Все эти соображения промелькнули в бедной головушке Ольги Ланской с космической скоростью, после чего она подняла глаза и…

Солнце одело фигуру стоявшего в дверях мужчины золотым ореолом, но не превратило в безликий темный силуэт. Перед Ольгой стоял корсар, кондотьер, крестоносец, предводитель команчей, герой всех на свете сказок — и это самое малое, что можно было о нем сказать.

Рост — метр девяносто, не меньше. В плечах широк, в талии узок, ноги длинные, атлетические, джинсы вполне позволяют оценить это. Кипенно-белая рубашка расстегнута до середины мощной груди, и видно, что кожа у корсара смуглая, гладкая, а посередине вьются черные завитки волос. У Петечки грудь была безволосая и слегка… впалая, вдруг вспомнила Ольга, едва удерживаясь от желания провести рукой по этим жестким на вид завиткам!

Мощная шея увенчана горделиво посаженной головой. Волосы острижены очень коротко сзади и чуть длиннее спереди, ему это идет, потому что волосы хороши, густые, вьющиеся, иссиня-черные.

Густые темные брови вразлет, и внешние края заметно изломаны, как у Мефистофеля, Нос прямой, крупный, но не массивный, просто очень такой… мужской. Скулы высокие, кожа лица тоже смуглая и чистая, а на впалых щеках заметна синеватая тень, как у всех, даже столь идеально выбритых, брюнетов. Рот насмешливый, чувственный, прекрасно очерченные губы изогнуты в вечной ухмылке, и подбородок в самый раз, уверенный, но не тяжелый.

И самое страшное — глаза.

Она только в Южной Африке видела настоящие синие сапфиры. Идеально прозрачные, густого синего оттенка камни буквально горели, словно подсвеченные изнутри. Такой синевы больше нет нигде — ни в небе, ни в море, ни среди цветов. Только сапфир знает, какой бывает настоящая синева. Говорят, такого цвета были глаза Афины-Паллады… И потому очень немногие могли выдержать ее взгляд.

Взгляда этих синих глаз Ольга не могла ни выдержать, ни избежать. Сапфиры на смуглом лице горели насмешливо, понимающе — и успокаивающе.

Чары развеялись, потому что незнакомец ехидно поинтересовался:

— В чем дело, мадам? Вы считываете информацию с радужной оболочки или просто обалдели от моей красоты?

— Ох… А вы, собственно говоря, кто такой?

— А я ваш, собственно говоря, жених. Нареченный. Суженый.

— Не может быть!

— Многие, очень многие вот так же не верили своему счастью. Не вы первая, поверьте. Первое время было тяжело, смущался, краснел, потел, товарный вид терял. Потом привык. Хотите меня заинтриговать — скривитесь с отвращением и протяните: «Фу-у-у!». Я не поверю, но заинтересуюсь.

— А у вас самомнение, однако.

— Что вы! Я же в данный момент не личность. Прибор, извините за двусмысленность. Где вы видели стиральную машину, которая бы норовила уползти от вас в угол и смущенно отнекивалась, говоря, что совершенно не умеет стирать? То-то. Товар — лицом. Вот сушка, вот глажка, вот барабан на тысячу оборотов, а вот бесшумный режим, и еще я умею стирать деликатные ткани. Давно пьете?

— Со вчерашнего… Что?!

— Я к тому, что похмелье от шампусика гораздо тяжелее, чем от водки, разносит с него хуже, чем с пива, а стоит он дороже любого приличного напитка.

— Портвейна, что ли?

— Суженая моя, давайте поцапаемся в квартире, а? Я с самолета, а самолет — из воздушной ямы, так что меня слегка качает и тянет в сон. Кроме того, неплохо было бы принять ванну…

— Заходите.

Ольга мрачно отступила в сторону и краем глаза снова увидела свое отражение, после чего не смогла сдержать стон. Насмешливый гость понимающе кивнул, с легкостью внося в прихожую объемистый и элегантный чемодан.

— Знаю, знаю эти муки. Ничего, сейчас это лечат.

— Знаете что! Как вас зовут?

— Пардон. Позвольте представиться: Андреев Кирилл Сергеевич. Тридцать шесть лет, по образованию программист, впоследствии — юрист, дипломы Гарварда, Кембриджа и Сорбонны. В настоящее время — крупный бизнесмен, занимаюсь разработкой и продажей компьютерных программ нового поколения. Постоянно проживаю в Лондоне, где мы с вами и познакомились — помните, Леля? — два года назад. С тех пор вы прилетали ко мне всего четыре раза, а всем говорили, что летите на учебу.

