Опять же, будь девчонка настоящим убийцей, она бы давно сделала антраша, перекувырнулась, на лету сломала бы ему шею, зажав его голову между коленями, и приземлилась на шпагат. Я бы дорого заплатил, чтобы на это полюбоваться! Но вместо этого она только побагровела, раскричалась, а потом решила все бросить и красиво умереть[100].
И вот Соломон мрачно поворачивает Кольцо на пальце.
И внезапно обнаруживает, что Кольцо – не совсем то, чем кажется.
И тут являюсь я, весь такой непринужденный. Немая сцена[101].
Короче, бывали в моей карьере моменты и похуже.
– Привет, Ашмира! – дружески сказал я. – Привет, Соломончик! – Я пригладил усы лапой. – Кто первым очухается, получит приз!
Девушка сдавленно ахнула.
– Я думала, ты погиб!
– Не-а.
– Я думала, тот гигантский демон…
– Это не демон. Это была Иллюзия. Похоже, Соломон по ним большой специалист!
Она негодующе уставилась на царя.
– А ты говорил, что спас меня от него!
– Ну, нельзя же верить на слово первому встречному.
Я подмигнул Соломону. Тот тупо пялился на меня, явно ничего не понимая.
– Вот мы и снова встретились, государь! Правда, в совершенно других обстоятельствах, чем в прошлый раз.
Последовала пауза. Ну, тут его трудно винить: в обличье кота он меня раньше не видел. Плюс, по всей вероятности, до сих пор был в шоке.
Я рассмеялся.
– Ну да, друг мой, это я! Бартимеус Урукский, к твоим услугам!
– Кто-кто?
Кот раздраженно дернул кончиком хвоста.
– Ну, Бартимеус! Урукский! Ты же помнишь?.. О великий Мардук всевышний! – И кот с быстротой мысли превратился в карликового гиппопотама в юбочке. Гиппопотам негодующе подбоченился. – А так помнишь?
Ашмира уставилась на меня.
– Ты что, часто оборачиваешься гиппопотамом?
– Да нет. Довольно редко… Слушай, это долгая история.
Соломон внезапно встрепенулся.
– Я тебя помню! Ты один из джиннов Хабы! – Он грозно уставился на девушку. – Так значит, тебя прислал египтянин…
Я сочувственно покачал головой.
– Ну что ты! Я больше Хабе не раб! Бартимеус Урукский умеет найти способ вырваться даже из самых суровых уз. Теперь ни один волшебник мною не повелевает! Время от времени я…
– Хаба посадил его в бутылку, – перебила девушка. – А я его выпустила. Теперь он мой раб.
– Ну, с формальной точки зрения, – нахмурился я, – может быть, это и правда. Но долго это продолжаться не будет! Я узнал имя, данное тебе при рождении, Ашмира, и это ставит тебя в уязвимое положение! Так что, если хочешь прожить подольше, лучше отпусти меня прямо сейчас!
Девчонка и ухом не повела. Она подступила к Соломону и схватила серебряный кинжал, лежавший у него на коленях. Он даже не попытался ей помешать. Она встала вплотную к креслу и наставила на царя острие кинжала.
– Давай Кольцо, Бартимеус, – коротко сказала она. – Мы уходим.
Я прокашлялся.
– Погоди минутку. Ты что, не слышала, что я сказал? Я знаю твое имя. Я могу отразить любой Оберег, который ты на меня направишь.
– Но ведь ты по-прежнему вынужден мне подчиняться. Где Кольцо?
– Отпусти меня, тогда скажу.
– Чего? Сейчас, размечтался!
Соломон, царь Израиля, сидел в своем кресле, пристально наблюдая за нами. Внезапно он заговорил; как ни хрупок он был на вид, голос его по-прежнему оставался уверенным и властным.
– Бартимеус Урукский, выполнил ли ты поручение, которое я тебе дал?
– Какое еще поручение? – Гиппопотам уставился на него. – А, это, в смысле, разобраться с разбойниками в пустыне? Ну да, выполнил, выполнил, но речь сейчас не об этом. Слушай, Ашмира…
– Расскажи-ка мне об этих разбойниках, – перебил Соломон. – Кто они были? Кто был их предводитель?
– Ну, их послал царь идумеев, который зол на тебя за огромную ежегодную дань, наложенную на его царство. Но, согласись, сейчас не время…
– Дань?! Какую еще дань? Я никогда не требовал с них никакой дани!
