Мы оценили положение. Было ясно, что без помощи грузовик не вызволить, а до трассы на Дуньхуан было больше 70 км. Более того, Виллайяти сказал, что по ней проезжают в лучшем случае два грузовика в неделю. Спутниковой связи у нас не было. Единственный выход — пройти более 100 км по пустыне до ближайшего селения. Г оды тщательной подготовки, и так близко от Лоуланя наша мечта внезапно растворилась в дальнем далеке!
Когда мы, совершенно несчастные, сидели в сгущающихся сумерках, Виллайяти вдруг припомнил одну важную вещь. В тот вечер, когда мы собирались уезжать из Жоцзяна, он слышал, что китайская экспедиция на грузовике 4x4 двигалась по тому же участку дороги, что и мы, к старому ложу Лобнора для проведения метеорологических исследований. По словам Виллайяти выходило, что они должны были проезжать по узкому ущелью Лачиндарьи этой ночью. Мы должны были попытаться перехватить их там. Эта новость была как нежданно сверкнувший луч надежды: экспедиции в этом районе появляются всего пару раз в год. Энергичный Вонг, для которого успех нашей экспедиции был вопросом чести, немедленно вызвался отправиться туда пешком, что означало пятичасовой ночной переход через пустыню, полную опасностей. Но это был наш единственный шанс. Вонг чувствовал себя ответственным за случившееся днем несчастье и отказался взять с собой Жана Даниэля или меня. Вместо нас он выбрал Виллайяти. Пока они укладывали в рюкзаки воду и еду, Жан Даниэль ввел наши координаты в свой GPS, который отдал Вонгу, чтобы тот мог найти дорогу обратно.
На следующее утро мы с Жаном Даниэлем взобрались на высокий холм, безнадежно вглядываясь в горизонт. Никакого следа наших коллег. После нескольких часов напряженного ожидания я вдруг заметил растущее облачко пыли, которое мог поднять только грузовик. Вскоре я уже мог разглядеть два темных пятнышка, приближающиеся к нам от ущелья Лачиндарьи. К нам на помощь шли два грузовика! Со всех ног мы бросились назад к «юнимогу» и подоспели как раз к тому моменту, когда грузовики добрались до кромки опасной соляной равнины. Вонг, смертельно усталый, но улыбающийся, бросился ко мне и рассказал, как они шли без остановок до трех часов ночи, как набрели на лагерь китайской экспедиции и привели их к нам на следующее утро.
Водители-китайцы профессионально исследовали землю и начали выгружать свой собственный тяжелый багаж, чтобы уменьшить риск самим провалиться сквозь корку. Затем они со скоростью улитки подвели свои машины к «юнимогу», остановившись на некотором расстоянии от места аварии. Стальные тросы на лебедках обоих грузовиков отпустили на всю длину и прикрепили к «юнимогу». Настал решающий момент: сумеют ли два сравнительно легких китайских грузовика вытянуть из грязи тяжелый «юнимог»?
Ли уже завел мотор. Передние колеса обоих китайских грузовиков начали угрожающе зарываться в землю, а тросы натянулись до предела. Мы ждали, отойдя на почтительное расстояние… И вдруг наш «юнимог» совершил огромный прыжок назад и вновь ощутил под колесами твердую почву. Наши избавители вскоре уехали, и мы долго махали им в знак благодарности, стоя возле спасенного грузовика.
Четыре следующих дня мы с черепашьей скоростью пробирались в сторону Лоуланя, находя путь с помощью старой карты, сделанной Гедином, и проверяя свое местонахождение по GPS. Будто сплетая Ариаднину нить, мы тщательно фиксировали пройденные точки маршрута, чтобы точно найти дорогу обратно. Мы ехали сквозь песчаные барханы и ярдангидо метра высотой, которые на расстоянии казались спинами гигантских акул. Ветровая эрозия прорыла между ярдангами длинные и глубокие борозды, и поверхность земли была так изломана, что нам постоянно приходилось обследовать путь пешком, прежде чем двигаться дальше. За день мы покрывали всего 18 километров. Местность была настолько безводной, что всякая жизнь исчезла. Последним существом, встретившимся нам недалеко от пересохшего Кара-Кошуна, была мертвая птица. Но мы видели, что в пустыне Лобнор когда-то была жизнь, по множеству устилавших землю раковин — единственному свидетельству того, что некогда вся эта пустыня была дном озера.
