Сердце Меррика отчаянно билось, на миг ему показалось, что он умрет в этот миг высшего торжества. Он хотел выйти из Ларен, он знал, что ей сейчас больно, но ее руки сомкнулись на спине Меррика, и она продолжала удерживать его. Меррик помог Ларен повернуться на бок, заглянул ей в лицо, по-прежнему оставаясь в ней, уже не так глубоко, – он все еще ощущал биение ее сердца и внутренний жар. Меррик поцеловал нежный рот Ларен, провел пальцем по ее бровям, откинул со лба влажную прядь волос.

– Мне жаль, что я причинил тебе боль, – прошептал он, – это все из-за твоей девственности. Мне пришлось порвать пленку.

– Ты сделал это, – отозвалась она. Меррик понимал, что не мог доставить Ларен настоящее наслаждение, разве что самую малость, до того как он так поспешно и глубоко вторгся в нее, потеряв рассудок.

– Ну, вот ты и получила меня, Ларен, однако ты не испытала такого наслаждения, как я, и меня это огорчает. Если ты решила, что это единственная ночь, тогда мне придется заняться тобой вновь, когда ты отдохнешь, и показать тебе, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной.

Ларен ответила не сразу. Она крепко прижималась к Меррику, и, хотя он уже вышел из нее, он по-прежнему оставался совсем рядом. Она коснулась губами его теплого тела и прошептала:

– Я бы не против, только все болит и кровь идет – это не надолго, а, Меррик?

Меррик не ответил, оторвавшись от Ларен, он поднялся и покинул спальню, не заботясь о своей наготе.

Кого это могло интересовать – в зале висел дым и все спали. Меррик прихватил масляную лампу и вернулся к себе.

Поднеся лампу поближе, чтобы осмотреть Ларен, он негромко выругался и приказал:

– Лежи смирно. Надо посмотреть, сильно ли я тебя поранил.

Затем он заглянул Ларен в лицо и заметил не только боль, но и страх. Серо-голубые глаза казались почти что черными при свете лампы, на лбу проступили капельки пота. Меррик произнес – пожалуй, чересчур резко:

– Не смотри так убито. С тобой все будет хорошо. Женщина не погибает от этого, в следующий раз тебе даже понравится.

– Я так хотела этого, я хотела разгадать эту тайну вместе с тобой, и вот теперь я знаю ответ, хотя он – совсем не то, чего я ожидала. Я прекрасно понимаю, что не умру от потери крови, ты бы не дал воли своей страсти, если б боялся прикончить меня. Но мне больно, очень больно, и я не чувствую ничего, кроме удивления и разочарования.

"Она всегда говорит правду”, – припомнил Меррик, на миг онемев. Кровь медленно струилась по ее бедрам, она уже понемногу останавливалась, хотя Ларен не могла этого чувствовать, лужица собиралась на одеяле под ней. Меррик на миг опустил взгляд на самого себя и увидел, что тоже Перепачкался в крови Ларен и собственном семени. Тяжело вздохнув, он произнес:

– Все не так уж страшно. А теперь – молчи.

Ларен почувствовала, как мягкая влажная тряпка проникает внутрь нее, смывая кровь, очищая, затем Меррик с силой прижал ткань к ране.

Ларен отвернулась, не выдержав пристального взгляда Меррика, он вновь возился с ней, стараясь облегчить ее муки. Она не догадывалась, о чем думает Меррик, какие чувства испытывает. Ларен прошептала:

– Когда ты глядел на меня, когда ты до меня дотрагивался – это было так странно. Ты поцеловал меня, и я почувствовала твой язык внутри, у себя во рту, а потом и в других местах, и мне показалось, что какой-то кусочек мира навсегда принадлежит мне и все теперь будет хорошо, – тут она резко вздохнула и попыталась вырваться. Меррик опустил ладонь ей на живот, удерживая Ларен на месте.

– Не двигайся! – приказал он, оборачивая влажную ткань вокруг пальца и проникая внутрь Ларен, чтобы проверить, сильно ли он повредил ей. – Спокойнее, спокойнее, не напрягайся так, попытайся расслабиться. Я скоро закончу.

Ларен лежала молча, словно окаменев, Меррик понимал, что каждым движением причиняет ей боль, хоть он и старался, видят боги, изо всех сил старался обращаться с ней как можно осторожнее. Если б его чертовы пальцы могли сделаться тоньше!

