«И ты туда же, Маргарита?» — подумала я.

Король пошел рядом со мной по тропе, и я не могла сбежать от него, как узник не может сбежать от тюремщика. У ворот он отступил назад, и я прошла в сад впереди него.

— В этом году цветы распустились очень рано. — Это единственное замечание, которое пришло мне в голову, когда мы пересекали сад, а потом пошли в лес.

Король все молчал.

— Матушка боится, что цветы может побить мороз.

Он остановился, поймал меня за руку и развернул лицом к себе.

— Слава богу, мы одни.

Король схватил меня за вторую руку, и мне пришлось напрячься, чтобы удержать его на расстоянии.

— Мадам, думаю, вы знаете, почему я попросил вас побыть со мной наедине. Полагаю, ваш отец говорил с вами о моей любви.

— Любви, ваше величество? Я… я… Он не произносил этого слова.

— Разве вы не видите ее во мне: в моих глазах, в моих руках, в моем голосе? Мадам, я люблю вас и молюсь, чтобы вы были моей.

Я страшилась этого момента, но оттого он не стал легче.

— С-сир, вы… вы оказываете мне огромную честь, но я не заслуживаю… — ухитрилась выговорить я и почувствовала, как он слегка отодвинулся, хотя все еще держал меня за руки. — Я… я должна отказаться. Я не могу быть вашей…

— Почему? Думаю, вы не будете притворяться, будто мы не друзья, верно?

— Скромная подданная не может называть своим другом великого короля, сир, хотя и обязана выказывать ему всяческое почтение и послушание.

Он засмеялся, и это так потрясло меня, что мои напряженные руки задрожали.

— Тогда слушайтесь в этом вашего отца и вашего короля, милая Иза… Видите? Мне известно ваше настоящее имя. Будьте послушной дочерью и подданной и придите ко мне. Мы с вами познаем такое удовольствие, какого не знали ни один мужчина и ни одна женщина, — познаем сегодня, и будет еще много грядущих дней и ночей.

У меня перехватило дыхание, как будто он уже раздавил меня в своих объятиях.

— Сир, умоляю вас не просить меня об этом. Я честная леди. Я была достойной женой. Я вынуждена отказаться…

Тогда он по-настоящему схватил меня, крепко прижав к груди, его руки были как плотницкие тиски, сжавшие меня до костей. Даже приложив все усилия, я не смогла его оттолкнуть. Он был таким высоким и широкоплечим, настолько больше Джона, что я была потрясена. От него пахло потом и полотном, запятнанным кровью оленя.

— Я солнце, разве вам об этом не сказали? А вы луна с серебристо-золотыми волосами, в которых я мог бы утонуть, если бы мы лежали вместе. Разве вы не видите, что мы рождены быть вместе? И это так же верно, как то, что над нами светят звезды.

Я почувствовала, как мускулы одной его руки напряглись, как он занес вторую руку, чтобы приподнять мой подбородок. Я так повернула голову, что его пальцы, похоже, оставили на моем подбородке синяки. Он сжал сильнее, потом нога его обхватила мою.

Я начала испытывать страх. Взгляд короля был таким невидящим, таким мутным. Подобный взгляд означает, что мужчина больше не может думать о самоуважении или об уважении к женщине, но должен овладеть ею полностью и немедленно, хочет она того или нет. Именно этого боятся все женщины, от самой ничтожной до самой великой.

Внезапно он отпустил меня, и я чуть не упала.

— Нет, Иза. Я не овладеваю женщинами насильно, даже если желаю их так, как желаю вас, — почти безумно. Что я могу предложить вам, чтобы вы передумали? Моя любовь у вас уже есть…

Я покачала головой, все еще не в силах вздохнуть. Но я не убежала, иначе о случившемся узнал бы весь двор, а я не дам им повода для сплетен.

Еще несколько мгновений король смотрел на меня сверху вниз, хмурясь.

— Иза, я мог бы сказать: «Я сделаю вас богатой, сделаю ваших мальчиков знатными», но мне кажется, вы не из тех женщин, которых можно завоевать подобным образом. И не из тех, кого можно завоевать, сказав правду: я мог бы уничтожить вас, и ваших сыновей, и всю вашу семью, если бы захотел. Будь вы женщиной, способной поддаться на шантаж, может, я не так сильно бы вас любил.

