– Что-то мне домой не идется. Мы приехали только…

– Плохо все?

– Да так. Не хорошо и не плохо. Во-первых, из-за этого гриппа народу мало было. Никаких зарубежных гостей, никаких делегаций, одни студенты. Ну, потусовались и все. Даже приз зрительских симпатий не взял. За какого-то столичного все проголосовали. И с первого дня понятно было, что провал… зря все.

            Мы сидели в кафе и не могли прикоснуться к еде.

– Ладно, Стас, брось. Ты больше Ивана расстроился, – утешила я.

– Наверное, больше. Ваньке все привычно. Он лучшего и не ждет. А для меня это все… это важно.

            Я знала, почему важно и не задавала лишних вопросов. Если для Андрея картины Горчакова были памятью о семейной жизни, то для Стаса – и были его отдельной, личной жизнью. Они были для него тем, во что он не хотел посвящать ни жену, ни детей, ни знакомых. Они были его тайной страстью.

– Я сначала копался в себе, копался, – рассказывал он мне когда-то. – Ни любовницами так не увлекался, ни казино. Даже к психологу пошел. Мозгодоктор мне тогда по полочкам все разложил: одни дети в детстве успевают во все игры переиграть, а другие – вот такие, как я, – не успевают, они рано взрослеют, начинают зарабатывать, обеспечивать семью, а потом потребность играть трансформируется в тайную жизнь, в геймерскую или виртуальную зависимость, а иногда и в преступную деятельность. И у меня – самый легкий, хороший вариант зависимости. Я тогда доктора подальше послал. Что же за игра это, если болит? Я же не домино раскладываю и не на рыбалку втайне от жены бегаю, я же переживаю за него, сердце себе рву! А сейчас понимаю, что, может, и прав был тот доктор. Если бы не эта «тайная страсть», была бы моя жизнь пресной-пресной, скучной-скучной, бесцветной-бесцветной…

            Мир Горчакова был для Стаса его личным миром, идеальным миром его мечты. Привязан он был к нему страшно. И провал Горчакова на выставке поверг Стаса в шок. Я пыталась поднять ему настроение, но выходило плохо.

– А в гостинице как? Нормально устроились?

– Не знаю. Я весь на нервах был. Думал, следующий день будет лучше, потом следующий, а потом – уезжать уже… Я бы все сделал, чтобы ему покупателей крутых найти, меценатов каких, критиков чокнутых… пусть бы в журналах пропечатали, но ничего не мог сделать, ничего!

– Да все равно попадет в обзоры…

– И он так сказал: все идет своим чередом.

– Ну, вот видишь.

– Ладно, поеду я домой. Жене сказал, что сделка в столице, она звонит, спрашивает, что и как, а я злой, как черт. Еще и следователь этот достал!

– Чего хочет?

– Без понятия. Все про Аванесову выпытывает: видел я в ней угрозу или не видел? Бред такой. Понятно, что видел. У тебя спрашивал?

– Спрашивал. Но никто не знает, смог бы он с ней продолжать писать или нет.

            Стас запустил руку в волосы.

– Устал я… Да, неизвестно это. Илона тоже не подарок. Звонит постоянно, достает его, узнает, на кого он ее променял. Наркоманка законченная, крыша совсем едет. Черт его дернул связаться с идиоткой!

            Меня тоже напрягло.

– А как тебе ее портрет?

– Ну, что говорить? Люди слепы. Они видят – у всех треугольники, трапеции и пятна нарисованы, а тут – девушка. Да, говорят, симпатичная девушка, «тусовщица».

– Блин…

– Я потому и трубку не брал, ты прости. Тяжело это все было…

            Мы все-таки взглянули на тарелки.

– У Сени премьера, – вспомнилось мне почему-то.

– Да, сходим. Культурно проведем время.

– Жену не возьмешь?

– Пусть пельмени лепит, – Стас заулыбался. – «Гамлет» – дело серьезное.

14. МЫШЬ

            У вас бывали провалы?

            У каждого человека бывали провалы…

            Знаете, как разбивается чашка? Вот она стоит на краю стола – и вот ты ее смахиваешь, она летит на пол и раскалывается. И назад уже нельзя, она уже никогда не будет стоять на краю стола целой.