— И все?!

— Четыре раза по шесть — это двадцать четыре дня непрерывного секса в Англии, а дальше вы не дослушали. Я тоже прилетал, в отличие от вас — гораздо чаще. Я вас люблю сильнее, чем вы меня, Леля!

— И сколько же?

— Семнадцать. Шучу, пять. Все ваши одинокие дни рождения, плюс три дня на Валдае в прошлом году. Кстати, мало отдыхаете, так нельзя.

— Вас забыла спросить.

— Ничего, вот поженимся — и я не разрешу вам работать. Будете скучать в солярии.

— Слушайте, хватит трепаться! Я плохо соображаю… Располагайтесь, а я быстро.

Она метнулась в спальню, судорожно вытащила из комода чистое белье, из шкафа джинсы и льняную рубашку, особенно ею любимую за мягкость, сунула ноги в шлепанцы и стремглав ринулась в ванную.

И окаменела на пороге.

Кирилл Сергеевич Андреев стоял к ней спиной, был при этом абсолютно голый и абсолютно же неотразимый. Ольга никогда в жизни не верила, что в жизни существуют красивые ягодицы, считая, что тыловая часть человека служит исключительно для сидения на разных плоскостях, ну и для совсем уж неэстетичного процесса…

На ягодицы Кирилла Сергеевича хотелось смотреть и смотреть. Более того, их хотелось потрогать. Прижаться к ним — и ко всему Кириллу Сергеевичу тоже.

Спина Кирилла Сергеевича вообще тянула на отдельное произведение искусства. Все мышцы и сухожилия были четко прорисованы под чистой и смуглой кожей, а на левой лопатке виднелся синий непонятный символ, издали она не могла разглядеть, какой именно.

Кирилл Сергеевич с хрустом потянулся и одновременно потрогал ногой воду в ванне. Он проделал это с такой ленивой и хищной грацией, что Ольга закусила губу и вцепилась в косяк двери, не в силах ни уйти, ни стоять спокойно. В этот момент Кирилл Сергеевич довольно ехидно вопросил:

— Мы сразу проясним пункт об интимных отношениях, или вы пока не готовы принять решение?

Он за ней наблюдал, гад! Смотрел в зеркало и угорал со смеху, а она, жалкая, потная, растрепанная, похмельная, любовалась тут на его задницу!

Ольга ответила спокойно и с достоинством (ей хотелось на это надеяться):

— А я пока не увидела ничего, заслуживающего спешки в этом вопросе.

— Ух ты! Кучеряво. И крыть нечем, сам виноват. Ну тогда делать нечего…

И Кирилл Сергеевич Андреев преспокойно повернулся к своей нареченной невесте лицом.

Для начала она почувствовала себя так, словно ее окатили кипятком. Потом — словно она долго взбиралась по крутой лестнице. Еще чуть позже… Как будто она сейчас умрет.

Наверное, будь она не в таком разобранном состоянии, она нашла бы в себе силы окинуть голого Кирилла Сергеевича равнодушным и насмешливым взглядом и процедить презрительно: «Что? И ЭТО вы называете поводом? Если только для сожаления…»

Но она была в своем собственном состоянии, очень плохом, и потому, как полная и законченная идиотка, стояла и таращилась на несомненные и выдающиеся достоинства Кирилла Сергеевича, одновременно заливаясь алой краской от пяток и до ушей.

И еще на эту проклятую дорожку черных завитков. Она была широкой на груди, потом узким ручейком сбегала по бронзовому плоскому животу все ниже, ниже… и снова расширялась, а уж потом…

Кирилл Сергеевич сокрушенно и озабоченно покачал головой.

— Ой, как плохо-то все! Запущено, Леля! Нельзя так, в нашем-то возрасте. Ведь мы уж не дети, я чай.

— Ямнврст…

— Нет-нет, эта штука не так называется. Хотя, в принципе… если есть нефритовый стебель и необоримый йенг, то почему не быть… как ты его назвала?

— А мы… уже на «ты»?

— Лель, ты меня прости, но более идиотского вопроса мне еще не задавали. Впрочем, желание клиентки — закон. Так как, Ольга Александровна, вы назвали…