Собирать спелые помидоры с энергичной сестрой Энджелой (мы знали друг друга со времен кандидатства) было настоящим удовольствием. Нас опьянял запах листьев, касавшихся одежды. Я снимала помидор с куста, оставляя в центре ножку (эту часть инструкции я помнила!), и у меня в ладони оказывался блестящий красный шар, каждый раз казавшийся настоящим чудом. Теплицы хранили в себе таинственность и теплый солнечный свет.
Наши холщовые сумки были нагружены добычей, и тут возникли первые сложности. «Сестра Энджела, – сказала я, – как ты думаешь, сколько людей сейчас проживает в «Стелла Марис»? Ты знаешь, сколько их в доме заместительницы? А сколько в других домах?» Увы, это она знала не лучше меня, а потому мы сделали приблизительные подсчеты и отправились радовать население монастыря своими подарками. Разумеется, никто от наших помидоров не отказался!
Мы занимались помидорами примерно две недели, после чего узнали, что делаем совсем не то, что от нас требовалось. Об этом глава ордена заявила на всеобщем собрании. Саркастическим тоном она описала общине нашу глупость, закончив следующими словами: «Не было ни причины, ни смысла в том, что они сделали. Раздача помидоров показала полное отсутствие здравого мышления».
Не было ли это затеяно лишь для того, чтобы выставить нас в дурном свете? Я не знала. Сестра Энджела не обратила на происшествие особого внимания – она была живой монахиней, всегда улыбалась, имела доброе сердце и не страдала из-за отсутствия особых интеллектуальных способностей, легко относясь к различным неприятностям и происшествиям. Я же почти отчаялась, мрачно подумав, что в этом ордене смирения единственный способ получить надежную работу сейчас или в будущем (что являлось реальным признаком высокой оценки) – это произвести впечатление на его главу.
Нас с сестрой Энджелой освободили от обязанности собирать помидоры.
ЭТО БЫЛО время Второго Ватиканского собора и восстановления дружественных отношений между церквями.
В январе 1959 года, через три месяца после своего прихода на пост, который он занимал довольно короткое время, Папа Иоанн XXIII созвал Ватиканский собор. Дело оказалось непростым: собор не открывался до октября 1962 года, и даже тогда большая часть работы Папы Иоанна не была закончена, продолжившись после его смерти.
История того, как он расправлялся с махинациями интригующей, кичливой курии, представляет собой захватывающее чтение. Дух Папы Иоанна смог избежать ловушки консервативного мышления. В результате возникло знаменитое ныне движение Aggiornomento;в примерном переводе это означает «модернизация».
Теперь мы изучали библейские исследования англиканской церкви (католики не слишком увлекались Священной книгой после того, как ее напечатал Генрих VIII). За библейские чтения отвечала мать Клэр, и она решительно справлялась с нашим потрясением от новых сведений.
«Конечно же у Иисуса могли быть братья!»
«Понятно, что Он не мог родиться 25 декабря, поскольку в это время года в окрестностях Вифлеема слишком холодно, и овцы не могут оставаться снаружи. Волхвы с Востока, возможно, являются лишь символами, как и их подарки – золото, благовония и мирра».
Нам представляли совершенно невероятные возможности.
«Иисус мог быть внебрачным сыном римского солдата, и потому Иосиф так тревожился относительно того, будет побита камнями обещанная ему жена или нет. Это объясняет, почему Иисус тайно воспитывался ессеями и учился на священника, позже предав их и открыв людям секреты здоровья и другие запретные знания».
Какое потрясающее предположение! Это были свидетельства откровенной смелости, от которой католическая церковь отказалась, когда великий дух Папы Иоанна покинул землю, а его чересчур прыткий преемник умер после тридцати трех дней правления. После этого политики папской курии снова водворяли на место римского папы своих марионеток.
Интересно, что некоторые Спутницы Иисуса проявляли в то время такую же открытость, однако движение вперед замедлилось и в конце концов прекратилось. К примеру, ирландские ВСИ предпочитали строго соблюдать традиции, придерживаясь того, что с незапамятных времен казалось им наиболее подходящим.
