Может, Савва и добрался бы, будь у Кулика сердце. Ограничились ровными деловыми отношениями – все вошло в колею.

И тут – как гром среди ясного неба – эта подстава с деньгами. Кто-то подсунул Кулику информацию о  заграничных счетах Саввы, большая часть которых – липовые. Савва поговорил с Куликом прямо – тот согласился:

– Вижу, что кто-то роет под тебя капитально. Но проблема – твоя. Реши ее, я тебе не запрещаю.

Было бы, что решать. Какие-то бумажные аферы. Только поднял голову, чтобы оглядеться – и тут смерть Ани. А с Аней – они уже и дом за городом присмотрели и сына решили Константином назвать.

Так и накрыло безвоздушное пространство. Может, до этого и жил Савва безбедно – и пули его облетали, и деньги оседали в карманах. Но пришло время черной полосы, черной дыры, которая засасывает.

Чувствует Савва, что погружается в жидкую чавкающую топь. Одному Кулику хорошо над болотом, а остальным – в нем барахтаться. Шнур сидит рядом, преданно в глаза смотрит, а толку, что от него, что от Костика – ноль. Так, моральная поддержка.

Ладно, ничего, попустит. Справится Савва. Девчонку только жалко – бегала к нему тайком от матери. Бегала, бегала... Впредь – никаких женщин дольше, чем на ночь. Одно только плохо – не нравятся ему одноразовые отношения, не любит он путан, нет в них души. Жутко это, все равно, что с пустым кувшином разговаривать. Шнуру, вот, нравятся – он уже и борделем небольшим обзавелся. Бизнес-то хороший, всегда прибыльный – в любое время года.

Савва уже не так колесит по городу, больше зависает в своем клубе «Мадлен», иногда – отсиживается на квартире. Думает. Думает о том, что много врагов, но так, чтобы конкретно указать на кого-то пальцем – нет этого, ни на кого не укажет. Все одинаково дружественны, одинаково враждебны, одинаково безразличны.

По телевизору – Кулика показывают, который опять баллотируется по какому-то округу. Вот и выходит, что работает Савва почти на правительство и на парламент, потому что все власти сплетены в единый клубок. Где уж тут разобраться в собственной жизни, если она тоже часть общей системы, маленький винтик в набирающем скорость колесе преступности. Преступность – это и есть законность. Конституция и талмуд. Все едино в этой стране.

Савва выключает телик и валится на постель. На потолке над его кроватью светится надпись, выполненная по специальному заказу большими буквами: «Нужно жить дальше».  

– У вас есть презервативы?

– Да.

– Две пачки.

– Вам какие?

– Две пачки.

– Я понимаю, что две пачки. Две пачки каких? С запахом, без запаха? Розовых? С шипами?

– Любых, – бормочет смущенная Шурка.

Хватает резинки и убегает, едва успев бросить деньги в окошечко киоска. Это в двадцать семь лет-то – так стесняться.  

А Жека потом удивляется:

– Зачем? Я верю, что ты чистая. И я чистый.

– Я... это... забеременеть боюсь, – выдавливает Шурка.

– Не бойся. Я же сказал – потом.

Потом? Когда это «потом» наступает для сумасшедших? Завтра? Через месяц? Через год?

Они вместе уже две недели. И за эти две недели Шурка, кроме той двадцатки, от которой так отказывалась, увидела только десятку, которую Жека неловко сунул ей в руку.

Зато она поняла, что привязывается к нему. И в то же время ненавидит и убить готова за то, что он не замечает, как она голодна и плохо одета.

– Берта, что мне делать? – спрашивает она за чаем, посыпая кусок лимона сахаром. – Он больше не хочет платить.

– Сама виновата, – ехидничает Берта. – Ты перестаралась. Тепепь он в тебе видит не блядь, а будущую мать своего сына. За что он должен платить?

– Лучше было бы, если бы я была просто блядью?

– Для тебя – да. Он не привык к таким, как ты. Он не понимает тонких намеков. Ты должна прийти и сказать прямо: Жека, мне нужно сто евро. Если нет – нет. У тебя всегда будет следующий, – учит Берта. – Просто разворачиваешься и уходишь. Это очень простая система. Знаешь анекдот про двух проституток? Встречаются две проститутки спустя несколько лет и одна говорит другой: «Как ты здорово сохранилась! Есть какие-то секреты?» – «Всего два: деньги вперед и не суетись под клиентом». 

