В итоге условия жизни нордической расы, по Клаусу, резко отличались от условий существования, скажем, рас Средиземноморского региона, который оказался для них более подходящим. Определение места расселения той или иной расы является одновременно и интерпретацией ее стиля, исходя из которого вырисовывались различия между средиземноморской, нордической и восточной расами.

Обосновывая этот тезис, Клаус прибегал к прямо-таки поэтическим сравнениям: «Тот, кому приходилось плавать в открытом море, огибая мыс Скаген, мог видеть резкую границу между Северным морем и проливом Каттегат, волны которых накатываются друг на друга с диким ревом, имеют различный цвет, ритм и скорость движения. Серо-зеленые волны Северного моря длиннее и выше, тогда как более голубые волны Каттегата значительно короче и ниже. Все здесь кажется более тесным и узким, ясно различима суша, и даже „открытая“ Балтика за Эресунном не дает представления о бескрайности и мощи водной стихии, как это имеет место в Северном море. Тем не менее при сравнении со Средиземным морем Каттегат и Северное море кажутся одинаковыми. Если северные моря отличаются штормами и сильным волнением с резкими порывами ветра, то море около Греции накатывает хотя и относительно высокие, но неизменно ровные волны, мощь которых сдержанна в своем движении. Тот, кто знает северные моря и знаком с их характером, кто чувствует ритмичность их волн в собственной душе, посчитает греческое море вообще не морем и постарается найти другое слово для его обозначения». Клаус проповедовал «еретическую», с точки зрения нацистов, теорию, что нордический стиль могли унаследовать и южные племена.

После подобной поэтики Клаус давал объяснение особым характеристикам нордической расы. Оказывается, люди, родившиеся и живущие на Севере, отличаются стремлением к просторам и к их покорению, что и составляет характерную черту нордической расы. «Нордическая душа требует постоянного перемещения, которое происходило всегда, главным образом в южном направлении. Те, кто преодолевал пределы северного географического района и проникал южнее пояса Сен-Готарда, к примеру, знает, что это значит. Северные регионы часто окутаны густыми туманами, так что в окна поезда видны лишь подножия гор, затем поезд ныряет в темные туннели, и вдруг в глаза бьют солнечные лучи, освещая голубое небо. У путешественника непроизвольно вырывается крик радости. Яркие южные краски действуют на душу северян подобно божественному благословению, блаженно и в то же время фатально. Первое впечатление подобно освобождению от воздействия северного пространства, настолько здесь все красиво и совершенно. Однако более близкое ознакомление и соприкосновение с этой природой обволакивает душу и подавляет первоначальное впечатление. Правда, мы не можем сказать, что пространства там „малы“, но они чужды нордической душе, не соответствуют ее сути. Чувству этому трудно даже подобрать правильное определение. Мы можем лишь сказать, что в здешней природе нет привычной для нас глубины. Она неподвижна, а за великолепным внешним фасадом нет ничего существенного — она лишена загадочности и мистики. Говоря о южной природе, можно, пожалуй, охарактеризовать ее иностранным словом — она импозантна».

Клаус пытался опровергнуть мнение о том, что люди нордического происхождения являются холодными и бесстрастными. Он полагал это мнение о корнях нордической души неправильным. Он считал, что внешняя холодность компенсировалась внутренней горячностью. «Холодность» связана с огромными просторами окружающего их внешнего мира и не может быть изменена без изменения их характера и стиля. «Описать нордическую душу — значит показать условия воздействия пространства на людей, поэтому и нужно начинать с этих характеристик».

Клаус полагал, что смешение крови не стало препятствием в осуществлении «нордических» порывов, поскольку «нордический дух привык бороться со всеми враждебными ему проявлениями, получая в результате еще большую уверенность в собственных силах и праве на свое существование». В итоге он приходил к выводу, что нордическая кровь не растворяется полностью в крови южных народов, а потому потомки северян сохраняют тягу к морю. На фоне подобных высокопарных заявлений кажется несколько нелепым чисто экономическое объяснение «нордического превосходства»: «Следует отметить, что мир получает с Севера много ценного и полезного: железную руду, нефть, гидроэнергию, а также животных и рабочую силу. При этом надо учитывать, что рабочая сила как таковая теряет свою специфическую ценность и внутреннюю сущность. Поэтому представители нордической расы должны в основном выступать как носители культурных ценностей».

Если посмотреть на высказывания из книг главных идеологов нацизма Гитлера и Розенберга, то в них можно обнаружить полное отсутствие оригинальных идей, касавшихся как собственно арийцев, так и расовой проблемы. Гитлер во многом повторял выводы предыдущих расовых теоретиков. Многочисленные построения Гобино, Чемберлена и ариософов он свел к примитивной формуле. Все народы и расы делятся на создателей культуры, носителей культуры и разрушителей культуры. Первыми, естественно, были, по его мнению, арийцы, а непосредственными разрушителями культуры — евреи, В «Майн кампф» он писал: «Все то, что мы имеем теперь в смысле человеческой культуры, в смысле результатов искусства, науки и техники — все это является почти исключительно продуктом творчества арийцев. Из этого, конечно, можно не без основания заключить, что и в прошлом именно арийцам принадлежала эта самая высокая роль, что арийцы явились основоположниками человечества. Ариец был Прометеем человечества. Его ясная голова была одарена божьей искрой гения, ему дано было возжечь первые огоньки человеческого разума, ему первому удалось бросить яркий луч света в темную ночь загадок природы и показать человеку дорогу к культуре, научив его таинству господства над всеми остальными живыми существами на этой земле»,

При этом расовое смешение вело к тому, что арийцы теряли свое главенствующее положение как создатели культуры. «Отнюдь не случаен тот факт, что первые культуры возникли там, где арийцы пришли в соприкосновение с низшими народами и подчинили их своей собственной воле. Эти низшие народы явились тогда первым техническим инструментом, которым воспользовались арийцы в борьбе за новую культуру. Но это и предопределило весь тот путь, по которому должны были пойти арийцы. В качестве завоевателя ариец подчинял себе завоеванных и заставлял их работать так, как это соответствовало его желанию и его целям. Заставляя их делать полезную, хотя и очень тяжелую работу, он не только сохранял им жизнь, но готовил им судьбу, несравненно более завидную, чем прежняя их так называемая „свобода“. Пока ариец оставался господином над завоеванными, он не просто господствовал над ними, но и приумножал их культуру».

Гитлер, в юности взахлеб зачитывавшийся ариософской литературой, рисовал ужасные сцены, почерпнутые из «творений» Либенфельса. На одном из митингов он провозглашал: «Вся человеческая культура и цивилизация на нашей земле неразрывно связаны с существованием арийца. Если бы арийцы постепенно вымерли или сразу погибли, то это означало бы, что весь земной шар был бы вновь обречен на полное бескультурье». Повторяя отдельные из пассажей Либенфельса, изложенные последним в книге «Теозоология», Гитлер брал на вооружение идею государства как родового союза, главной задачей которого является «борьба за существование». «Никогда еще в истории ни одно государство не было создано мирной хозяйственной деятельностью; государства всегда создавались только благодаря инстинкту сохранения вида, независимо от того, определялся ли этот инстинкт героической добродетелью или хитрым коварством; в первом случае получались арийские государства труда и культуры, во втором случае — еврейские паразитарные колонии. Как только у того или другого народа или государства берут верх чисто хозяйственные мотивы, результат получается только тот, что само хозяйство становится причиной подчинения и подавления этого народа».