И действительно, доктор Керим вернулся из тюрьмы. Знаешь, Самара, я никогда не видела, чтобы человек постарел за несколько дней. Он похудел на пятьдесят фунтов и стал совершенно седым. Он отказался рассказывать о том, что было в тюрьме, — так его напугали.

— Доктор Фадиль спас членов моей семьи, но тысячи иракцев погибли, — сердито сказала Майада. — Тысячи ни в чем не повинных людей.

— А доктор Фадиль когда-нибудь просил тебя или твою мать шпионить за людьми? — с любопытством спросила Самара.

— Меня? Никогда. В те дни я была безрассудно смелой. — Майада улыбнулась. — В юности я пыталась бороться с несправедливостью. Каждый раз, когда я слышала о чьей-то трагедии, я звонила доктор Фадилю и не отставала от него, пока он не соглашался вступиться за несчастных. Он понял, что я использую наше знакомство, чтобы помогать другим людям, а не шпионить или вредить им, и потому вел себя осторожно. Он старался никогда не говорить мне ничего по-настоящему важного. Но мать — совсем другое дело.

Как ты знаешь, когда Саддам пришел к власти, иракцам запретили водить дружбу с иностранными дипломатами. Но для Сальвы аль-Хусри сделали исключение. Наверное, она была единственной женщиной в Ираке, которая наслаждалась этой привилегией. Такое случалось нечасто.

Мать была гражданином мира. Она производила на иностранных дипломатов очень приятное впечатление. Она бегло говорила на английском, французском, итальянском и турецком и была прекрасной хозяйкой — могла достойно принять человек пятьдесят гостей, даже если об их прибытии предупреждали всего за час. Саддам и доктор Фадиль восхищались ею и хотели, чтобы она представляла Ирак перед зарубежными гостями.

Доктор Фадиль был уверен, что ничто не может испортить его отношений с моей матерью, поэтому он допустил ошибку, попросив ее писать доносы. Она наотрез отказалась, заявив, что никогда не была шпионкой и не будет. А однажды он захотел поставить в нашем доме «жучок», чтобы прослушивать разговоры иностранных дипломатов, которые бывали у нас в гостях. Мать очень рассердилась, и он быстро перевел разговор на другую тему. Она на многое была готова ради Ирака, но не ради правительства Ирака. Саддам и его окружение считали лестным, что дочь Сати живет в Ираке, которым правит партия «Баас». Они не хотели ее сердить и боялись, что семья Аль-Хусри покинет родную страну. Взаимная договоренность помогла матери совершить доброе дело: она спасла жизнь одной англичанке.

Самара опустила плечи и наклонилась вперед, удивленно спросив:

— Англичанке? Но как?

— О, об этой истории писали газеты многих стран мира. Одного мужчину приговорили к повешению, а женщину посадили в тюрьму.

Самара покачала головой.

— Не помню.

— Конечно, помнишь! В 1989 году арестовали британского журналиста Фарзада Базофта, который работал для журнала «Обсервер». Он готовил статью о взрыве на военном заводе, а его обвинили в шпионаже в пользу Израиля. Его задержали, предъявили обвинение и повесили. Но многие забыли, что в этой истории была замешана ни в чем не повинная женщина.

Судя по глазам Самары, она вспомнила.

— Да, точно! Был большой скандал. О нем писали все газеты.

— Именно. Когда произошел этот инцидент, иракское правительство не сомневалось в том, что Базофт виновен. Но им нечего было предъявить женщине, английской медсестре по имени Дафна Пэриш, которая привезла его к военному заводу. Моя мать была близкой подругой жены посла Великобритании, леди Теренс Кларк. Из беседы с ней она узнала, что Дафна Пэриш не сделала ничего дурного. Английская медсестра, которая долго прожила в Ираке, просто предложила Базофту подвезти его. Мать слышала, что Саддам пришел в бешенство, когда ему доложили об этом деле. Она не сомневалась в том, что Базофта повесят, и боялась, что заодно повесят и женщину. Она позвонила доктору Фадилю и впервые пересказала ему личный разговор с Лиз Кларк. Мама упрашивала его защитить англичанку. Доктор Фадиль поверил матери, и после нескольких встреч, в которых немалую роль сыграли ее беседы с Лиз Кларк, было решено, что Дафну Пэриш посадят в тюрьму, а не казнят. Благодаря этому у Саддама появился повод позже помиловать ее.