Меррик вытащил палец и с облегчением убедился, что кровотечение прекратилось. Прополоскав тряпку, он сел рядом с Ларен, сложил ткань, прижал ее к пострадавшему месту и остался сидеть, удерживая там влажную ткань. Он поднял глаза – лицо Ларен сильно побледнело, глаза опухли от слез, волосы разметались, упав на лицо.

Она сама хотела его, она отдалась по доброй воле. Он делал, что мог, конечно же, он старался не причинять ей боль, и все же он вошел в нее раньше, чем сумел пробудить в ней ответную страсть. Меррик вновь припомнил, как Ларен вскрикнула, когда он зажал ее рот поцелуем. Боги, боги, заставить женщину пережить подобное… Он содрогнулся при, одном воспоминании и сказал Ларен:

– Ты быстро поправишься. Я больше не трону тебя сегодня ночью. В другой раз, Ларен, завтра или через несколько дней, когда ты будешь вполне здорова.

Ларен открыла глаза и посмотрела на Меррика в упор, не отводя взгляда. Он повторил:

– Извини.

– Почему ты просишь прощения? Я сама попросила тебя сделать со мной все это. Ты поступил как человек добрый и великодушный, ты не совершил ничего постыдного для Мужчины. Мне очень совестно, потому что я лежу без одежды, а я такая костлявая, некрасивая, и знаю, как противно выгляжу, поэтому не хочу, чтобы ты глядел на меня. Пожалуйста, накрой меня чем-нибудь, Меррик!

Меррик накинул одеяло на Ларен, укрыв вместе с ней и свою правую руку, которой он по-прежнему крепко прижимал влажную ткань к свежей ране.

– Ты вовсе не уродлива, – возразил он, – я запрещаю тебе так говорить.

Ларен улыбнулась ему, потянулась к его лицу, но, так и не притронувшись к нему, уронила руку.

Меррик огорчился, что Ларен не приласкала его, что их тела больше не соприкасаются.

– Ну вот, – промолвил он, глядя в сторону, – кровь больше не идет. Тебе еще больно? Она кивнула, тоже отводя глаза.

– К утру все пройдет, – пообещал Меррик, вставая. Он выбросил пропитавшуюся кровью ткань в каменный чан с водой и снова улегся в постель. Молча он притянул к себе Ларен, вынуждая ее прижаться лицом к его плечу.

– Не ворочайся, – попросил он, – мне нравится, когда ты рядом.

– Мне тоже, – отозвалась Ларен, не сумев солгать в эту минуту. На миг руки Меррика сомкнулись на ее спине, но он тут же разжал объятия, и Ларен догадалась, что он вспомнил о ее больной спине, о еще не заживших рубцах. Ларен предпочла бы, чтобы Меррик сильнее прижал ее к себе, пусть даже ей будет больно, но не смогла сказать об этом вслух. Она уткнулась лицом в грудь Меррику, впитывая его запах, кожей ощущая прикосновение его волос, словно пытаясь отведать их вкус.

Теперь Ларен понимала, что жизнь ее изменилась окончательно и безвозвратно. Меррик держал ее в своих объятиях, Меррик проник глубоко внутрь нее, и отныне псе будет по-другому. То, к чему она себя готовила в последние годы, утратило всякое значение. Она могла думать только о Меррике.

А как же Таби? Как же ее маленький брат? Она должна позаботиться о нем. Ларен прикрыла глаза, призывая забытье, но не могла отрешиться от огромного враждебного мира, ожидавшего ее за порогом спальни. Пальцы ее судорожно сжались, и Меррик протяжно вздохнул, оттого что Ларен дернула пучок волос у него на груди.

Сорок серебряных монет и два серебряных браслета. Боги, боги, если б только она могла довериться Меррику, поручить его чести и себя и Таби!

Ночь выдалась холодная, звезды ярко сияли над головой, светил острый серп месяца. Ларен неторопливо возвращалась в большой дом. Ей бы выйти за широкие ворота усадьбы, и идти, идти без оглядки, ведь тут, в доме Меррика, ее ждет неотвратимая беда.

Ларен вздрогнула, припомнив, как Эрик остановил ее поутру, на глазах у собственной жены и множества своих людей. Ухватив ее рукой под подбородок, он заставил Ларен приподнять лицо, его ладонь была грубой, а прикосновение – болезненным. Он произнес:

– Мегот сказала мне, что на одеяле в спальне Меррика остались следы крови, и на тряпке, которая валялась в каменном чане с водой, – тоже. Значит, ты не солгала мне. У тебя в самом деле месячные, а он все-таки попользовался тобой, мой сластолюбивый братец. – Тут он выпустил Ларен и добавил через плечо: