— Возвращайся к Каролине, — посоветовала она. — А мне надо домой, немного поспать.

— Да, мне пора возвращаться, но я еще не спросил о тебе. Ты… ты замужем?

— Я помолвлена. — Едва эти слова сорвались с губ, Эмма почувствовала укол вины, потому что за весь вечер ни разу не вспомнила о Риде. Не то чтобы она сделала что-то дурное. Она не прикасалась к Гаррету, не целовала его и вообще не совершила ничего предосудительного. И все же, едва она произнесла «помолвлена», выражение его лица тут же изменилось. Он не перестал улыбаться ей, но… свет в его глазах погас. Эмме даже показалось, что она заметила тень разочарования на его лице.

По пути домой она вынуждена была признать, что обманывает себя. Пусть она не прикасалась к Гаррету, но думала об этом. Пусть она не принимала всерьез слова Гаррета о том, что он чувствовал тогда, но ее сердце колотилось, как у молоденькой девчонки. Возможно, она не сделала ничего дурного, но ее эмоциональная неверность Риду была очевидна.

Когда она, наконец, добралась до дома, то чувствовала себя такой уставшей, что тут же бросилась на постель в надежде заснуть. Но не тут-то было. Мысли о Гаррете и их внезапной встрече не покидали ее.

Это не имело смысла. Он неподходящий мужчина. Рид — подходящий мужчина, и он тот, за которого она собирается замуж. Так почему же она никак не может перестать думать о Гаррете?

Утром, пообещала себе Эмма, она первым делом позвонит Риду. А до тех пор отбросит все мысли о человеке, когда-то разбившем ей сердце.

По крайней мере, попытается.

Гаррет, должно быть, задремал, потому что, когда он открыл глаза, шея и колени затекли от сидения на неудобном больничном стуле. Настенные часы показывали два часа ночи, и… глаза его сестры были открыты.

Мужчина вскочил со стула, позабыв про усталость, и взял Каролину за руку. Он ненавидел больницы. Не знал, что говорить, что делать. Один лишь взгляд на пугающе бледное, печальное лицо сестры — и ему захотелось пристрелить кого-нибудь.

— Гаррет, — невнятно пробормотала она, однако одним этим словом сумела передать облегчение и любовь при виде него.

— Прости, что так и не позвонил тебе, — произнес Гаррет. — Не знаю, почему ты это сделала, сестричка, но я помогу тебе все наладить.

Она слабо покачала головой.

— Ты не можешь. Но… спасибо, что приехал. — Она облизала пересохшие губы. — Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты отдыхала. Мы не станем ни о чем говорить, пока ты не будешь готова. Я пробуду здесь столько, сколько нужно. И не позволю никому давить на тебя, клянусь…

— Гаррет… — Ее пальцы слабо обхватили его запястье. — Я знаю, ты хочешь помочь мне, но ты не можешь. Никто не может. Я совершила нечто… ужасное.

Она уснула прежде, чем успела сказать что-то еще. Мало что могло потрясти Гаррета, но раскаяние и страх в голосе сестры буквально ошеломили его. Взволнованный до крайности, он сидел, пока не пришла медсестра и не выпроводила его в коридор. Он не стал возражать, потому что Каролина явно нуждалась в отдыхе, да и ему самому не помешает немного вздремнуть.

Поместье Китингов располагалось в пяти милях от города. Это был двухэтажный особняк, стоящий на возвышении, с резной террасой и английской лужайкой. Он вырисовывался в лунном свете, словно средневековый готический замок.

Гаррет воспользовался своим ключом, вошел через кухонную дверь и тут же снял туфли, не желая разбудить родителей или кого-то из обслуги. Едва зайдя в гостиную, он сразу же зацепился ногой за ножку стула и вспомнил, как точно так же, будучи подростком, на цыпочках пробирался по дому по ночам.

— Гаррет! — Его отец включил свет у дверей на лестницу.

Гаррет обнял отца, зная, что тот никогда не обнимет его первым.

— Извини. Я не хотел разбудить вас.

— Ты и не разбудил. — Мерит был в пижаме, его седые волосы аккуратно причесаны, глаза усталые, но настороженные. — Мы с твоей матерью не спим, ждем тебя. Надеемся, тебе удалось что-нибудь вытянуть из Каролины.

