– Ну, так что же из этого правда? – осведомился царь. – Как ты сюда попала?

– Я… меня принес сюда дух, которого я сама вызвала.

– В самом деле? И где же он? Я разослал поисковые Импульсы, но никого не нашел.

– Я думаю, твой демон его уничтожил, – сказала Ашмира.

Изящные брови нахмурились.

– А что это был за дух? Марид?

– Джинн.

– Ну, вот теперь я точно знаю, что ты лжешь! – Царь протянул руку и взял с серебряного блюда Кольцо. – Простой джинн не смог бы обойти всех моих рабов, что караулят внизу. Ты не волшебница. Но тебе явно помогал какой-то волшебник… – Его глаза сузились, взгляд сделался жестким и подозрительным. – И кто же это был? Один из моих?

Ашмира озадаченно нахмурилась.

– Что-что?

– Хирам? Нисрох? Хаба? Послушай, я знаю, что ты кого-то выгораживаешь! – Он махнул рукой в сторону окна. – Семнадцати, что сидят в своих башенках, неймется. Они близки к источнику власти и все же не настолько близки, как им хотелось бы! Кто знает, быть может, они втайне действуют заодно с этой твоей царицей. Быть может, им, как и ей, нужен кто-то юный и доверчивый, горячий и опрометчивый, пылающий искусственно подогретым рвением, – кто-то, кто мог бы нанести мне удар от их имени!

Ашмира пыталась что-то возразить, но царь говорил все громче. Он подался вперед в своем кресле.

– Быть может, ты даже работаешь на них напрямую? Скажи мне, Ашмира., что они предложили тебе за то, что ты проберешься сюда со своим самоубийственным заданием? Любовь? Шелка? Богатства? Отвечай живей, Кольцо уже у меня на пальце! Отвечай! Говори правду, а не то я его поверну!

На миг Ашмира онемела от ярости и смятения, бушевавших у нее в душе. А потом она расхохоталась. Она аккуратно поставила на пол вино, к которому так и не притронулась, и медленно поднялась на ноги.

– Я уже сказала тебе правду! – ответила она. – Поверни Кольцо, и давай покончим с этим!

Царь Соломон скривился.

– Сядь. Я тебя предупреждаю – сядь!

– Нет! – И она сделала шаг в его сторону.

– Что ж, ты не оставляешь мне выбора!

Соломон вскинул левую руку и двумя пальцами правой повернул на мизинце золотой ободок.

Ашмира застыла как вкопанная. Она зажмурилась; кровь стучала у нее в ушах…

Ничего не случилось. Она словно издалека услышала, как царь выругался сквозь зубы.

Ашмира приоткрыла один глаз. Соломон по-прежнему сидел и крутил на пальце Кольцо. Поворот, еще поворот… Но жуткая тварь так и не явилась.

Внезапно тонкий золотой ободок на глазах у Ашмиры обмяк и вытянулся, сделался сероватым и каким-то рыбным на вид. И начал сползать с пальца. Царь Соломон и Ашмира уставились на него, разинув рот.

– Кальмаровое колечко… – выдохнула Ашмира.

– Кто-то подменил… – еле слышным голосом начал Соломон.

– Ага! И похоже, это я!

С этими словами из-за ближайших полок со свитками вышел маленький, полосатый барханный кот. Усы у него искрились, глаза горели, хвост был задран вверх особенно лихо. Судя по всему, кот был необычайно доволен собой. Он прошелся по коврам и остановился напротив.

– «Простой джинн» к вашим услугам! – сказал он, усаживаясь и аккуратно обвивая хвостиком лапки. – Тот самый «простой джинн», – тут он сделал многозначительную паузу и обвел их взглядом для пущей эффектности, – который, пока вы бранились, как торговки на базаре, добыл себе колечко!

Со стороны кажется, будто это было проще простого. Но на самом деле все было чуточку сложнее.

Правда, пробраться в спальню действительно было нетрудно: там не было ни ловушек, ни часовых и Соломон сидел ко мне спиной, когда я заглянул в дверной проем. Прокрасться к полкам у окна тоже было делом пустяковым: они с девчонкой были поглощены своей жаркой дискуссией и вряд ли заметили бы муху, которая скромно пролетела мимо[96].

