Я записала номер его телефона, но несколько недель сознательно не встречалась. Он совершенно меня не привлекал. Однако в результате я вышла за него замуж, что было против желания всех его британских друзей. Они говорили, что я на семь лет его старше, у меня нет никакого жизненного опыта и я не умею делать правильный выбор. Они оказались правы, но Джеймс был влюблен. В отличие от меня. Я ценила его, но не любила.
Мать была лаконичной. «Нет никакой романтической любви, – сказала она, что было наивысшей мудростью, выводом, сделанным ею на основе собственного жизненного опыта. – Романтика бывает только в кино».
Джеймс оказался добрым, всегда хотел быть рядом, но не баловал романтическими подарками, то ли потому, что был шотландцем, то ли потому, что был настоящим романтиком, а не подражателем. Поскольку машины у него не было, на свидания забирала его я. Не слишком романтично? Но мне нравилась его чистота и свежесть. Романтика была для кино и не существовала в реальности. Я была вполне готова поверить матери, видя перед собой несколько примеров человеческих взаимоотношений.
Однако не Джеймс оказался моим первым мужчиной. Эта уникальная честь выпала парню из Манчестера, с которым я встречалась до того, как Джеймс официально стал моим женихом. Мы с Брайаном разговорились в очереди в новомодном месте под названием супермаркет. Он воплощал собой всех мужчин, о которых я читала в английских романах: диковатый (в смысле слегка неряшливый), темноволосый, темноглазый (а потому загадочный), веселый и обладающий дружелюбной прямолинейностью, которую я замечала у жителей Манчестера, когда там училась.
Однако Брайан оказался не слишком достоин этого образа. Когда мы легли в постель, он проявил достаточное внимание, когда момент потери мной девственности постепенно приближался. Я ощущала отстранение, будто присутствовала в физическом теле не полностью, а часть меня скрылась в бессознательном. Контролировать это ощущение было невозможно.
Брайан лежал сверху, опираясь на локти и прилагая решительные усилия, чтобы проникнуть в меня. Его напрягшийся член уперся в мою неподатливую тугую плеву. Он застонал – я решила, что от боли. Заниматься со мной сексом явилось для него суровым испытанием? Брайан не пытался успокоить меня добрыми и ласковыми словами. Лицо его было мрачным, целеустремленным, сосредоточенным, и на меня он не смотрел. Я лежала в ожидании следующего хода, как вдруг он с невероятным толчком вошел в меня. Мою девственность уничтожили тупым инструментом, и из-за шока и боли от разрыва плевы я внезапно глубоко вздохнула и расплакалась. Я плакала из-за физической боли и внезапного чувства отчаяния, охватившего меня. Я ощущала себя одинокой и покинутой.
Брайан разозлился при виде моих слез, решив, что так я осуждаю его поведение в постели. «В чем дело, женщина?» – грубо бросил он. Объяснить было сложно. Да, это была разрядка напряжения, физическая боль, но откуда столько эмоциональнойболи?
Объяснение пришло, когда он одевался и кровь тонкой струйкой стекала с моих бедер на простыни. «Я просто хотела, чтобы это сделал муж».
Я думала, что эти слова помогут ему понять мое состояние, но они только ухудшили ситуацию. Мне хотелось, чтобы девственности меня лишили не похотью,а любовью.Но если это было так, почему я выбрала Брайана? Действительно, почему? Когда я захотела увидеть его вновь, он уже поменял адрес.
Моя жизнь продолжалась – теперь уже в качестве женщины. Несмотря на обман Леона и не слишком романтический опыт с Брайаном, всехмужчин я воспринимала с сексуальной точки зрения. Радар, нацеленный на восприятие сексуальной энергии, проецируемой на меня, работал на полную катушку. Именно это чувствовали друзья Джеймса и старались его отговорить.
