В каюте места хватало только-только на гардероб, преобразующийся в письменный стол с терминалом, одно сиденье и койку. Патульсий развесил по стенам репродукции с картин, изображавших городские сценки, каких в действительности уже не увидишь. Из динамика приглушенно звучал джаз начала двадцатого столетия — это был единственный род музыки, на котором они с Алият сошлись. Более поздние стили казались ей чересчур абстрактными, а старинные мотивы Ближнего Востока будили дурные воспоминания.

Они лежали бок о бок, ощущая взаимное тепло и легкий аромат пота. Но его страсть всегда угасала довольно быстро. После того он любил понежиться, предаваясь грезам или болтая, после чего погружался в сон или отправлялся освежиться.

Но вот Алият зашевелилась, лягнула воздух, села, обняв колени, и зевнула.

— Интересно, что нынче творится дома?

— Насколько я понимаю, слово «нынче» почти ничего не значит для нас… нынче, — лениво ворочая языком, ответил он. — И чем быстрей и дальше мы улетаем, тем меньше и меньше оно значит.

— Ах, оставь! Почему они не поддерживают с нами связь?

— Сама знаешь. Наш двигатель экранирует их передачи. Она посмотрела на Патульсия — он лежал, закинув руки за голову и устремив взгляд в потолок.

— Ну да, но есть еще эти… как их… нейтрино!

— Эта аппаратура занята.

— Да, — с горечью отозвалась она. — Мы не стоим того, чтобы строить новую. А вот направить на какую-нибудь звезду в миллионе световых лет…

— Ну, не настолько далеко, — улыбнулся он. — Хотя действительно, расстояние довольно устрашающее.

— Плевать! Я в том смысле, что в результате они получат какую-нибудь чушь, которую ввек не разберут. У них ведь и мысли не было, что она предназначена для нас, так ведь?

— И да и нет. Довольно разумно допустить, что сообщения направлены «всем, кого заинтересуют». Всем, кто слушает. Но с какой стати мы решили, что авторы посланий должны мыслить похоже на нас, чтобы мы легко могли расшифровать их коды? Кроме того, они почти наверняка роботы. Весьма возможно, что обнаруженные нами сигналы — маяки, которые призваны лишь приманить туда новых роботов вроде тех, что выслали мы.

— Неужто там никого-никого живого? — поежилась она.

— Сомнительно. Ты разве забыла? Это ведь странные точки Галактики. Черные дыры, сгущающиеся туманности, свободные матрицы — так это называется, что ли? Признаться, современная космология меня тоже ставит в тупик. Словом, условия в тех местах опасные, где-то даже смертельные. В то же время каждый из объектов уникален. Нет никаких сомнений, что все звездоплавающие цивилизации вышлют роботов для их исследования. Вероятно, там-то посланцы всех цивилизаций и встретятся. Следовательно, будет разумно, если оказавшиеся там начнут передавать сообщения, в надежде, что на них откликнется кто-то новенький. Так что в тех местах вероятность встретить следы разума наиболее высока, и лучше всего сфокусировать аппаратуру именно на них.

— Да знаю я, знаю! — вспылила Алият.

— Что же до того, почему мы не принимаем ничего внятного от выславших роботов цивилизаций…

— Да оставь ты! Я хотела получить глоток свежего воздуха, а не лекцию!

Патульсий обернулся к ней. Его одутловатое лицо даже осунулось.

— Прости, моя дорогая. Просто предмет увлек меня.

— И меня бы увлек, не слышь я это в сотый раз. Ты раз за разом твердишь одно и то же. Хоть бы словцо свеженькое услышать!

— И от кого-нибудь свеженького. Правильно? — печально спросил он. — Я тебе наскучил, не так ли? Алият прикусила губу.

— Я просто немного не в себе.

Он не стал напоминать, что она уклонилась от ответа, но голос его зазвучал более резко:

— Ты же знала, что покидаешь круговорот светской жизни.

Она резко кивнула и отрывисто бросила:

— Разумеется. Неужто ты вообразил, будто я не научилась ожиданию еще в Пальмире? Но я вовсе не обязана им наслаждаться. — Спустив ноги с кровати, она встала и взяла висевшую на крючке сорочку. — Что-то не хочется спать. Схожу в камеру снов, расслаблюсь.

