— Привет.

Он медленно растянул губы в своей фирменной улыбке, когда я подошла. Нисколько не беспокоясь об общественном мнении, он тут же подарил мне долгий ленивый поцелуй. Это было восхитительно.

— Ну и чем ты все это время занималась? — спросил Алекс, пожимая мою руку, когда мы поднимались на эскалаторе к залам. — Чем-нибудь, о чем мне нужно знать?

— Я сходила на встречу в «Лук», — призналась я, опустив подробности бурного общения с Тайлером.

Пока я на всякий случай записала эти эпизоды в разряд того, о чем Алексу не нужно сообщать прямо сейчас, а это означало, что я не вру, а просто не болтаю лишнего.

— В пятницу у меня еще одна встреча, а потом, надеюсь, все разместят на сайте. Редактор сказала, что ей действительно понравились мои заметки.

— Правда? Здорово! Уверен, это будет просто потрясающе.

— О да, надеюсь, — сказала я, в ответ сжав его руку. — А как у тебя, ты уже принял важное решение?

Он покачал головой, увлекая меня за собой на следующий эскалатор.

— He-а. Зато завтра у нас репетиция, а в пятницу концерт. Вряд ли их будет еще много, не хочешь прийти?

— С удовольствием, — сказала я, придя в ужас и одновременно испытав восторг при мысли о том, что появлюсь там в качестве знакомой члена группы. — А где это будет?

— В концертном зале Уильямсберга. — Еще один эскалатор. — И приводи с собой соседку, будет весело.

— Звучит отлично, — ответила я. Опять эскалатор. — Думаю, она как раз свободна.

На самом деле я понятия не имела, какие планы у Дженни, но решила, что она непременно пойдет на концерт Алекса.

— Неужели мы закончили кататься на эскалаторах? Или это какое-то новое развлечение, о котором мне только предстоит узнать? — спросила я, когда мы наконец ступили на «твердую землю».

— Я кое-что хочу тебе показать. — Алекс зашел за угол и приблизился к картине, висевшей в коридоре, как бы отдельно от всех. — Это моя самая любимая картина на свете, — сказал он, отойдя на почтительное расстояние от произведения искусства.

На маленькой картине была изображена девушка, в странной позе сидевшая спиной к зрителю. Она смотрела на деревянный фермерский домик неподалеку. Непостижимым образом мне показалось, что я вижу слезы на ее глазах, из-за того что она не может выкарабкаться из какой-то сложной ситуации. Не может вырваться, даже если бы захотела. Даже если бы в этом нуждалась. Ей просто некуда было идти.

— «Мир Кристины. Эндрю Уайет» [30], — тихо прочла я.

Пятый этаж был почти пуст, и тишина зловеще нависла над нами. Я вцепилась в руку Алекса, все еще глядя на полотно. Хотела отвести глаза, но не могла. Прежде чем я поняла, что происходит, у меня по щекам покатились слезы.

— Она… — пробормотала я, не зная, что сказать дальше. Я отпустила руку Алекса и шагнула чуть ближе. — Она просто…

— Знаю, — сказал он, обняв меня за плечи. — Когда мне кажется, что я сбит с толку и попал в ловушку или я просто теряюсь, то прихожу сюда и напоминаю себе, что все не так уж плохо. Прости, я думал, она тебе понравится. Женщина на картине полупарализована. Она ползет к дому, но, возможно, это не так. Мне всегда кажется, что она хочет убежать от дома, а не вернуться к нему.

— Может, она и сама не знает, чего хочет, — предположила я, переводя взгляд с женщины на дом. — Бежать к нему, бежать от него, какая разница?

Мы стояли, созерцая полотно, как мне казалось, целую вечность. И только когда я запомнила его до мельчайших деталей, мы молча отошли и отправились бродить по галерее.

Мне потребовалось время, чтобы снова обрести безмятежность, но Алекс оказался идеальным товарищем для культпоходов. Он так много знал о выставленных тут работах, что я решила: он точно живет где-то здесь в подвале. В итоге прогулка по музею проглотила всю вторую половину дня, а мы даже ни разу не взглянули на часы. Мы осмотрели все, что можно было осмотреть: Моне, Поллока, Пикассо, Гогена, Ван Гога. К тому времени как я осознала, насколько долго мы странствуем по музею, я уже просто умирала от жажды.

