В тот вечер телефон все же зазвонил, причем трижды. Сэм приглашал ее сходить в кино. Неугомонный весельчак в пурпурном саронге предлагал отправиться с ним в поход. Девушка из института социологических исследований попросила ответить на несколько вопросов. Лорен отказала всем с разной степенью вежливости.

В десять минут восьмого, когда она уже почти перестала надеяться, телефон заверещал опять. Лорен схватила трубку.

— Алло, — выдохнула она.

— Лорен? Это ты?

— Рийс? Ты где?

— В Хитроу. — Она чуть не подпрыгнула от счастья, решив, что он возвращается, но Рийс продолжил: — Ты сегодня смотрела новости по телевизору?

Разумеется, она не смотрела, потому что весь день была поглощена неподатливым листом металла, с которым работала, и удручена внезапной неловкостью своих рук.

— Нет. А что случилось?

— Мне предстоит срочно вылететь в Эквадор. Трое моих сотрудников захвачены в качестве заложников. Я нанял профессионалов для переговоров с террористами, чтобы те договорились о сумме выкупа, но мне тоже нужно быть там. Прежде всего, чтобы морально поддержать ребят. Им будет легче переносить тяготы плена, если они узнают, что я приехал. К тому же я собираюсь принять участие в переговорах.

Его голос звучал ровно, словно его не переполняли эмоции.

— Сколько времени это займет? — спросила Лорен, тоже стараясь придать тону спокойствие.

— Понятия не имею. Иногда такие ситуации разрешаются очень быстро. Иногда длятся неделями… Я хотел позвонить тебе раньше, но мы с Греем работали не покладая рук, чтобы сделка не сорвалась, у меня просто не оставалось сил. Прости меня. Знаю, я обещал вернуться. Но пойми, я никогда не прощу себе, если не поеду туда и не разберусь во всем сам.

Он ведь очень богат. Его самого могут захватить в заложники. В памяти Лорен замелькали газетные истории о террористах и их жертвах. Сердце сжалось от страха.

— Прошу тебя, будь осторожен!

Рийс помолчал.

— Ты волнуешься за меня?

Лорен ответила не сразу.

— Я… безусловно, волнуюсь. Мне не безразлично, что с тобой случится. Я никому не пожелаю оказаться в руках похитителей.

— Ясно, — сухо сказал он. — Не знаю, будет ли у меня возможность звонить оттуда. Даже не представляю, где мне придется там жить. Но обещаю вернуться, как только смогу. Ты уже знаешь, беременна или нет?

— Не беременна.

— Хорошо. Такие сложности нам обоим ни к чему.

— Ну конечно, — вдруг разозлилась девушка. — Ребенок? В твоей четко отрегулированной жизни? Совсем некстати. Действительно — ужасная сложность.

— Успокойся, Лорен.

— Ах, прости, что влезла со своими глупостями, — отрезала она, сжимая пальцами трубку. Что это с ней? Рийс собирается улететь навстречу неизвестным опасностям, чтобы спасти людей, а она набрасывается на него с нелепыми обвинениями. — Извини. Просто навалилось все: спина болит, все время дергаюсь и не могу работать с тех пор, как ты уехал. Почти не сплю. Не хочу, чтобы ты уехал в Эквадор, думая, что я сержусь на тебя.

— Признаюсь, я тоже не сплю. — Его голос стал глубже. — И думать не могу ни о чем, кроме твоей красоты, все представляю, как ты отвечала на мои прикосновения…

— Я буду ждать тебя, — пообещала Лорен. И это было правдой. Хотя слова не могли передать ту бурю эмоций, которая бушевала у нее внутри.

— Мне пора бежать. Самолет ждет. Береги себя. Если не будет возможности позвонить, попрошу кого-нибудь из лондонского офиса связаться с тобой.

— Спасибо… пока, — прошептала она.

В трубке раздались гудки. Лорен оглядела мастерскую, словно попала сюда впервые. Мужчина с пронзительными голубыми глазами изменил ее жизнь, с великим трудом восстановленную после Сэндора. Жизнь, которой она была вполне довольна.

Теперь возврата нет. Прошлое отпустило ее. А будущее оказалось таким туманным и полным неопределенности, что Лорен не удавалось разглядеть там место для себя.

Работа, решила девушка, вот спасение. Стану работать, пока не упаду. Все остальное время буду спать.