Подразумевалось, что он не доставил ей удовлетворения, хоть она и притворялась.

— Ты ходишь туда слишком часто, — садясь, бессильно запротестовал Патульсий.

— Это мое личное дело. — Она натянула сорочку, встретилась с ним глазами и тут же отвела взгляд. — Извини, Гней. Я вела себя как последняя сука. Пожелай мне более доброго настроения завтра, а?

Она наклонилась, потрепав его по заросшей густыми волосами груди и вышла — босиком, как и пришла. Палуба была покрыта мягким, упругим ковром, чем-то напоминавшим траву.

Тускло освещенный в этот час коридор зиял пустотой. Из вентиляционных отверстий доносились ласковые дуновения и шелест. Завернув за угол, она застыла. Странник тоже.

— А, привет! — на американском английском сказала Алият. — Давненько я тебя не видала. — Она улыбнулась. — И куда же ты направляешься?

Чем ближе подбирался «Пифеос» к скорости света, тем более чуждой становилась для него окружающая Вселенная. Больше никто и никогда не разглядывал экраны внешнего обзора. Внутренность корабля будто обратилась в пещерный город — ряд ярко освещенных теплых убежищ. Спастись от ощущения скученности можно было лишь в деле, какое каждый себе находил: в спорте, играх, ремеслах, чтении, музыке, зрелищах, традиционных развлечениях; в псевдожизнях всякого рода, которыми компьютер снабжал каждого, кто к нему подключался.

Назвать условия жизни плохими нельзя было даже с большой натяжкой. Большинство людей на протяжении всей истории человечества сочли бы их просто райскими. И все же, как Ханно однажды заметил, бессмертному год может показаться не дольше месяца. Но это верно — или почти верно — лишь для Реликтов. В самом деле, разве кто-нибудь из современных людей жил достаточно долго? Разве они познали, как выстоять в несладкие времена, особенно во времена, несладкие для души? Не это ли подсознательное сомнение и было сокровенной причиной того, что никто не решился на подобное странствие?

Неудивительно, что любое разнообразие лишь приветствовалось.

Финиция — название предложил Ханно — отнюдь не была точной копией Земли. Роботы-исследователи докладывали об огромном числе схожих черт: почти одинаковые светила, орбиты, массы, химический состав, скорость вращения, спутники — бесчисленное множество факторов, без которых не могла бы зародиться жизнь, подобная земной. Такие планеты действительно можно перечесть по пальцам (правда, в масштабах Галактики для этого потребовались бы сотни рук). И все-таки полного сходства не было ни в чем, а многие черты — пожалуй, даже большинство — были крайне далеки. Отсутствие разумной жизни — лишь наиболее очевидная разница и, пожалуй, наименее важная.

Далее, Финиция была куда менее изучена, чем планета, первоначально намеченная Ханно. Она находилась в ста пятидесяти пяти световых годах от Земли, у края сферы связи. До сих пор туда добрался лишь один посланец, и когда «Пифеос» отправлялся, были приняты данные, собранные за добрую дюжину лет. Финиция была целым миром, не менее разнообразным и загадочным, чем Земля в доисторические времена.

Роботы продолжали исследования. В пути «Пифеос» был не в состоянии принять их сообщения, но, прибыв на место, примет все накопленные сведения. Несомненно, там ждут потрясающие открытия. Наверное, путешественникам придется не меньше года кружиться по орбите, усваивая сведения о планете, прежде чем они впервые спустятся на шлюпке на ее поверхность.

Но почему бы пока не попрактиковаться? Элементарная осмотрительность требует предварительного ознакомления с материалом, пусть и фрагментарным, и зачастую ошибочным. Лучше заранее обрести опыт, хотя бы иллюзорный.

Органы чувств больше не воспринимали гимнастического зала. Над головой раскинулось девственно-голубое небо, и лишь несколько облачков плыли в вышине, как посланцы от проступающих на горизонте заснеженных вершин. Под ногами зеленели стебли, смутно напоминающие траву; ветер качал деревья, донося запахи их смолы и солнца; в воздухе хлопали крылья, а вдали быстро и грациозно скакало стадо каких-то зверей. Страннику вспомнился былой Джексон Хоул; сердце его болезненно сжалось.