— Не хочешь выпить? — спросила я, заставив Алекса прервать медитацию у коллекции образцов классического дизайна.

— Черт, который час? — спросил он скорее себя, чем меня. — Надо бежать, иначе не успеем!

— Куда мы идем? — поинтересовалась я, когда он со страшной скоростью тащил меня по Шестой авеню, пытаясь не врезаться в бесцельно бродивших туристов или сновавших туда-сюда пассажиров общественного транспорта. — Серьезно, мне очень надо попить! Мы не можем остановиться хоть на секундочку?

— Давай возьмем такси, — предложил он, не слушая меня. — На такси, наверное, будет быстрее.

Он остановил желтый автомобиль и запихнул меня в салон.

Но автомобили двигались почти так же медленно, как и люди, и по мере того как мы пробирались вперед, Алекс казался все более и более расстроенным.

Пятидесятая Западная улица, Сорок девятая, Сорок восьмая…

— Алекс, — потребовала я уже не слишком вежливо, — ты скажешь мне, куда мы, черт возьми, едем?

— Черт возьми? Как мило, — ответил он, улыбаясь впервые с тех пор, как мы вышли из музея. — Прости, я хотел сделать тебе сюрприз, но мы должны добраться туда до заката.

— Пока только семь тридцать, — сообщила я, глядя на часы. И на улице ярко светило солнце. — Почему мы так спешим?

— Потому что придется стоять в очереди, — объяснил он, выглядывая из окошка, чтобы проверить ситуацию на дороге.

— Стоять в очереди за чем? — Я изо всех сил пыталась не раздражать его, но во рту у меня уже все пересохло. — Неужели мы не можем остановиться и попить?

— Это сюрприз, — напомнил он, сжимая мою ногу и все еще выглядывая из окошка, как будто усилием воли мог ускорить движение транспорта. — Поверь, я куплю тебе дюжину разных напитков, когда мы туда доберемся.

Тридцать седьмая, Тридцать шестая, Тридцать пятая, Тридцать четвертая…

— Спасибо вам! — Алекс бросил водителю несколько купюр. — Высадите нас здесь. — Он вытащил меня за собой на улицу и проверил время. — Отлично. Так ты, кажется, хотела попить?

Я кивнула. Он обращался со мной отнюдь не по-королевски, как Тайлер. Алекс указал на тележку в углу, где продавались крендели и, слава Богу, холодные банки с пепси. Я выудила доллар из кармана джинсов, всецело поглощенная тем, как бы добыть себе дозу сахара с кофеином, так что даже не поняла, где мы оказались.

— Хочешь зайти внутрь сейчас? — спросил Алекс, удивленно следивший за тем, как я меньше чем за минуту опустошила целую банку.

Нужно признать, я сделала это отчасти из вредности, ведь когда я пью газированные напитки, мне обычно становится плохо. И мне было все равно, что он отлично выглядел, стоя с ухмылкой напротив меня и сложив руки на груди, пока я с жадностью заглатывала свою пепси.

— Внутрь чего? — спросила я, осушив банку и демонстративно вздохнув с удовлетворением.

Алекс покачал головой и указал наверх:

— Вот честно, пытаешься придумать что-нибудь романтичное…

Я вытянула шею и уставилась в небо. Мы стояли у подножия самого высокого здания, которое я когда-либо видела.

Это был небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг.

Я схватилась за руку Алекса, чтобы не упасть.

— Мы пойдем туда? — спросила я, широко улыбаясь.

— Конечно, — кивнул он. — Если ты все еще этого хочешь. Я знаю, ты говорила, что хочешь. Но не имею понятия, успела ли ты уже там побывать.

— Нет. — Я покачала головой и вновь устремила взгляд в безоблачное небо. — Пока нет. Но я ужасно хочу это сделать.

— Как скажешь.

Он улыбался, а я так и стояла с задранной головой. Он не возражал, хотя мы явно мешали прохожим. Меня это не волновало. Это было потрясающе! Я всего полторы недели прожила в Нью-Йорке, а уже перестала замечать многое. Этот город являл собой противоположность айсбергу. То, что видишь на поверхности, что каждый день бросается тебе в глаза — лишь его треть, а все остальное — высоко в небе.