Дни проходили, превращались в недели. Ноябрь сменился декабрем. С неизменной пунктуальностью раз в три дня Лорен звонил служащий лондонского офиса, Росс, и рассказывал о ходе переговоров. Сначала они не давали никакого результата, поскольку требования террористов были нереальными. Потом стороны стали делать уступки друг другу. Росс заверил Лорен, что это нормально. Ей не о чем беспокоиться.

Сам Рийс звонил четырежды. Но связь была очень плохой, и Лорен едва различала слова. Голос его звучал устало и подавленно. Он очень волновался за заложников, но не мог согласиться на условия похитителей, так как это поставило бы под угрозу жизни местных жителей. Никогда Лорен не чувствовала себя такой беспомощной и ужасно одинокой. Чтобы отвлечься, она сосредоточилась на работе, не ложась спать до поздней ночи целых две недели. Итогом таких напряженных трудов стала массивная скульптура из стали и дерева, которая по глубине и масштабности замысла превосходила все предыдущие работы Лорен и которая совершенно вымотала ее.

Помимо этого, каждую неделю она звонила Чарли и часто виделась с Сэмом. Он занимался каким-то проектом в Нью-Йорке и всякий раз бывал очень рад посидеть с ней в кафе за чашечкой кофе или сходить в кино. Однажды за ужином в небольшом бистро в районе Гринвич-Вилледж Сэм вдруг заговорил о Клеа. Из его слов стало ясно, что Клеа души не чаяла в брате.

— Рийс был буквально опустошен после ее смерти… Мне кажется, он так и не смог смириться с этой потерей. Честно говоря, я не замечал, чтобы он когда-либо был влюблен в женщин, с которыми встречался. Но после того, как Клеа не стало, Рийс словно превратился в камень. — Сэм рассеянно намазал масло на ломтик хлеба. Его мысли витали где-то далеко. — Какая-то часть меня всегда будет любить ее. Я знаю наверняка, что мы были бы счастливы вместе. Но Клеа умерла. Она никогда не вернется ко мне… Знаешь, я познакомился с одной девушкой. В Бостоне.

— Она мила? — поинтересовалась Лорен.

Сэм улыбнулся:

— Мила. Умна. Восхитительна. И отлично играет в теннис. — Он вдруг помрачнел. — Я пока не осмелился рассказать о ней Рийсу. Боюсь, он решит, что я предал и забыл Клеа. Я никогда не забуду ее, но жизнь продолжается. Мне нужна семья, дети, дом — все, что должно быть у мужчины в моем возрасте, понимаешь?

— Мне кажется, тебе следует поговорить с ним. Когда он вернется.

— Когда это еще будет.

— Думаю, скоро, — вздохнула Лорен.

— Сама заявляешь, что равнодушна к нему, а ведешь себя так, как будто влюблена.

— Глупости! Ты был прав: он заморозил свое сердце. Я не в состоянии отогреть его. Так какой мне смысл влюбляться в него?

— В таком случае вы оба проморгали свое счастье.

— А ты, оказывается, прирожденный романтик.

— Пожалуй, ты права. — Сэм накрутил макароны на вилку. — Я тебе когда-нибудь рассказывал о его домике в Провансе?

Лорен откинулась на спинку стула, приготовившись слушать. Ей нравились истории о Рийсе, о том, каким он был раньше. Все они добавляли штрихи к постепенно проясняющемуся портрету непростого человека, который, как выяснилось, любил своих близких и теперь мучился от воспоминаний, вины и страхов. Лорен сделала бы что угодно, чтобы помочь ему избавиться от них. Ложась в кровать тем вечером, она мысленно бросила в копилку еще два факта о нем: во-первых, он вернул ей чек, во-вторых — не напечатал ни слова об Уоллисе.

Утром Лорен отправилась в библиотеку, разыскала в архиве подшивку газет пятилетней давности и прочитала журналистские отчеты об убийстве Клеа на улице Чикаго. В статьях попадались фотографии, навсегда запечатлевшиеся в памяти Лорен. На одной из них она увидела Рийса, осунувшегося и потерянного, совершенно одинокого среди собравшейся толпы. В груди все сжалось от боли.

Лорен ушла из библиотеки с тяжелым сердцем.

Десять дней подряд девушка работала как одержимая над небольшой бронзовой скульптурой. По духу она напоминала фигуру Девы Марии, скорбящей над телом Христа. Только у Лорен мужчина держал на руках женское тело. Потом, наведя кое-какие справки, она отправила злополучный чек за продажу дома в чикагскую организацию по работе с беспризорными детьми. Когда она увидит Рийса — или если увидит, — обязательно расскажет ему об этом.