– Ну а царь идумеев думает иначе, – ответил я. – Так же, как царица Савская думает, будто ты потребовал с нее ладан. Загадочно. Сдается мне, что кто-то мутит воду у тебя за спиной. Ты уж извини, о великий Соломон, но ты, похоже, не сознаешь, в каком положении находишься. Ты ведь бессилен. Я украл твое Кольцо.
– Поправка: это я его украла, – сказала девушка. – Я – хозяйка джинна.
– Номинально – да, – буркнул гиппопотам. – Но это ненадолго.
– Отдавай Кольцо, Бартимеус!
– Щас! А как насчет моего Отсылания?
– Послушай, Бартимеус, – внезапно вмешался Соломон, – почему бы тебе в самом деле не отдать ей Кольцо?
Мы с девушкой оба заколебались. Прервали свой спор и уставились на него.
Царь Соломон потянулся в своем кресле, взял кусочек копченой скумбрии и сунул его в рот[102]. Надо заметить, что он выглядел далеко не настолько встревоженным, как следовало бы ожидать.
– Отдай ей Кольцо, – повторил он. – Почему бы и нет? Отчего ты колеблешься? Тебе, Ашмира из Савы, следовало бы спросить себя, отчего твой слуга колеблется в столь простой ситуации. Ведь ему, разумеется, следует желать как можно быстрее выполнить свое задание, чтобы ты его отпустила. Не может ли быть так, – продолжал Соломон, по очереди глядя на нас своими усталыми глазами, – что джинн понял насчет Кольца нечто такое, чего ты пока не сознаешь? И не может ли быть так, что он хочет убраться отсюда подальше, прежде чем ты это обнаружишь?
Гиппопотам с шумом выдохнул. Разумеется, он был прав. Я указал передней ногой в сторону ближайших полок со свитками.
– Тебе нужно Кольцо? – вздохнул я. – Оно под полкой, у стены.
Девушка зыркнула на меня глазами.
– Присматривай за Соломоном! – велела она.
Она решительно подошла к полкам, пригнулась.
Последовала пауза – ее пальцы шарили по полу, – потом торжествующий возглас. Я зажмурился и стал ждать.
Вопль; стук кольца, покатившегося по полу. Когда я снова открыл глаза, девушка прятала кисть под мышкой.
– Оно жжется! – вскричала она. – Что ты с ним сделал, демон?!
– Я?!
– Ты наложил на него какое-то гнусное заклятие! – В ее здоровой руке сверкнул серебряный кинжал. – Немедленно сними его, или, клянусь…
И тут царь Соломон встал. И хотя он, откровенно говоря, был в одной ночнушке, и фигура у него была тощая, и лицо его, лишенное Иллюзии, выглядело старым и морщинистым, от него, несмотря ни на что, исходила такая суровая властность, что мы с девчонкой умолкли в мгновение ока.
– Джинн не лжет, – произнес царь. – Кольцо Соломона приносит боль. Такова его природа. Если тебе нужны доказательства, взгляни!
И он протянул руку с багровеющим на пальце шрамом.
Девчонка уставилась на него.
– Я… я не понимаю! – выдавила она. – Нет! Это все какая-то уловка! Я не стану вас слушать!
Однако, хотя она снова устремила взгляд на тоненькое золотое колечко с обсидианом, валяющееся у нее под ногами, она не подняла его и даже не попыталась поднять.
– Это не уловка, – сказал я. – Оно и меня опалило.
Имейте в виду, что я только что превратился из гиппопотама в юбочке в темноволосого шумерского юношу. Шумерский юноша, хоть и не отличался приятной пышностью форм, в отличие от гиппопотама, лучше соответствовал серьезности момента. Я чувствовал, что вот-вот случится нечто важное, и не знал, как оно все обернется.
– Но почему же оно жжется? – жалобно сказала девушка. – А как же моя царица… Я думала, Кольцо…
Соломон негромко сказал:
– Ашмира, позволь, я расскажу тебе то, что я знаю о Кольце. А потом уж поступай с ним как хочешь, и со мной тоже.
Девушка заколебалась, посмотрела на дверь, потом на вещицу у себя под ногами. Взглянула на Соломона, на кинжал у себя в руке. Выругалась сквозь зубы.
– Только быстро! И без фокусов!