

— Ты здесь, принц. Так чего же хочешь?

Он пытался по ее лицу понять, о чем она думает. Ничего. Как всегда, она успела надежно укрыться невидимым щитом. Принц не мог проникнуть за щит, и это бесило его.

Она шагнула ближе и направила палочку прямо ему в грудь.

— Не смей тыкать в меня этим смехотворным прутиком, женщина!

— Прутиком? Ты спесивый мерзавец с черным сердцем!

— Ну какой же я ублюдок, если рожден в священном союзе? А вот ты! Можешь вспомнить хотя бы ближайших предков?

— У меня нет начала и не будет конца.

— Вздор, и ты прекрасно это знаешь! — рассмеялся он. — Ты, как и я, происходишь из достаточно известного племени волшебников, только иного, чем мое. Твоя священная роща, все эти дубы, которые шелестят на ночном ветерке, крепость, которую ты создала своим волшебством… все это для меня ничего не значит. Не более чем эти дурацкие призраки, висящие в воздухе у костров.

— Призраки? Почему ты считаешь их призраками?

— Не издевайся надо мной, женщина! Они совершенно прозрачны!

— А, ты имеешь в виду, что не чувствуешь их присутствия. Как ни противно было сдаваться, принц все же кивнул.

— Да. Они призраки. Их очень трудно почувствовать тем, кто не живет в этой роще. Каллас когда-нибудь тоже станет призраком. И все они живут и дышат, поклоняются богам и выполняют свои обязанности. Но рано или поздно стареют до такой степени, что начинают таять. Последними исчезают ноги. И наконец, они врастают в корни дубов, становясь с ними единым целым. Это древняя, почитаемая гармония.

— Но я слышал, что призраки существуют вечно.

— Да. Они мои люди: бывшие, настоящие и будущие. Мои ближайшие последователи.

— И все твои последователи такие древние? Почти исчезнувшие?

— Нет. Многие живут в лесу. Но самые старые, то есть призраки, чувствуют себя в лесу неуютно. Мерзнут, всего боятся. Им нравится оставаться поближе ко мне, и я зажигаю костры от волшебного пламени. И несмотря на старость, их силы превышают все, что мы способны себе представить. Остальные же мои люди, живущие в лесу, будут прятаться, пока я не скажу им, что опасности нет.

— Похоже, твои последователи так же бестелесны, как созданная тобой крепость.

— Не высмеивай то, чего не понимаешь, принц. Это глупость, которую не могут позволить себе даже волшебники.

— Они поклоняются тебе, Брешия?

— Конечно! Еще бы не поклоняться! Я даю им еду, воду и приют. А также гармонию, порядок и равновесие, с тем чтобы они могли стать кем хотят, без помех и препятствий.

— Эта крепость настоящая или создана специально для моих глаз?

— Она достаточно реальна для тех, кто ее видит.

И поскольку он сам не раз твердил нечто подобное, пришлось спустить ей эту дерзость.

— А когда Каллас начнет таять?

— Примерно через сто лет или около того. Точнее трудно сказать. Потому что я не знаю его истинного возраста.

— А кому будут поклоняться жрецы и скрывающиеся призраки, когда умрешь ты?

— Тут ты прав. И мне когда-нибудь придет конец. Тогда они станут поклоняться моему наследнику.

— А кто твой наследник?

— Я еще очень молода, принц. И пока у меня нет нужды в наследнике.

— Добрая, чистая колдовская кровь для твоего наследника?

Она грациозно наклонила голову, послав копну рыжих волос по плечам. Во имя всех древних сил, кипевших в его жилах, он страстно хотел коснуться этих волос. Наматывать на руку снова и снова, пока ее лицо не будет совсем близко. И тогда он сделает последний виток, чтобы притянуть ее к своей груди.

Он моргнул, пытаясь избавиться от непрошеных образов.

— Да, как ты сказал, добрая, чистая колдовская кровь.

— Тебе понадобится могущественный волшебник, чтобы родить достойного наследника. Укрепить твою ослабленную кровь.

— Мне еще предстоит найти волшебника, достойного слить свою кровь с моей. Волшебники слишком несговорчивы. Негибки. Слишком презирают все, что не совпадает с их верованиями и деяниями. Возможно, я отправлюсь в Испанию. Там, в Карелии, находятся поразительные святилища, скрытые от глаз смертных. Да, именно там я найду испанского колдуна, сила которого будет равна моей. Который не будет пытаться довлеть надо мной. Сделать своей рабыней.