Пока мы медленно продвигались к Лоуланю, мои мысли витали вокруг событий 2000-летней давности, когда согдийские купцы, ехавшие по Шелковому пути, курсировали по тому же самому маршруту. Избегая жары и жалея верблюдов, которых бывало свыше ста, караваны шли не днем, как мы, а по ночам. Поскольку вдоль этого участка дороги не было колодцев, они везли с собой ледяные глыбы. На каждые 8 верблюдов приходился один погонщик, отвечающий за своих идущих в связке животных. Все верблюды были нагружены шелком, драгоценными лакированными изделиями и новой дорогой диковиной — бумагой.
Первая настоящая бумага, пригодная для письма, была изобретена в начале II века н. э. Она изготавливалась из конопляного волокна, текстильных отходов или остатков рыболовных сетей. Но археологические находки обнаружили грубую, похожую на войлок бумагу, использовавшуюся как обертка уже во II веке до н. э. Будучи легче и удобнее в обращении, чем деревянные таблички или полоски папируса, и дешевле, чем пряденый шелк, этот новый материал пользовался большим спросом.
Начав путь от Дуньхуана, караваны часто на несколько дней останавливались в Лоулане, давая своим усталым верблюдам возможность восстановить силы и продавая часть товаров городским властям или квартирующим там китайским солдатам. Возможно, многие посещали лоуланьский храм, чтобы попросить у Будды защиты от жестокости бандитов, угрожавших им на дальнейшем пути, несмотря на то что большинство караванов охранялись наемниками, вооруженными мечами и арбалетами, еще одним китайским изобретением.
Наемники, как и погонщики верблюдов, сопровождали торговый караван в Кашгар, находившийся почти в 2000 км от Дуньхуана, где караваны переформировывались и закупали припасы. Из Кашгара они спешили в Афразиаб — сегодняшний Самарканд — в сердце Согдианы, где все оставшиеся товары продавались персидским купцам. Там был конец согдийского караванного пути: проход в глубь Ирана был для согдийцев под запретом. У персов согдийский купец закупал предметы из стекла, золотые украшения и асбест, который высоко ценился тогда как материал для свечных фитилей и даже одежды. В конце лета караван пускался в долгий обратный путь в Дуньхуан. Ритм жизни торговца определяла смена времен года. Караваны могли двигаться только осенью и зимой: весной бушевали ужасные песчаные бури, а летом жара даже ночью была непереносимой.
Вскоре мы сочли невозможным продолжать путь сквозь лабиринт ярдангов,которые становились все выше и гуще, на машине, поэтому решили пройти последние 25 км, отделявшие нас от Лоуланя, пешком. До рассвета, под освещающей путь луной, мы, тяжело нагруженные, снялись с места. Кроме фотооборудования, каждый из нас нес воду, вяленое мясо, сухую лапшу и спальный мешок — все необходимое на четыре дня. Палатки и остальное снаряжение мы оставили в «юнимоге».
Это был изнурительный путь, так как ярдангитянулись с запада на восток, тогда как мы двигались с юга на север. Нам приходилось преодолевать их сотнями. Часов через пять утомительной ходьбы мы нашли несколько наконечников для стрел эпохи каменного века, а потом — то, что некогда было садом: первые следы поселения Лоулань. Более 20 длинных рядов высохших абрикосовых деревьев, росших, возможно, в IV веке, выстроились перед нами. На земле все еще лежали абрикосовые косточки. Сразу за садом был большой участок земли, усеянный черными и красными глиняными черепками, на некоторых был геометрический узор. Незадолго до полудня Виллайяти вдруг воскликнул: «Лоулань, Лоулань!» В отдалении виднелся силуэт ступы Лоуланя. Нам повезло, что ступу так далеко видно и что стоит она на равнинной местности, так как мы обнаружили, что местоположение Лоуланя по-разному нанесено на карты Стейна — с расхождением в 12 км [66].
Первое знакомство с Лоуланем показало, что здесь мало что изменилось с того времени, когда сюда 80 лет назад приезжал Стейн. Все выглядело точно так, как на старых желтоватых фотографиях, копии которых я привез с собой. Мне пришло на ум высказывание Гете: «Земля — это саван мира». Все органическое преходяще и рассыпается на крошечные частички, которые покрывает земля. Археологи — это те, кто в конце концов срывает земляной саван. Черепки серой и красной керамики лежали возле большинства разрушенных домов, а если слегка смести в сторону песок и каменную крошку, обнаруживались прекрасно сохранившиеся лоскутки шелка, льняной и шерстяной ткани, кусочки войлока и кожи. Мы нашли несколько медных монет с квадратным отверстием в центре, хотя многие из них были сломаны. В те времена в обращении было мало мелкой монеты и меньшие суммы отсчитывали, просто ломая монету.
