Может быть, в этом и заключался его главный подарок ей, мелькнуло у него в голове. Но он тут же перестал думать, захваченный бурей страсти. Забывая обо всем на свете, Рийс растворялся в ее желании. Наконец, забыв о контроле, он расслышал свой собственный стон удовольствия, эхом заметавшийся по комнате.

Тяжело дыша, Рийс лег рядом с ней, продолжая обнимать ее. Никогда он не сможет насладиться ею до конца. Только с ней он чувствовал себя чем-то целым, единым. Такого с ним прежде не случалось.

Может быть, это любовь?

Как же узнать? Рийс еще ни разу не влюблялся в женщину.

Гоня прочь неуместные мысли, он пробормотал:

— А в Нью-Йорке тебе давно было бы пора вставать.

— Да и здесь уже утро, — прошептала Лорен. — Рийс, не знаю, как тебя благодарить. Ты хотя бы понимаешь, что сделал? Ты исцелил меня. Помог мне стать полноценной женщиной. Я так хочу тебя. С тобой я чувствую себя свободной… и желанной.

На него нахлынули такие эмоции, что, казалось, грудь разорвется. Лорен обладала удивительной способностью простыми словами разрушать все защитные стены его души, словно те были из бумаги.

— Ну что ты. Это я должен благодарить тебя, — проговорил Рийс, понимая, что ставит ее в тупик. — Может быть, вздремнем немного? Тебе завтра еще елку наряжать.

— Да, действительно, — кивнула девушка. — А индейка к Рождеству будет?

— Она уже томится в холодильнике в ожидании своего часа. Хейзел оставила инструкцию по приготовлению страницах на десяти.

— Я отвратительно готовлю индейку, — пробормотала Лорен.

В ее взгляде были только чистота и бесхитростность. Она и словом не обмолвилась о любви, подумал молодой человек. Он освободил ее тело. Но душа осталась по-прежнему закрытой для него. Может быть, она того и добивалась?

— Я задую свечи, — шепнул Рийс и вылез из-под одеяла.

Один за другим гасли Огоньки, и только в камине за решеткой еще сверкали на тлеющих углях искры, словно светлячки в бархатной темноте декабрьской ночи. Рийс лег обратно, обнял Лорен и тут же уснул.

Рождественским утром Лорен проснулась поздно. Несколько минут лежала неподвижно, прислушиваясь к шуму с первого этажа, где уже хозяйничал Рийс. Среди ночи они занимались любовью в полной тишине, предугадывая желания друг друга так, как еще пару дней назад не сумели бы. Он оказался прекрасным любовником, думала она. Щедрым, пылким и внимательным.

Вчера они украсили елку игрушками, которые хранились в семье Рийса еще с его детских лет. Потом напекли пирогов с изюмом и приготовили курицу с соусом карри. А к полуночи отправились на праздничную службу в старинную деревенскую церковь, толстые каменные стены которой дышали историей.

Скрипнула ступенька. Рийс вошел в комнату в одних джинсах и с подносом в руках.

— Завтрак, пожалуйста, — объявил он, смеясь. — Хорошо, что Хейзел не видела, как я готовлю. Она поставила бы мне «двойку».

На подносе стояли две чашки с кофе, блюдечко с клубникой и тарелка со свежеиспеченными круассанами.

— Ух ты! — воскликнула Лорен. — Мужчина, умеющий готовить, большая редкость. Пожалуй, не стоит тебя упускать.

Надеясь, что Рийс не воспринял последнюю фразу превратно, она села, подложив под спину подушку. Не стоит упускать? Она должна улететь домой сразу после Нового года. Относительно дальнейшего развития событий ничего сказано не было. Рийс молчал, а ей не хотелось спрашивать.

Они позавтракали с удовольствием. Потом Лорен надела кремовую шелковую блузку и шерстяную юбку, и они пошли вниз, чтобы заняться рождественской индюшкой. Когда все было готово, Рийс разжег огонь в камине в гостиной, включил гирлянды на елке и магнитофон. Повернувшись к Лорен, он протянул ей плоскую упаковку:

— С Рождеством тебя.

Она быстро развязала ленточку, сняла оберточную бумагу и увидела деревянную рамку, а в ней — фотографию скалистого берега, поросшего кедрами. У самой кромки воды стояла в задумчивости женщина.