А вот дальше все пошло сложнее – в основном из-за самой природы Кольца.

Для начала, оно было яркое. Слишком яркое. На первом плане комнату пристойно озаряли несколько мерцающих масляных светильников[97], но на высших планах аура этой крошечной золотой хреновинки высвечивала все добела, как египетское полуденное солнце. Сияние было столь ослепительным, что внутреннему взору было больно. Так что я старался ограничиваться первым планом, а на высшие заглядывал только мельком.

Сама по себе ловкость рук: по-быстрому наложить Иллюзию на кальмаровое колечко и подменить им настоящее Кольцо, что лежало на блюде, – мне тоже, считай, ничего не стоило, по крайней мере теоретически. Воровство для джиннов вторая натура, так было всегда, в основном потому, что это то, чего от нас требуют постоянно[98]. Так что кот просто подкрался к креслу Соломона и дождался, пока один из приступов праведного гнева девицы совпадет с приступом праведного гнева царя. Как только оба закатили глаза и принялись пыхтеть и фыркать, я протянул лапу, в мгновение ока подменил вещицу и торопливо отступил к окну.

И вот тут-то начались настоящие проблемы.

Как же это Кольцо меня терзало!

Разумеется, серебряное блюдо, которому Соломон его доверил, моей сущности тоже на пользу не пошло. Если бы это был какой-нибудь обычный предмет, я бы подумал трижды, прежде чем приблизиться к нему. Но стащить Кольцо Соломона? Ради этого можно и потерпеть немножко. Так что я препоясал свои пушистые чресла и совершил этот подвиг. И только уже отбегая прочь от серебряного блюда, источающего пагубный холод, я сообразил, что само по себе Кольцо, которое я осторожно сжимал в зубах, тоже далеко не витаминка.

Это не было ощущение обжигающего холода, как от серебра (или железа, или других веществ, которые враждебны духам). Это было жарче и, поначалу, не так уж вредоносно. Сперва я ощущал лишь легкое покалывание в своей сущности в том месте, которым я прикасался к Кольцу. Ощущение было странно знакомым – болезненным, но в то же время приятным – и стремительно переросло в острое и настойчивое тяготение. К тому времени как барханный кот шмыгнул в укрытие за полкой, я чувствовал себя так, словно меня раздирали пополам. Я выплюнул Кольцо на пол и озабоченно уставился на него (на первом плане).

Филокрит не солгал. В этом золотом колечке пульсировала яростная мощь Иного Места. Оно было создано как мгновенный портал между двумя измерениями, и даже когда дверь была закрыта, из-под нее все равно тянуло сквознячком. Это тяготение было тем самым, что я испытывал, когда меня освобождали от службы в этом мире. И тогда оно, разумеется, было приятным, потому что тогда я мог ему подчиниться; сейчас же, когда я был прикован к Земле, это оказалось весьма и весьма больно. Хотя я пробыл в контакте с Кольцом всего несколько мгновений, моя сущность уже сейчас была в раздрае, терзаемая силами, которые в нем таились. О том, что случилось бы, если бы я и впрямь его надел, мне и думать не хотелось[99].

Нет нужды вам напоминать, что Соломон носил его целыми днями.

Лица его я не видел, но даже со спины мог сказать, что выглядел он не так, как тогда, на стройке. Например, волосы у него были седые, а руки и кисти зловеще истончились. Я в мгновение ока догадался, чем ему приходится платить.

Я размышлял об этом, пока тихо сидел за полками, растерянно созерцая Кольцо и приходя в себя после соприкосновения с ним. Ну а по другую сторону полок спор тем временем разгорелся в полную силу. Девица с царем довели друг друга до точки кипения. В глубине души я все еще отчасти надеялся, что Большой Сол выйдет из себя, вызовет какого-нибудь ифрита и разнесет девчонку в клочки, так что я смогу бросить Кольцо и спокойно удрать домой. Но надежда была слабая. Судя по всему, по ночам он предпочитал не пускать к себе в спальню ни духов, ни людей. Он полагался на Иллюзии, вроде того чудища со щупальцами, и на свою грозную репутацию.