Наверху у родителей была небольшая гостиная рядом со спальнями. Мать клюнула его в щеку, затем села, поджав под себя ноги, на кушетку у окна.

— Надеюсь, ты поговорил с ней, — начала она без предисловий.

Гаррет опустился в кресло. Он не собирался повторять слова сестры.

— Я пробыл с ней несколько часов, но она спала.

— Я просто не понимаю, как она могла сделать это с нами!

Гаррет и не ждал, что кто-нибудь из родителей спросит, как он поживает, как его дела. Разговор немедленно пошел о них самих.

— Каролина не сделала ничего с вами. Она сделала это с собой.

Мать потерла виски, словно была на грани нервного срыва.

— О том и речь. Все станут судачить, обсуждать нас. Люди могут подумать, что мы повели себя как-то не так, хотя ты знаешь, что мы дали этой девчонке все возможное. Клянусь, Каролина была эгоисткой с самого рождения…

— Мама. Она в беде. Что-то довело ее до крайней степени отчаяния, иначе она никогда бы этого не сделала.

— Ой, я тебя умоляю. — Барбара встала и махнула рукой. — Она испорченная и хочет внимания. Как всегда. Она не думает ни обо мне, ни о твоем отце, ни о нашей репутации в обществе. Она имеет в жизни все, что только можно пожелать, но подумала ли она хоть раз о нас?

Ну вот, он еще не пробыл в родительском доме и десяти минут, а уже испытывает желание пробить кулаком стенку. Именно поэтому он давно уехал из Иствика и ни разу не пожалел об этом.

Однако позже, лежа в постели, он вспомнил, как тяжело ему далось расставание с сестрой. И как больно было оставлять Эмму.

Но теперь, как бы там ни было, он не может просто взять и уехать. До тех пор, пока ее муж не вернется из Китая, и пока Гаррет не убедится, что с ней все в порядке, он останется здесь. А значит, надо найти способ руководить бизнесом отсюда.

Прежде чем он уснул, лицо Эммы снова всплыло в памяти. Ее густые, блестящие волосы, струящиеся по плечам, мягкие губы, такие же чувственные, как и прежде, незабываемые глаза темно-синего, почти фиалкового цвета. Глаза, в которых можно утонуть.

Его поразил тот факт, что Эмма совсем не выглядит как счастливая обрученная женщина.

С первой секунды, когда их глаза встретились, он внезапно вспомнил, как катался с ней по траве. Как срывал поцелуи после футбольных матчей. Как прижимал ее к шкафчику после школы, чувствуя ее грудь на своей груди, делая вид, будто хочет обсудить домашнее задание. Она смущалась и краснела, но потом поднимала на него томный взгляд из-под густых, черных ресниц. Эмма любила заводить его, любила свою власть над ним. Она горячила его кровь сильнее огня.

Но, разрази его гром, если она помолвлена, то как может смотреть на него так же, как когда-то в юности? Так маняще… словно умирая от желания испытать все те чувства снова.

Ты все это выдумал, сказал он себе, потому что смертельно устал и не можешь ясно мыслить. Главное сейчас — хорошенько выспаться, а потом сосредоточиться на том, как помочь сестре.

И не имеет смысла мечтать о женщине, которая уже почти принадлежит другому.

Несколько дней спустя Эмма принимала доставленные картины, когда заметила Гаррета, выходящего из агентства недвижимости, расположенного на противоположной стороне улицы. Он повернул в направлении галереи, возможно, потому, что его машина была припаркована неподалеку.

Увидев ее, он сразу же улыбнулся и ускорил шаг. К тому времени, когда он пересек улицу, у нее возникло странное ощущение, будто он взглядом вбирает ее всю, с ног до головы. Юношей у него всегда был этот сексуальный, оценивающий взгляд, но у подростков всегда лишь одно на уме. Совершенно иное дело, когда на тебя так смотрит зрелый мужчина.

Обычно Эмма придавала большое значение своей внешности, но сегодня был один из ее выходных. Она не только начала утро с работы с детьми, но и собиралась провести день в окружении ящиков, рам и красок в своей мастерской. Волосы у нее были заколоты простой заколкой, губы не накрашены, джинсы старые и потертые, а рубашка слишком широкая. И тем не менее он, похоже, считал, что она выглядит хорошо, если судить по его одобрительному взгляду.