Неожиданно мне поручили совершенно иной вид работы. Как-то раз меня остановила в коридоре мать Мэри Джон. «Сестра Карла, та сестра, что обычно готовит комнату священника к завтраку и накрывает на стол после службы, заболела. Не могла бы ты заняться этим, пока она отсутствует?»
Я заметила, что это была просьба, а не приказ, и с радостью согласилась. Меня удивило такое поручение, поскольку я не считала, что обладаю изящными манерами, какие нужны, чтобы прислуживать за столом. Что ж, надо ловить момент, а потому я решительно и даже с некоторой самоуверенностью взялась за дело.
Для этой работы требовалось две женщины: одна сестра на кухне собирала еду на поднос, а другая накрывала на стол. Нашу задачу облегчало то, что каждый день все было одинаковым: одна и та же пища, ножи, посуда, салфетки и последовательность действий. Менялись только цветы в небольшой вазе. Лучшей частью работы был поиск какого-нибудь маленького цветка из пышного сада для украшения стола.
Я носила поднос, и поначалу все шло замечательно, за исключением того, что я оказалась не готова к возможности разговора со священником. На той неделе священник оказался общительным, и ему, должно быть, хотелось познакомиться с новой сестрой. Он завел легкую светскую беседу, что было с его стороны не слишком хорошо, поскольку он должен был знать о правиле молчания, распространяющемся на монахинь третьей категории. Я отвечала вежливо и кратко; так прошла целая неделя. Больная сестра, которую я заменяла, не просила вернуть ее на прежнее место или еще не оправилась, а потому я продолжала работать и во вторую неделю. Священники менялись, но обычно они были сдержанными, вежливыми и непривлекательными.
Тем не менее однажды все рухнуло. Один ирландский священник начал задавать мне вопросы о том, чем я собираюсь сегодня заниматься и почему я в Англии. Такое человечное и дружелюбное обращение привело меня в замешательство, но я и не думала спрашивать совета у наставниц. Однажды утром я не удержалась и рассказала ему старую шутку об автомобиле «Роллс Канардли». Первым пошутил священник, и я решила, что будет вполне уместно рассказать ему что-нибудь в ответ.
«У моего отца был «Роллс Канардли», – сказала я, с удовольствием предвкушая грядущий финал. – Он легко съезжал с горы, но с трудом забирался наверх!» [1]
Хохот священника достиг всех соседних помещений. Глава ордена завтракала в комнате неподалеку, а потому тем же утром мать Мэри Джон вызвала меня к себе. Как обычно, я опустилась на колени и выслушала выговор. В мои обязанности не входило рассказывать анекдоты, заявили мне, и это является серьезным нарушением правила молчания. Таким образом, меня отстраняли от работы официантки.
Я не расстроилась – в любом случае, то веселое утро вряд ли повторится. Проблема состояла в том, что теперь эта работа целиком легла на плечи моей напарницы, а ей одной было сложно проделать все гладко и правильно. Я видела, как она носилась по столовой с ножами и посудой, затем с подносом, полным еды, не имея возможности позавтракать и освобождаясь, когда все уже остыло.
Это продолжалось несколько дней, пока мать Мэри Джон не отозвала меня в сторону и не намекнула, что если я извинюсь, то получу свою работу назад. Что? Сама мысль об этом была настолько абсурдна, что я категорически отказалась. «Нет, спасибо, я не вернусь на эту работу». Если я тогда была недостаточно хороша, то осталась такой и сейчас и то, что другая сестра выбивается из сил, меня не волнует. Возможно, это было какое-то странное испытание, но я от всей души была готова его провалить!
ПРИБЛИЖАЛОСЬ Рождество, а также снежные тучи и уют натопленной комнаты отдыха. В течение шести недель Рождественского поста мы выбирали для себя дополнительные испытания, которые легко придумать, если вы страдаете от холода. Однако для всех нас приготовили единое испытание, согласно которому чай к завтраку подавался холодным. Это уже готовоеиспытание, объяснили нам. Еще хуже оказалось то, что решила за обедом глава ордена: вообще никакого чаяна всем протяжении поста – это именно то, что нам требуется.