Шурка кивает. Обдумывает, как она скажет об этом Жеке. Они видятся каждый день, и она уже очень к нему привыкла. Без него – холодно холодным днем. А деньги... не самое главное в жизни. Раз уж отношения между ними сложились неденежные...

– Жека, я хочу купить платье, – начинает Шурка робко. – Мне нужно...

– Что, моя радость?

– Мне нужно... пятьдесят евро.

– Знаю, моя хорошая. Я завтра еду в рейс, вернусь с зарплатой, – обещает он.

В этот момент Шурка должна «развернуться и уйти».

– Ты едешь?

Обрушивается холод и стискивает сердце. Жека прижимает ее к себе и целует в плечо.

– Еду, моя девочка. Нужно ехать. Будешь меня ждать?

– Буду, Жека. Я буду очень тебя ждать.

И она очень ждет. Зачем? Для неденежных отношений можно найти молодого нищего студента. Но Шурка ждет, как преданная жена, и не смотрит на других мужчин. Ее Жека – лучше всех на свете. Так выходит.

– Ну, что? Он дал тебе денег? – интересуется Берта.

– Дал, – улыбается Шурка.

Берта пожимает плечами.

– Ну, если так, крути его и дальше. Потребуй мобильник по крайней мере. Вообще он соглашается на твои условия?

– Да.

– Презервативами пользуется?

– Конечно.

– Тогда все ок. Будешь еще лимончик?

– Буду...

В них ведь витамин С – в этих лимонах. Этот витамин скрипит на зубах и всю ночь ноет в желудке. Шурка переворачивается с боку на бок – не может уснуть. И ей кажется, что не спится оттого, что Жека далеко, где-то вглядывается в черную трассу, рискуя сорваться с ночного шоссе.

В назначенный день они снова встречаются на явочной квартире.

– Шурочка!

– Слава Богу!

Жека протягивает ей коробочку – жалкую, дешевую тушь для ресниц. И радость от того, что он вернулся живым и невредимым, мгновенно меркнет, как обычно уступая место едкой досаде, разъедающей душу. Она никогда не будет выглядеть так хорошо, как та умная проститутка. 

– Я люблю тебя, моя куколка! Ты думала обо мне?

– Думала, – кивает Шурка мрачно.

– Скучала? – допытывается Жека.

– Скучала.

В постели она успокаивается. Ну, тушь, так тушь. Зато Жека ее любит. А кто еще будет ее любить, кроме этого толстого лысого шофера? Она уже давно не ждет принцев. Вообще ничего не ждет. Тем более – счастья.

Зато сексом Жека занимается упоенно. И она уже начинает сомневаться в том, что он никогда не водился с путанами. Его движения отшлифованы не домашней, пододеяльной практикой, а вдохновением долгих поисков. 

– Жека, а...

– Что?

– Ничего...

Зачем ей знать это? Ничего она уже не хочет знать. Прижимается к его теплому животу и засыпает.

Будит стук в дверь. Жека вскакивает и натягивает брюки. Шурка садится на постели.

– Кто это? Твоя жена?

– Что ты?! Наверное, Шнур. Это его квартира.

В комнату, действительно, входит Шнур, которого Шурка смутно помнит со времени похорон. 

– О, привет, ребята. Кайфолом, да? Мне тут шмотки забрать нужно.

Он выдвигает один из ящиков шкафа и достает несколько скомканных свитеров.

– Ничего развлекаетесь? – спрашивает у Шурки.

– Ничего, – кивает она.

– Тебя как звать, девочка?

– Шура.

– Ты очень красивая, Шура. Жеке повезло на старости лет, – смеется Шнур, запихивая свитера в спортивную сумку.

Потом садится на стул напротив дивана и продолжает рассматривать ее лицо, сложенные на одеяле руки, не обращая ни малейшего внимания на вытянувшегося у окна Жеку.

– Принеси гостю водички, – наконец, обращается к нему.

Жека идет на кухню, а Шнур садится на диван рядом с Шуркой. Ее душа уходит в холодные пятки.