Здоровый сон и тарелка овощного супа окончательно привели ее в чувство.

Приняв ванну, она взглянула на себя в зеркало. И что такого Макс нашел в ней? Худая, уставшая. Ничего привлекательного. Она повернулась.

А вот и та самая красная розочка на ягодице, к которой он когда-то прикасался с таким трепетом. Впервые за много лет вид этой татуировки не вызвал у Элизабет ни стыда, ни сожаления.

На глаза ей навернулись слезы, когда Элизабет подумала, что уже не сможет родить Максу ребенка. Она надела махровый халат. Резким движением завязала пояс. Бруди и Энни — ее единственные дети. Доктора давно об этом говорили. Но прекращение месячных было для нее скорее благодатью, чем проклятием. Теперь она может спать с мужчиной, не опасаясь нежелательных последствий.

Ты переспала не с кем-нибудь, а с Максом, напомнила себе Элизабет. Это был единственный человек, от которого она хотела иметь детей. Но ведь она не может родить ему ребенка, как любая другая женщина. А он… теперь он мечтает продолжить род. Было видно, как Макс разочарован тем, что Бруди не его сын.

Убирая волосы в пучок, Элизабет на какое-то время застыла перед зеркалом со шпильками в руке. Она разглядывала свое лицо. Морщинки под глазами. Курносый нос. А что это на щеках: веснушки или пигментные пятна? Да, ей уже тридцать шесть, а не шестнадцать. Печальная вдова.

— С неким обаянием… — добавила она вслух, положив шпильки на полочку и потянувшись за расческой.

— Ты меня звала?

Она не могла не улыбнуться.

— Настало время для беспокойства?

— Нет, но… — Он услышал, как щелкнул замок.

— Можешь войти, — сказала она.

Макс тихо толкнул дверь.

— Одета.

— Почти. Мне жаль, что разочаровала тебя.

Макс взял расческу у нее из рук, усмехаясь ее удивленному выражению в зеркале. Ее лицо в оправе влажных вьющихся волос казалось ему драгоценностью. От теплой ванны ее кожа стала нежнее и прозрачнее. Но самым прекрасным в ней были глаза. Он никогда не устанет в них смотреть.

— С тебя бы картины писать, — сказал он, бережно расчесывая ее густые волосы.

Она спросила в недоумении:

— С такой, какая я сейчас?

— Именно с такой. — Он усмехнулся ее недоверчивому тону и снова провел расческой по волосам. — Никакой косметики. Ты само совершенство.

— Да что во мне особенного?

— Ты самая особенная женщина на свете!

Она пожала плечами.

— Гадкий утенок — он и есть гадкий утенок.

Макс с удовольствием бы отшвырнул расческу и доказал ей, что это не так, долгим поцелуем, но, держа себя в руках, продолжал расчесывать ее волосы.

— Гадкий утенок однажды превращается в прекрасного лебедя.

— Только в сказках. — Печальный взгляд Элизабет болью отозвался в его сердце. — Моя жизнь не похожа на сказку, Макс.

— Мне грустно думать, что она не сложилась так, как ты хотела.

— Я не жалуюсь.

— Ты никогда не жаловалась.

Он положил расческу на полочку. Встретившись глазами с Элизабет в зеркале, он замер, очарованный. Ну и как он теперь вернется на свое ранчо в Аризоне без нее? Отныне, глядя в зеркало, он будет видеть ее лицо, и эти глаза уже никогда не оставят его в покое.

Не отрывая взгляда от отражения, он наклонился и поцеловал ее в шею.

— Скажи, кого ты сейчас видишь в зеркале у себя за спиной? — спросил Макс.

По ее губам пробежала удивленная улыбка.

— Тебя, конечно.

Слегка сжав плечи Элизабет, он развернул ее к себе лицом.

— О ком ты думала сегодня ночью, когда занималась любовью?

— О тебе, — ответила она уже не так уверенно.

— Правда обо мне? — он наклонился ближе. — Или ты хотела, чтобы на моем месте был Джонни?

Сомкнув веки, она энергично замотала головой.

— Конечно, нет. — Открыв глаза, она в упор посмотрела на него. — Ты не Джон.

— Я знаю… Извини.

Она дотронулась до его чисто выбритого подбородка.

— Не надо. Ты не можешь его заменить, да я этого и не хочу.