— Это же я! — изумилась Лорен.

— Я сфотографировал тебя, после того как мы катались на каяках. Помнишь?

— Прелестный снимок. А рамку сам смастерил?

— Я занимался резьбой по дереву в школе. Я сделал ее из дубового обломка потерпевшего крушение корабля. Его нашли на берегу Мэна.

— Мне очень нравится, — улыбнулась девушка и поцеловала его. — Спасибо, что не купил мне что-нибудь ужасно дорогое и совершенно неподходящее. А теперь открывай мой!

Рийс взял коробку, обернутую в бумагу. Внутри обнаружилась маленькая деревянная скульптура: три блестящих от воды касатки выпрыгивают из пенистой волны. Он долго смотрел на них.

— Мы думали об одном и том же, — наконец сказал Рийс.

— Вообще-то я не собиралась дарить тебе скульптуру. Это было бы нечестно. Но что-то мне подсказало, что касатки должны быть у тебя. — Лорен помолчала. — Понимаешь, то, что произошло в яхт-клубе, забыто. Осталось в прошлом.

На мгновенье у него все поплыло перед глазами.

— Ты хочешь сказать, что прощаешь меня? — с трудом выговорил Рийс.

— Ну конечно.

— Как бы мне хотелось вот так же легко простить себя… за то, что случилось с Клеа.

— О, Рийс! — Она обняла его, ощутив под руками натянутые мышцы плеч. — Я сходила в библиотеку и прочла в старых газетах о том, как все произошло… Ужасная трагедия. Но ты ни в чем не виноват. Точно так же могли убить тебя или кого-то другого. От такой случайности невозможно застраховаться.

Рийс тяжело выдохнул.

— Я понимаю, что ты права. Разумом понимаю. Но меня постоянно преследует мысль: если бы я не оставил ее одну на тротуаре…

— Поэтому ты помчался в Эквадор, да? — вдруг догадалась Лорен. — Чтобы быть как можно ближе к тем, кого похитили? Ты чувствовал свою ответственность за них? Хотел искупить свою вину перед сестрой?

— Наверное, да. Я не анализировал это, но действительно чувствовал, что отвечаю за них.

— Ты хороший человек, Рийс, — сказала Лорен. Если бы она могла исцелить его с той же легкостью, что он ее… Но его раны оказались глубже и серьезнее.

— Я всегда буду хранить твой подарок. Он очень красивый.

— Видимо, наши мысли оказались на одной волне, — улыбнулась Лорен, желая поскорее развеселить его. — Или, скорее, на одном берегу.

— Может быть, выпьем шампанского? Есть копченая форель.

— Хорошо, но при условии, что прогуляемся перед ужином.

— Я покажу тебе округу с вершины холма, потом пройдемся по долине.

Значит, больше не будет разговоров о Клеа.

— Я видела кусок отличного сыра с плесенью на дверце холодильника. С такими большими зелеными пятнами.

— Пожалуй, придется и мне отведать его, — рассмеялся Рийс. — Иначе потом не смогу с тобой целоваться.

В последующие три дня они целовались без остановки. Целовались, занимались любовью, хохотали от души, мыли посуду, гуляли и разговаривали. Дважды ходили в особняк, где Лорен была поражена прекрасной коллекцией предметов искусства, собранной Рийсом, и познакомилась с экономкой Хейзел. Та оказалась очень милой, хотя поначалу смотрела на девушку настороженно.

Лорен чувствовала себя беззаботной, счастливой и нужной, как никогда в жизни. Ей нравилось быть рядом с Рийсом. И он, кажется, чувствовал то же самое и вообще выглядел помолодевшим и веселым.

Только время от времени она ловила на себе его пристальный непроницаемый взгляд. Лорен пообещала себе обязательно спросить его в следующий раз, о чем он думает в такие минуты. Хотя интуиция подсказывала, что ответ может ей не понравиться.

Нет, наверняка ничего серьезного, пыталась успокоить себя она. Ничто теперь не сможет разрушить то счастье, которое окутывало ее днем и ночью.

Через три дня после Рождества Лорен и Рийс сидели в гостиной у камина, а за окнами лило как из ведра. Лорен читала роман, выбранный на одной из многочисленных книжных полок, а Рийс пытался разобраться в последних новостях в газетах, скопившихся за несколько дней.