Базофта допросили, признали виновным и в 1990 году повесили, а Дафну Пэриш приговорили к пятнадцати годам заключения. В ходе расследования выяснилось, что мисс Пэриш действительно ни в чем не виновна, как утверждала моя мать. Через шесть месяцев, в июле 1990 года, с нее сняли все обвинения и позволили уехать из страны.

Мама была поражена, когда Саддам подарил ей прекрасный двухэтажный дом с видом на Тигр в районе Аль-Суллайха. Она получила его за то, что связалась с правительством и передала информацию, полученную от жены посла Великобритании. Когда мать уезжала из Ирака, она передала мне документы на владение домом. Я решила его продать. Перед заключением сделки агент заговорил о бывших владельцах. Он спросил, знала ли я этих людей. Нет, сказала я, не знала. Тогда он рассказал, что дом принадлежал семье «табаея ирания», которая сгинула в тюремных застенках.

Я поспешила домой, чтобы позвонить матери в Великобританию и объяснить, что произошло с бывшими владельцами дома. Мама не очень религиозна, но она всегда придерживалась высоких моральных и этических принципов. Она с жаром заявила, что не может взять деньги, полученные от продажи подобного подарка. Она попросила меня найти родственников убитой семьи. Я усердно искала, но так никого и не нашла.

Через несколько недель я сказала ей, что поиски были тщетны. Тогда мама велела продать дом и раздать вырученные деньги бедным. Она считала, что души его истинных владельцев оценят наш поступок. Я выполнила ее просьбу и раздала вырученные деньги самым бедным людям, которых знала.

— Прекрасная история, — тихо сказала Самара, взяла Майаду за руку и пожала ее.

— Мы не станем наживаться на чужом горе.

— Расскажи еще о докторе Фадиле. Кажется, Саддам его убил? Или я не права?

— Нет, ты права. Тогда для меня начались тяжелые времена. В 1989 году все изменилось. Мама решила переехать в Англию. Доктора Фадиля перевели из управления разведки во дворец. Он стал советником Саддама. Помню, когда я видела его в последний раз. Он пришел к нам домой, чтобы попрощаться с матерью, рассказывал о новой работе во дворце. По его словам, ему казалось, что он уже на пенсии, потому что на работе ему нечего делать. — Майада посмотрела поверх плеча Самары. — Зная то, что я знаю сейчас, не могу не спросить себя: чего же ему в жизни не хватало?

— Мы никогда не проведаем обо всех его поступках, Майада, добрых или дурных. Но нам известно, что он совершал и хорошие дела. Так ты говоришь, доктор Фадиль пришел попрощаться с твоей матерью…

— Да. Мама была счастлива, что уезжает из Ирака. Это удивляло меня. Но жизнь в стране, где правит Садам, бросала тень на нашу семью. Маме хотелось как можно быстрее переселиться в один из своих любимых городов — Лондон или Бейрут. А я надеялась, что все будет хорошо. Наконец мы развелись с Саламом. Война с Ираном завершилась. Иракцам опять разрешили свободно путешествовать, и я знала, что смогу навестить маму в Англии, если мне этого захочется. Доктор Фадиль по-прежнему занимал высокое положение во дворце. Во всяком случае, я так думала.

Майада села к Самаре поближе, тщательно подбирая слова.

— Однажды доктор Фадиль просто исчез. Я звонила ему домой. В трубке раздавался сигнал «занято». Я продолжала звонить. Несколько дней я не слышала ничего, кроме этого сигнала. Тогда я набрала номер Фатин, его свояченицы. Телефон не отвечал. Ходили слухи, что доктора Фадиля арестовали. Исчезла вся семья, даже красавица жена Джинан и пятеро детей. Как будто сквозь землю провалились. — Майада помолчала. — Больше года я ничего о них не слышала. Затем, в течение нескольких лет, я по кусочкам собирала информацию, чтобы разгадать тайну исчезновения доктора Фадиля.

В июне 1991 года, после первой войны в Заливе, мама купила дом в Аммане. Она пригласила меня приехать вместе с детьми. Мы купили билеты на автобус и поехали.