– Рабыня, жалкая рабыня, ты убила его, и теперь ты умрешь. Я постараюсь не улыбнуться, нагла ты испустишь последний вздох, я уйду далеко, где меня никто не заметит, и там буду смеяться, смеяться от радости, что никогда больше не увижу твоего лица. Я ничуть не боюсь твоего призрака – тебя зароют так глубоко, что все твое колдовство умрет вместе с тобой!

Ларен с трудом различала лицо Летты: в спальне Меррика едва коптила лампа. Ларен давно уснула, провалилась в страшную тьму, а скопавший ее ужас и оцепенение, как вдруг услышала над собой голос Летты, низкий, полный злобного торжества. И все же такое пробуждение лучше, чем пустота, темные тени, высосавшие из нее последние силы.

– За все заплатишь, шлюха, заплатишь за все. Ты рабыня, Эрик мог пользоваться тобой, когда угодно, а ты убила его, и теперь Меррик убьет тебя, обязан убить, ведь он – его брат.

– Я не убивала Эрика.

– Ложь! Больше никого не было на той тропе. Только Эрик и ты, никого, кроме вас двоих. Ты рабыня, всего-навсего рабыня. Никто не поверит твоим словам. Люди уже обсуждают, как им поступить с тобой, и, чтобы ты знала, Меррик молчит. Он и не думает заступаться за тебя.

– Я не убивала Эрика, – повторила Ларен, вслушиваясь в дрожащий звук собственного голоса и понимая, что ни один человек не поверит ее словам, ни один.

– Ты долго спала. Сарла, коровища глупая, думала, что так будет лучше, она не хотела, чтобы мужчины убили тебя, когда ты явишься на похороны Эрика, а они бы тебя тут же и прикончили, прямо на месте. Она оставила тебя здесь одну, чтобы ты выспалась, она пытается защитить тебя, но все без толку, скоро ты умрешь и будешь лежать в земле, как Эрик, которого ты убила.

– Сарла – с ней ничего не случилось? Тут Летта ухмыльнулась:

– О да, она чувствует себя замечательно. Она потеряла мужа, который порой наказывал ее за дерзости, и она утратила Мальверн, хоть она еще и не понимает этого. Теперь все принадлежит Меррику, одному только Меррику, а вовсе не этой коровище, бесплодной, точно пятидесятилетняя старуха. Остались только ублюдки Эрика, но Эрик не позаботился узаконить их, ведь он был молод и считал себя бессмертным, он даже Кенну не усыновил. Очень жаль, разумеется, но я от этого только выгадаю, я и Меррик, который теперь владеет всей землей, какую видят его глаза. Да, теперь Мальверн достанется Меррику, мы поженимся, и я стану тут полной хозяйкой, а с тобой и с Сарлой будет покончено, уж я позабочусь об этом.

– Меррик никогда в жизни не выгонит Сарлу из Мальверна.

– Он постарается угодить мне. Я стану его женой, и он будет делать то, что я захочу.

– Зачем ты вошла сюда, Летта? В дверном проеме показался Меррик, одной рукой он отодвинул занавес из медвежьей шкуры.

– Я только проверила, проснулась ли она, мой господин, – ласковым невинным голоском пропела Летта. – Сарла послала меня разбудить Ларен. Странно, что вдова Эрика так печется о рабыне, лишившей ее мужа.

Летта выпрямилась и медленно направилась к Меррику. Остановившись перед ним, она посмотрела ему в глаза, коснулась рукой его плеча:

– Я так сочувствую тебе, Меррик. Сперва умерли родители, а теперь рабыня убила твоего брата. Я хорошо понимаю, каково тебе, потому что я только два года назад потеряла старшую сестру, когда мы обе уже были взрослыми, и я страшно переживала.

– Иди к отцу, Летта.

Она еще раз улыбнулась жениху, похлопала его по руке и вышла.

Меррик подошел к деревянной кровати и внимательно осмотрел Ларен:

– По крайней мере, на этот раз дело обошлось без синяков и ожогов.

Ларен только головой покачала. Слава богам, он не видел ее грудь, на которой остались яркие пятна от жестоких объятий Эрика.

