Парень кивнул. Ему наконец-то удалось прикурить, и теперь он нервно вертел зажигалку в пальцах.

— Сын владельца гостиницы, где работала Кёко, мой друг. Он нас и познакомил. Говорил, что добрая, работящая и к тому же красавица. Именно такой она и оказалась.

Сын местного богача и официантка маленькой гостиницы. Вначале Курата, наверное, не воспринимал их отношения серьёзно. Хомма решил обиняком это выяснить. В ответ молодой человек впервые застенчиво рассмеялся:

— Вы правы, сначала я думал лишь немного поразвлечься.

Но со временем его чувства к Кёко переменились.

— Мне захотелось полностью обладать ею, — добавил Курата через некоторое время.

— Ну конечно, такая красавица! Да к тому же не глупа…

— Да… Но дело не только в этом. Красавиц и кроме неё много. Просто, когда я находился рядом с Кёко, у меня появлялось такое чувство, словно я — состоявшийся человек. Я ощущал уверенность в себе. Я знал, что она во мне нуждается. Мне хотелось защитить Кёко. Вы не думайте… я сейчас говорю чистую правду.

Хомме вдруг вспомнился Курисака и то, как он рассказывал про Кёко. На него она оказывала точно такое же действие! Пока они встречались, инициативой в их отношениях обладал Курисака. Несмотря на то, что родители были против их брака, он всё-таки обручился с Кёко. Это случилось потому, что парень этого хотел. Даже когда он узнал о её банкротстве и испугался, он не сразу сказал об этом Кёко, а сперва сам решил выяснить, откуда появилась «ложная информация». Вот ведь дипломат!

Наверное, в Кёко Синдзё есть что-то такое, что вызывает у мужчин желание уберечь её и оградить от невзгод. Эта женщина обладает каким-то хрупким очарованием, которое побуждает окружающих утешать её в несчастье и помогать в нужде.

Вообще, Кадзуя Курисака и Ясуси Курата во многом похожи: оба из благополучных семей, хорошо учились в школе, слушались родителей, дорожили общественным мнением. Внешность у обоих приятная, да и интеллектуальный уровень выше среднего. Но и у этих воспитанных молодых людей в глубине души таится мятежный дух. Только протест свой они выражают не спонтанным насилием, как какие-нибудь хулиганствующие подростки. Эти молодые люди нуждаются в ком-то, кто смягчил бы их ненависть к всесильным и уважаемым родителям, обеспечившим сыновьям счастливое детство и проложившим для них рельсы в счастливое будущее. Они осознают, что в честном соревновании им никогда не обогнать родителей, зато присутствие такой женщины, как Кёко, даёт чувство уверенности. Разве не так?

И Курисака, и Курата понимали, что не в состоянии противостоять родительскому авторитету. Разумом и тот и другой это принимали, но, взрослея и продвигаясь по карьерной лестнице, проложенной всё теми же родителями, каждый из них всё-таки нуждался в женщине, для которой он был бы единственной опорой. Чтобы убедиться в своей состоятельности, они искали объект для покровительства.

Кто, как не Кёко, идеально подошёл бы для этой роли?

Она очень умна! Разбираясь в мужской психологии, она осознанно принимала вид существа, нуждающегося в защите. Зачем рисковать и самой идти на войну, если можно всяческими уловками и кокетством привести в боевое настроение «наёмные войска»? Сравнение не очень хорошее, но всё же. Пусть за неё бьются и воюют, а когда вернутся, ей останется лишь щедро наградить героев.

Если бы Курисака и Курата были нечестными людьми, то Кёко оказалась бы в незавидном положении. Она так навсегда и осталась бы «тайной женой». Помимо неё, у молодых людей были бы настоящие, официальные жёны, а Кёко только этим загубила бы свою молодость.

Но эти двое оказались «благовоспитанными сынками». Тем более что они ещё так молоды. Поэтому и в Кёко они «нуждались» очень по-честному, достойно.

Хотя, возможно, контролировала ситуацию сама Кёко, а вовсе не молодые люди. В двадцать с лишним лет за её хрупкой внешностью скрывалась такая сила воли, которой Курате с его парниковым воспитанием и через сто лет не выработать.

Молодой человек рассказал, что, когда решил познакомить Кёко с родителями и пригласил к себе домой, та сперва наотрез отказалась: «Не забывай, я здесь никто».