— А как же прошлая ночь? Ты хотела представить себе…

— Что ты Джон? — закончила за него она, начиная понимать, в чем дело. — О, нет. Я и не думала, что ты так это воспримешь… Когда я шла к тебе в комнату, я хотела быть именно с тобой. Я думала доказать тебе, что нас ничего не связывает, кроме воспоминаний о нашей бурной юности. Я притворилась, что мы с тобой на сеновале у тебя на ферме.

Он наклонился, поцеловал ее в губы и приник лбом к ее лбу.

— Это больше, чем просто воспоминания.

— Разве?

Ее неверие было для него хуже острого ножа в сердце. Она не чувствовала связи между ними, но он-то чувствовал! Как доказать ей свою любовь?

Он отступил на шаг.

— Мы никогда не играли в игры друг с другом. Всегда говорили то, что думали. Я хочу сказать, мы с тобой неважные притворщики. Я считал, что ты вообразила, будто я — Джонни. И занимался с тобой любовью в полной темноте, ругая себя последними словами за то, что пошел на поводу у твоих фантазий.

— Ты делал это ради меня? — Она посмотрела на него глазами, полными слез. — Ты принес в жертву свою гордость ради меня…

— Я бы так не сказал, — произнес он, машинально теребя отвороты ее халата. Ему было не по себе в образе героя.

— Ты не Джон, — повторила она.

— Тема закрыта.

Она взяла его за руки.

— И Джон не был тобой. Ты помнишь, каким он был? — Макс старался не смотреть на нее. — У него был тихий голос, и он был очень застенчивый, особенно когда дело касалось девушек. Он хорохорился только в твоем присутствии и хотел быть похожим на тебя. Но со мной… он был очень нежным, и внимательным, и…

— Я не хочу знать подробности ваших взаимоотношений, — резко оборвал ее Макс.

— Пожалуйста, Макс, выслушай меня. Мне надо, чтобы ты понял.

Он подумал о том, какой еще мужчина в состоянии вынести такую боль, и услышал в голове ответ: влюбленный…

Лайза Джейн продолжала взволнованным голосом:

— У Джона перед глазами был печальный пример его отца. Джон видел, как тот жестоко обращался с матерью, и не хотел быть похожим на отца. Всю жизнь он старался быть другим. Его представления о браке были старомодными. Он во многом был старомоден.

— Из твоих слов можно предположить, что он вел себя так и в спальне, — сказал Макс.

— Особенно в спальне. — Элизабет вздохнула. — Кроме того вечера в доме его матери, он ни разу не прикоснулся ко мне до свадьбы. А потом… только в кровати, только под покровом ночи и только завернувшись в одеяло.

— Прямо… тоска зеленая.

Она встрепенулась.

— Это было вовсе не так тоскливо. Уверяю тебя! Но я рассказываю тебе о Джоне затем, чтобы ты выбросил из головы, будто я думала о нем вчера ночью. Вы такие разные. Как…

— …день и ночь, — подсказал он весело. Она кивнула. — И я не собираюсь ждать ночи, чтобы в кровати… под одеялом… снова заняться с тобой любовью. — Он развязал пояс на ее халате и скользнул руками под ткань, обнимая ее за талию.

— Здесь?.. — Элизабет посмотрела вниз на кафельный пол. — В ванной?..

— Прямо здесь и сейчас.

— Мне кажется, мы не…

— Судить здесь буду я. — Он приспустил халат с ее плеч, и тот упал на пол. — Ты такая красивая, — прошептал Макс, склоняясь головой к ее груди.

Элизабет почувствовала его губы на своем соске, кончик языка касался самого чувствительного места. Ощущение было настолько восхитительным, что у нее перехватило дыхание.

Красивая? Неужели он это сказал? Она гладила его волосы. Он приник губами к другой груди. Элизабет в упоении запрокинула голову. Губы Макса скользили все ниже и ниже по ее телу. Он опустился на колени. Макс ласкал ее с уверенностью мужчины, который точно знает, что нужно женщине. Она чувствовала себя на седьмом небе от его поцелуев.

Элизабет вдруг почувствовала, что Макс встал. Слегка приоткрыв глаза, она потянулась к ремню на его брюках. Пряжка никак не поддавалась, и Элизабет проклинала свои неумелые руки.

— Помедленнее, крошка. — Хохотнув, он поцеловал ее в губы, и она тут же забыла обо всем на свете. Потом он обхватил ее и хрипло выдохнул: — Быстрее!