– Жека, а сколько тебе лет? – вдруг спрашивает она.
– Сорок шесть, – говорит он честно. – Я старый для тебя.
– Нет, нет! Ты совсем не старый!
Пожалуй, ее Бобик был старше. Его соломенная голова была набита старческими комплексами, а член из гнилой соломы вообще угрожал отвалиться. Жека по сравнению с ним очень молод, очень спокоен и очень опытен. Шурка чувствует, как его уверенность передается и ей. Пожалуй, секс – самое приятное занятие на земле. И тут вдруг она спохватывается и бормочет Жеке на ухо:
– Мне... это... мне нельзя. Я таблеток никаких не пью из-за сердца.
Бобик бы, конечно, ее не понял, но Жека отлично понимает, что она имеет в виду. Слава Жеке! Слава его сильным рукам, всем остальным частям тела и разумному здравомыслию в критические моменты!
Шурка обнимает его живот и чувствует, что ей так спокойно, как было только в далеком детстве, рядом с матерью, отцом или бабушкой. Пожалуй, Жека больше всего похож на ее бабушку. Шурка снова целует его в тонкие губы.
– Знаешь, что я хочу тебя спросить, – начинает он закуривая.
– Что?
– Ты подаришь мне сына?
– Что?!
– Сына.
И Жека начинает рассказывать ей о том, что у него нет сына. Есть четыре дочери, и жена больше не способна рожать. И что когда он встретил Шурку, он сразу понял, что это та женщина, которая подарит ему наследника. Что без сына его жизнь не имеет смысла. Что он напрасно строит огромный дом, что все дочери скоро выйдут замуж и уйдут жить к мужьям. Наследник – это его навязчивая идея, его мечта. Это все в его жизни.
Это его паранойя. То сумасшествие, которое скользит в его взгляде. Какое там к черту разумное здравомыслие!
Шурка вскакивает и начинает торопливо одеваться.
– Нет? – спрашивает Жека.
– Нет!
– Никогда?
– Без отца?
– Я свою жену не оставлю, – отвечает он на это. – Я ее люблю. И она меня очень любит.
Шурка садится на кровать и смотрит на него. Даже проститутка не должна выслушивать подобный бред. Это ранит. Это отнимает полжизни. Жека не видит никаких противоречий, в его башке все согласуется идеально.
Она снова поднимается и идет к двери. Уже в прихожей он останавливает ее и засовывает в сумочку двадцать евро.
– Я знаю, что этого мало, но у меня сейчас тяжелые времена. Этот дом...
Шурка снова обижается, пытается вышвырнуть деньги из сумки, а Жека запихивает их обратно. И, наконец, обнимает ее за плечи.
– Прекрати, дурочка. Я же тебя люблю.
И она выходит. Дикая злость бьется в самом горле и стучит в висках.
Но вечером, когда звонит Берта, Шурка не может выдавить в трубку ни капли горькой и злой правды.
– Да, все было чудесно.
– Он заплатил? – уточняет Берта.
– Конечно.
– Сколько?
– Сто евро. И мы пообедали в ресторане. И еще он сказал, что очень меня любит, построит для меня дом и хочет, чтобы я родила ему сына, потому что у него четыре девочки и нет наследника.
– А ты здесь причем? – удивляется Берта. – Ты что в школе биологию не проходила? За пол ребенка отвечают мужские хромосомы. Если у него родились четыре дочери, вряд ли он когда-либо будет иметь сына. Это невозможно – чисто физиологически. И ты не будь дурой – меньше его слушай и ни в коем случае не трахайся с ним без презервативов. А то он удружит тебе чего доброго. Ты не должна быть заложницей его паранойи. Да и вообще, мало он что ли путан перетрахал, может, и болен чем...
– Нет, Берта, что ты?! – заступается за Жеку Шурка. – Он не такой, он хороший.
– Не сомневаюсь. Но ты слушай меня: беременность – лишние психологические срывы. Пусть демографичекая проблема нашей родины решается без тебя.
§6. ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ: САВВА
Иногда человеку кажется, что почва уходит из-под ног. Тогда он понимает, что земля круглая, мир маленький, и все люди между собой знакомы. И эти знакомые лезут, как грибы после дождя, кидаются под ноги со своими соболезнованиями или долго-долго трясут его руку в безвоздушном, разреженном пространстве, заполнившем город после ее похорон.