И действительно, родители Кураты изо всех сил противились их отношениям. Кёко, разумеется, предвидела это, и специально делала вид, что ни на что не претендует, — так считал Хомма. Мол, тогда парень Курата ещё больше загорится желанием переубедить родителей.

— Кёко сказала, что ей ни к чему от меня таиться, и поведала всю правду о своей семье. То, что я вам сейчас рассказал. Меня потрясли её искренность, чистота. Я почувствовал тогда, что ей вовсе нечего стыдиться. Я сам выбрал эту женщину и не мог ошибаться. Тогда я готов был с убеждённостью доказывать это любому.

Да, и это похоже на то, что говорил Курисака.

Любовь и горячность Кураты заставили родителей сдаться, и вот в июне 1987 года состоялась свадьба.

— Мать была против, стояла до последнего, но отец помог уговорить её. Мне кажется, что в молодости у отца тоже была дорогая ему женщина, значившая для него, то же, что значила для меня Кёко. Но отец смирился с судьбой. Наверное, спустя много лет он всё ещё сожалел об этом. Когда мы с ним беседовали наедине, он не сказал этого прямо, но намекнул: «Жизнь одна, дорожи своим выбором». Меня тронуло, что он поделился этим только со мной, когда мать не слышала.

Тогда молодому человеку было двадцать шесть лет, он был ещё способен на такие детские, невинные чувства.

— Как Кёко и хотела, свадьба была скромной. У неё ведь ни родителей, ни родственников. Потом поехали на четыре дня в свадебное путешествие, на Кюсю…

Курата словно отыскал в душе, где-то на дальней полочке, уже давно забытое чувство: глаза его засветились нежностью, подобрели, взгляд смягчился.

Но среди этих воспоминаний гнездится ядовитое насекомое. Каждый раз, когда парень протягивает руку к дальней полке, оно больно жалит его. Вот и сейчас…

Курата провёл рукой по лицу. Потом уткнулся в ладони и некоторое время так сидел — как школьница, плачущая одна в пустом классе. Наконец он тихо продолжил:

— Вернувшись из путешествия, мы официально зарегистрировали брак. Всего лишь какая-то бумажка, но у меня появилось чувство, что теперь Кёко действительно моя жена, что мы создали новую семью. Я гордился этим.

Однако дальше их ожидал настоящий кошмар.

— Всё-таки некоторые вещи не укладываются у меня в голове, — начал Хомма.

Курата потушил сигарету и устремил взор на собеседника.

— У Кёко-сан долгов нет. Задолжали ведь её родители? Если уж договаривать до конца, виноват её отец. Почему же тогда возврата денег требуют с неё? С юридической точки зрения это незаконно. Разве нельзя было на законных основаниях пресечь взыскание долга с вашей жены? Не будучи поручителем, никто не обязан возмещать долги, даже если связан с должником кровными или семейными узами.

— Да, с юридической точки зрения это, конечно, так, — слабо улыбнулся молодой человек, — только кредиторы ведь тоже не дураки. У них всё продумано и просчитано. Они ни разу не говорили, что Кёко должна возместить долг отца, они только намекали на это.

«Долги-то, конечно, родительские. Но ты же дочь! Хотя бы исходя из нравственных побуждений обязана деньги вернуть. Тем более что ты так удачно вышла замуж…»

— Эти люди требовали, если позвонит отец Кёко, сообщить им, где он находится. Мы отвечали, что ничего не знаем, что всё это нас не касается, но они не отставали. Ходили даже к моим партнёрам, грозили, что из-за долгов, которые оставили родители Кёко, у них тоже будут проблемы. Мы из-за этого даже лишились поддержки одного банка, который с нами раньше сотрудничал.

Так вот откуда у Кураты эта нервозность, проявляющаяся всякий раз, когда речь заходит о Кёко!

— Ну а почему было не объявить о банкротстве? — поинтересовался Хомма. — Я сейчас говорю, конечно, об отце Кёко-сан, а не о ней самой. Разыскать бы его, и пусть бы объявил себя банкротом. За четыре года, наверное, набежали такие проценты, что простому служащему в жизни не выплатить! Суд, я думаю, не сомневался бы и постановил вынести решение о банкротстве.