— Мои мальчики одеты в залатанные лохмотья, я не могу заплатить своим слугам, — чуть не засмеялась я. — Но нет, сир, даже ради них я не могу этого сделать.

— Другие женщины могут. И простите меня, но, может быть, вы уже догадались: другие женщины так и поступили. Дамы вроде вас, и знатнейшие дамы.

— Но я не могу следовать их примеру, будь они хоть величайшими женщинами на земле. — Я сделала глубокий вдох. — Я знаю, что вы не станете меня принуждать. Вы могли бы предложить мне целый мир — королевский выкуп, — и все равно этого было бы недостаточно, чтобы так обесчестить себя. У меня мало того, что я могу назвать своим, но душа и тело — мои. Я не могу и не буду осквернять их таким грехом.

— Тогда выходите за меня замуж.

— Что?

— Будьте моей женой.

— Ваше величество дразнит меня. Прошу извинить меня, мне нужно вернуться к матери.

Король схватил меня за руку, когда я попыталась пройти мимо.

— Иза, я говорю от чистого сердца, и я в здравом уме. Я люблю вас всей душой, всем телом, и я буду вашим мужем.

Мысли мои понеслись кувырком, земля под ногами как будто исчезла, словно Мерлин перенес меня в некую диковинную страну. Я уставилась на короля.

— Но, сир… — наконец обрела я дар речи. — Вы послали за границу посольство, чтобы вам нашли жену. Принцессу, которая даст союзников вашему королевству. Брачный договор будет заключен для того, чтобы ваше царствование стало еще более великолепным и безопасным, чтобы жизнь ваших подданных тоже стала более безопасной. Лорд Уорик уже сейчас в Савойе… Вы не можете жениться на своей подданной.

— Разве может английский король, ведущий род от короля Артура, найти себе лучшую жену, чем англичанка, происходящая из рода Мерлина? Что может быть лучше соединения солнца и луны? — Он засмеялся, поймал мою руку и перевернул ее, чтобы поцеловать в ладонь. — Кроме того, как мне управиться с субсидиями, армиями и союзниками, если я могу думать только о вас?

— Но как же мое вдовство? — Я вытащила руку из его пальцев. — Мои годы? Мои сыновья? — Я прикусила язык, не успев сказать: «Слишком поздняя преданность моей семьи?» — Как я могу выйти замуж за короля?

— Я должен говорить вам, как, Иза? Что ж, прекрасно, раз уж вы так низко себя цените.

Король сделал полшага назад, словно для того, чтобы лучше видеть меня, но у меня все равно оставалось не больше шансов убежать, чем если бы я и впрямь находилась под действием чар Мерлина.

— Вы добродетельны, чего нельзя сказать о многих женщинах, иначе не отказали бы мне. Вы красивы вне всякого сомнения. Вы стоите, ходите и танцуете, будто уже носите корону. Вы умны, вы мудры, вы выносили сильных сыновей. Разве я могу желать большего? Что мне делать без вас?

Я посмотрела на него.

И тут он опустился на колени и обнажил голову.

Его волосы высохли, став темно-золотыми, он так низко держал голову, что я видела, как вздулись мускулы шеи под прекрасной светлой кожей, видела темный сморщенный шрам от удара мечом и блеск свежего пота на шее. Желание, которое я так долго отталкивала, шевельнулось в моем лоне, настолько быстрое и жаркое, что я подумала: король должен почувствовать его в тяжелом воздухе между нами.

— Мадам, вы окажете мне честь, став моей женой и моей королевой?

Что я должна была ответить? Я его не любила. Я не любила и Джона, но с Джоном мы были друзьями. Этого же человека… этого короля… я едва знала. Как я уже сказала отцу, желать даже такого великолепного мужчину не означало любить его. Я любила его не больше, чем кто-либо любит солнце, хотя все мы подставляем себя его лучам. Если знание — это мудрость, король был прав, говоря, что я мудрая. Но я была достаточно мудрой, чтобы сказать: здесь, у моих ног, — дар, который не может привидеться и во сне, и я не смогу — и не буду — отказываться от него.

— Иза? Что вы ответите? Вы не должны говорить мне: «Нет», — сказал король с удивившей меня настойчивостью, дрожа от надежды и желания.