Только Кулик обошелся с Саввой строго.
– Ты, брат, в своих проблемах смотри не увязни. А то всех нас потянешь за собой на дно...
– Не потяну.
Сколько раз Савва «вытягивал» с этого самого дна, Кулик уже не помнит. Один Савва все помнит – от всех своих войн до всех стычек ради Кулика. Без него Кулик не сидел бы так прочно на своем болоте и не нахваливал бы его на разные голоса. А вот Савва без Кулика, может, подался бы в Москву, где водятся хорошие деньги. С другой стороны, тут, в родном болоте, тише – и черных меньше, и жизнь кажется более прочной.
И спал Савва крепко, словно проваливался. А теперь – нет для него ни дня, ни ночи. Вот и родное болото – тихий омут. После похорон Ани навалилась соболезнующая тишина, изредка раздираемая криками ее матери. Савва бросил ей пачку денег... так, на помин души. На свечки...
Ничего, попустит. Савва знает, что попустит со временем, но сейчас – убил бы всякого, кто причастен хоть косвенно. Рыщут пацаны по городу – прочесывают все автомастерские – канул в воду тот «опелек», который толкнул ее на перекрестке. Может, в самом деле – с моста да и в реку. Не найдешь концов...
Савва рычит сквозь зубы. Не пьет, только курит без продыху, не бреется, и лицо отдает зеленым.
– Сорок дней бриться не будешь? – ухмыляется Шнур.
– Я не чурка кавказский...
Шнур близко к сердцу не берет, но и сам с ребятами побегал. Ничего. Глухо. И странно, что глухо.
– Не пойму, – говорит Савва сквозь зубы. – Словно город вымер. Повыздохли все что ли? Молчат.
– Молчат суки, – соглашается Шнур. – Значит, не знают, Савва. Заезжий, может, какой. Случайно...
– Про случайности мне не говори. Я в случайности не верю.
Но результат один – глухо. Пусто. Холодно. Занесло ее могилу первым снегом.
– Оставь это. Пусть уляжется. Может, потом как-то. Месть – это блюдо, которое...
– Заткнись! – обрывает Шнура Савва. – Сходи в казино лучше, проветри карманы.
А сам падает головой на руль. Бредово. Савва не гангстер по натуре, скорее – безропотный служака, профессиональный военный радио-электронщик. Он и сейчас может телик починить – на раз-два-три. И воевал он – не от переизбытка адреналина в крови, а от недостатка денег в кармане. Гонялся по миру за длинным рублем. Поймал его за хвост, было...
Вернулся в тридцать лет – строить мирную, послевоенную жизнь в столице нашей родины. А строить-то не на чем – город разворован, прошит коррупцией и беззаконием. Все живут, ничего, мирятся. И Савва телеателье открыл – принялся телики чинить, чтобы не терять навыков.
А потом – как повестка пришла. Явился в ателье один человечек с допотопным ящиком в руках.
– Агрегат не посмотришь?
Савва зарылся с головой в старый, пыльный телевизор. И вдруг слышит в глубине, в самом сердце – пульс. А мужик стоит и улыбается.
Савва смахнул нафиг всю паутину, оборвал провод – и тиканье затихло. Мужик забрал назад свою коробку.
– Мы знали, что ты не разучился. Бросай этот хлам, Савва. Помоги немного честным мафиози.
Оказалось – один из подручных Кулика, ныне уже покойный, царство ему небесное. Он и свел его со Шнуром, одним из силовиков большого босса. Так Савва и попал в структуру – напрямую, минуя обходные пути. Шнур первым руку протянул.
– Давай, брат. Слышал о тебе.
И Кулик тоже кивнул.
– Здесь и жизнь, и твоя ставка зависят от тебя самого. Хочешь себе премию – возьми ее. Тут все просто.
Это Савва понял хорошо. Организовал Кулику нормальную бригаду, поставил все по-военному. И врагов определял четко – все конкурирующие группировки подлежали ликвидации. Со Шнуром отлично сработались, без конфликтов. Даже когда Кулик назвал Савву своей правой рукой, Шнур только по плечу похлопал.
– А до сердца добраться слабо?