– Все кончено, – произнес Меррик, – брат мой навсегда покинул нас. – Он вновь припомнил, как мужчины несли тело Эрика по крутой горной тропе, сам он держал его за плечи и не мог отвести глаз от разбитой головы, потом женщины умыли погибшего и переодели в лучший наряд. Эрика не вносили в дом, потому что все боялись духа, который может вернуться и причинить им зло. А потом Эрика отнесли на кладбище и осторожно, ногами вперед, опустили в глубокую яму, вырытую рядом с курганом его отца. Вместе с Эриком зарыли его меч, топор, нож, которым он пользовался чаще других, любимую одежду и украшения. До сих пор Меррик испытывал скорее потрясение, чем скорбь, боль придет позднее. Он все пытался понять, насколько же Эрик изменился после смерти родителей, успел ли он восстановить против себя большинство своих людей высокомерием и заносчивостью? Может быть, Эрик уже нажил тайного врага, который и разбил ему голову обломком скалы? Вряд ли. На лице Сарлы Меррик читал лишь растерянность, ни грусти, ни облегчения, а впрочем, поскольку одна щека все еще была багровой от пощечины, которую Эрик дал ей на прощание, понять выражение ее лица было трудно.

Меррик произнес молитвы богам: Одину-Отцу, Тору Рыжебородому, Локи, духу зла, превознося отвагу Эрика в битве и его честь, а потом он воззвал к Сатеру, владыке подземного царства, и поручился, что Эрику не место в его владениях и Сатер не получит своей доли в нем. Он просил богов принять Эрика Харальдссона в небеса, за мостом из радуги, помочь викингу в последнем его походе, даровать ему вечность. Он говорил, а перед глазами у него моталась окровавленная голова брата. Меррик опустил веки, утратив на миг дар речи. Слишком много, слишком много утрат. Родители, старший брат… Должно быть, над ними молитву читал Эрик. Чувствовал ли он тогда, как слезы жгут ему глаза, срывался ли тогда у брата голос, глотал ли он комок в горле, чтобы продолжить молитву, чтобы исполнить все обряды как должно? Внезапно Меррик ощутил прикосновение детской руки и, глянув вниз, увидел опечаленное личико Таби – малыш знал, что с Мерриком случилась беда, только не понимал какая. Меррик нагнулся и подхватил Таби на руки, прижал его к груди. Он целовал теплые щечки малыша, тонкие ручонки обвились вокруг его шеи. Никто не сделал ему замечание, даже Летта и Олаф Торагассон.

Никто не пытался также заговорить с ним о Ларен, но Меррик догадывался, что все ждут его приговора. Люди толковали о Ларен и о ее вине, но Меррик сделался владыкой Мальверна, и только его решение, его приказ имели здесь силу.

Теперь Меррик смотрел прямо на Ларен. Его молчание затянулось, но и Ларен до сих пор не промолвила ни слова. Она прикрыла глаза, а ее руки непроизвольно сжимались в кулаки:

– Я не убивала его, Меррик! Я пнула его в пах и бросилась бежать, я споткнулась, ударилась, потеряла сознание. Поверь мне, я не убивала его!

– Я могу себе представить, как ты распласталась на спине, а Эрик взобрался на тебя, срывал с тебя платье, пытался раздеть и изнасиловать тебя. Я знаю, ты защищалась изо всех сил. Я думаю, ты схватила камень и ударила его по голове, и я не виню тебя за это, Ларен. Но ты поступила глупо, отправившись в одиночку на скалу, и мой брат погиб, потому что пытался овладеть такой женщиной, как ты.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Все уверены, что ты виновна.

– Я не убивала его!

– Ты рабыня, никаких прав у тебя нет. Ты рабыня, а Эрик был знатным человеком, поэтому тебя ждет медленная и мучительная смерть, а казнить тебя должен я.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Я не могу допустить, чтобы сестра Таби погибла. Он не простит мне.

При этих словах Ларен испытала облегчение и скорбь. Сестра Таби – и только?

– Почему ты не веришь мне, Меррик?

– Как я могу поверить тебе? Ты так ничего и не рассказала мне с того дня, когда я помог тебе бежать из Киева, ни о своей семье, ни о родине, ты умалчиваешь обо всем, а если мне и удается что-то проведать, то пополам с загадками и тайнами. А теперь ты хочешь, чтобы я положился на твое слово?

Снаружи донеслись крики. Меррик отрывисто произнес:

– Оставайся здесь! – и быстро вышел из комнаты. Ларен последовала за ним, придерживая на груди разорванную рубаху.