            Так и провалы. Ты еще надеешься – и вот уже другие обошли тебя на повороте, уехали по учебным программам в Кембридж, получили гранты, нашли отличную работу, отвоевали лучших клиентов или просто переспали с девушкой, которая тебе нравилась. Ты еще надеешься, но эта чашка уже не будет целой.

            Выставка – ерунда. Так, проветрились.

            Стас мечтал о призе зрительских симпатий? Это ваза или что-то такое? Бронзовая статуэтка в дурацкой позе? Женщина с веслом? Как обычно?

            Зачем копить память о провалах? Тебя кто-то унизил в школьной раздевалке? Тебе не дали похвальную грамоту? На дискотеке в восьмом классе «самая лучшая девочка» танцевала с другим? Ты не сдал на четвертом курсе социологию на пятерку? Твой друг тебя предал? Твой дар не нашел признания? И что дальше? Не спать по ночам? Ворочаться?

            Конечно, неудачи давят. Не каждая в отдельности, а всей своей массой. Ты читаешь книги о какой-то хрени типа аутотренинга успеха, прикладываешь к себе разрекламированные схемы, а они гнутся, крошатся и рассыпаются, и ты остаешься прежним – слитым со своими неудачами, потому что ты зрелая, сформированная личность, и тебе не так просто прописать новые программные настройки и прокачать новые способности.

            «Поражения открывают нам путь к нашим победам», «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее», – я могу нанизать штук сто таких цитат в бесполезные трескучие четки. Разумеется, все они верны.

            В первый раз я плакал не от обиды, а от несправедливости.

– Он же хуже! Я же лучше! Почему он? Я же более достоин!

– Мой мальчик, у Бога на всех нас есть свои планы…

            Что наши планы перед его планами? Что наши схемы перед его схемами? Мама права.

            Но я завистлив. Для меня нет белой зависти. Я завидую зло, по-черному, сжав кулаки, сцепив зубы. Меня ломает несправедливость, выкручивает кости, заставляет курить до утра на кухне, заставляет глотать водку и задыхаться в ритме ночных клубов.

            Провалы – гвозди в крышке гроба. Рано или поздно – будет последний.

            А видели бы вы Стаса – приз зрительских симпатий ему был нужен! Ну, съездили, развеялись, потусили. Я девушку в отеле нашел – Танюшу. Танюша ни о каком призе меня не спрашивала – разделась, помылась, отработала, помылась, оделась и ушла. Но после нее остался в номере запах грязной, талой, чужой зимы. Зимы, в которой не будет никакого Нового года. Не будет вообще ничего нового.

            Эта шлюха – мой приз, моя женщина с веслом. Я и сам смог бы так отработать – взять восемьдесят баксов, нарисовать два треугольника, внизу кляксу и свою подпись. И пусть после этого пахло бы грязным, слякотным ненастьем.

            После провалов наваливается тоска. Ты смеешься в компании, а в сердце скребется маленькая мышь со стертыми в кровь голыми лапами. «Друг, ты просто пытаешь отвлечься от своего неуспеха. Ты бежишь в нарисованный мир. Ты неудачник…»

            Сколько призов я не взял за свою жизнь? Где виртуальная свалка этих бронзовых статуэток, похвальных грамот, медалей, вымпелов, кубков, поздравительных телеграмм, грантов, контрактов, чеков и наличных платежей? Где публичный дом этих ушедших девушек, изменивших любовниц, принцесс Монако, эстрадных звезд, балерин, голливудских актрис и моделей с мировым именем? Где любящие, одобряющие и понимающие родители? Всех и вся заменяют мне фанатичные поклонники, готовые ради меня убить друг друга.

            О, с ними весело! Ими нужно пользоваться для развлечения. Стас оплатил номер и проститутку. Витек снимает обо мне ролики. Соня пишет статьи. Андрей пиарит в Сети. Марианна протаскивает на выставки. Сеня – на свои премьеры и в селебрити. Ася приносит марихуану, от которой мне дурно. От остальных проку еще меньше, но они всегда готовы помочь скоротать вечерок. И они готовы хвалить.

            Похвала всегда радует, особенно похвала людей образованных, тонких, чувствующих. Этой похвале хочется верить. А когда веришь, забываешь о свалке неполученных призов, о Вавилонской башне невзятых вершин, о миллиарде незаработанных гонораров, о странах, в которых не был и никогда не будешь, о людях, с которыми не знаком и никогда не познакомишься, и даже о милой, скромной квартирке в Париже, в которой никогда не будешь жить.