Мы с Джеймсом решили временно снять дешевую комнату на двоих, чтобы проверить, сможем ли жить вместе. Его сексуальность была простой, легкой, чистой и приятной. Именно это мне тогда и требовалось. Мне нравились его учтивость и честность, его щедрое, нежное сердце. То, что у Джеймса не было денег, казалось даже к лучшему – я полагала, что так они его не испортят. Он нашел работу чертежника-электрика и предпочитал ходить на работу пешком, не позволяя мне его подвозить. Подтянутый Джеймс ступал здоровой, живой походкой, излучая уверенность и подкупающую ясность духа. Из окна квартиры я смотрела, как он уходит прочь, думала, что люблю его, и желала укрепить это чувство. Он действительно этого заслуживал! Стану ли я после свадьбы больше любить тело этого мужчины? Я вспоминала его веснушчатое лицо, рыжие волосы, гладкую кожу, его худощавость, узкие плечи и узкую грудную клетку. Он не слишком подходил мне внешне, но имеет ли это значение? Я не могла четко сформулировать проблему. Мы собирались пожениться.
ПРИМЕРНО шестью месяцами ранее я перестала воспринимать себя католичкой. На последней исповеди я снова рассказала священнику о своих грешных мыслях и, как обычно, собиралась с раскаянием и послушанием принять наказание. На фреске в церкви были изображены крестные муки, фигуры пылающих цветов. Из избитого тела Иисуса вытекала яркая красная краска. Взглянув на все это, я пережила один из тех редких моментов, когда смешное коренным образом меняет трагическое. Я рассмеялась, но смех этот был горьким. Я смеялась над несерьезностью того, что раньше казалось важным: над бесконечным повторением этой жалкой и жестокой истории, над церковью, которая постоянно заставляет людей испытывать чувство вины. Я ощутила такое презрение, что в один безумный момент захотела сделать на алтаре стойку на руках. Однако оно того не стоило. Я выбежала из церкви под солнце, навстречу свету. После этого случая я довольно долго сторонилась всевозможных церквей.
Поэтому свадьба, которую мы сыграли 19 декабря 1970 года, проводилась на заднем дворе в Северном Болвине, неподалеку от Кью, в доме моей подруги Джоан. Джоан в тот день напилась, и толку от нее не было никакого, а потому всеми приготовлениями, включая угощение, занималась я сама. Одеваться пришлось в самые последние минуты. Я выбрала лимонно-желтое платье ради намеренного контраста с белым цветом, который я носила, будучи невестой Иисуса. Происходящее казалось второй моей свадьбой. Вместо вуали я надела воздушную шляпу с широкими полями, которая вполне сошла бы для скачек в Эскоте.
Священник оказался верен своему слову, сказав, что задержится здесь только на десять минут, и обещание сдержал – этого как раз хватило, чтобы провести всю церемонию. Когда он спросил наши адреса, ему не понравилось, что адрес у нас один и тот же. Мы заметили его удивление и недовольство, однако было поздно. Этот свадебный обряд от начала до конца был католической фальшивкой. Джеймс не верил в Бога, но был готов выучить основы брачной церемонии. А я согласилась на такую свадьбу, чтобы порадовать родителей, и они смогли бы рассказать о ней монахиням.
За музыку отвечала моя сестра Берта. Она должна была включить запись «Фанфар» и «Марша» Генделя, когда невеста будет идти по ступеням, отделяющим внутренний двор от сада, после чего окажется перед гостями. Однако когда я появилась на верхней ступеньке, из колонок донеслись лишь скрежет, и Берта бросилась неумело налаживать оборудование. Когда я достигла нижней ступеньки, музыка сменилась тишиной, а потом свечи на самодельном алтаре задуло ветром. Хуже всего было то, что я не успела нормально наложить косметику. Мне пришлось долго ждать, пока освободится ванная комната, так что одна бровь оказалась темнее другой, а губная помада легла неровно.
Вот такой была наша свадьба с Джеймсом. На одном снимке показана группа из нескольких монахинь, пытающихся одобрительно улыбнуться. Если кто-то и смог повеселиться, то только вопреки неудачам и, скорее всего, благодаря моей веселой младшей сестре Терезе, которая прибегла к своему остроумию и смогла превратить чреватый катастрофой фарс в приятное событие.
