— Для меня?

— Там все, что тебе понадобится для уик-энда на острове.

Очень часто возникает ощущение, будто он вовсе и не здесь, будто он парит над нами всеми, воплощением отрешенности и замкнутости. Может, оттуда перспектива лучше: он ничего не пропустит. Мне вдруг приходит в голову, что больше всего мне нравится в Оро именно это — он недосягаем, однако не холоден, во всяком случае, со мной.

Еще один юноша в белой куртке придерживает для нас дверь каюты. По обе ее стороны — полосы окон с темными стеклами, из меблировки длинные диваны черной кожи. В центре каюты — декоративная песочница, прямоугольник в обрамлении черного мрамора и полный мелкого серого песка; песок разровняли граблями и придали ему очертания правильного квадрата: «Рот» — вспоминаю я единственный известный мне японский иероглиф. Дверь наружу. Выход. Очень полезно в метро или при пожаре.

По другую сторону от песочницы группа мужчин постарше, в деловых костюмах, окружила женщину средних лет в шелковом платье с бесчисленными оборочками и рюшами, все в золоте и темно-коричневых листьях. В пышные черные волосы вплетены листья из золотой фольги и россыпь золотых монет. Она ловит мой взгляд — от японской женщины этого никак не ждешь — и улыбается. Один из мужчин в костюмах оборачивается: это мистер Аракава из «Чистых сердец».

— Оро, — шепчу я, — что это? Я думала, мы уедем одни.

— Мы будем одни. Но сперва у меня деловая встреча. — Он берет меня за руку. — Луиза, мистера Аракава, главу школы «Чистых сердец», ты уже знаешь. Пожалуйста, познакомься с мистером Кобаяси, директором сети универмагов «Идея-фикс», с мистером Синода, президентом корпорации игрушек и развлечений «Комори энтерпрайзез», с мистером Нарусе, президентом «Закусочных “Карри-как-на-Пожаре”», и мистером Анака, управляющим инвестиционным банком «Комакай». А это — миссис Анака…

Камилла Анака, дипломированная медсестра, выходит вперед, прижимает меня к своей однобокой груди, украдкой лапает мою задницу.

— Луиза, сколько лета, сколько зима. Когда опять приходить в купальни? — Поворачивается к мужу, миниатюрному коротышке с блестящей коричневой макушкой и изрядно тронутыми сединой усами. — Луиза учить меня английский в Киото. Очень хорошая учитель. С Луизой мы смеемся и учимся.

Моей рукой завладевает мистер Аракава.

— Луиза учить наших девочков в «Чистых сердцах» больше, чем английский. Она учить жизнь.

Все обмениваются поклонами и смеются, воздавая должное моим разнообразным талантам. Все так весело, так мило, что я почти забываю почуять недоброе. И тут следует одна из тех затянувшихся пауз, что японцы якобы находят более чем уместными и даже успокаивающими; меня они с ума сводят. Всякий раз я внушаю себе, что ни за что не заговорю первой, однако в итоге не выдерживаю.

— А как так вышло, что вы все знакомы с Оро? — спрашиваю.

Общий смех, означающий: «Эта гайдзинка — просто прелесть что такое, хотя ужасно бестактна, вы не находите?»

Мистер Аракава подводит меня к длинному дивану.

— Луиза, вы знаете Оро как талантливого певца, как японскую кинозвезду первой величины, возможно, знаете также и телесериал «Маку Хама». Он…

— Оро эстрадник, крупная шишка шоу-бизнеса, а в придачу и большого бизнеса тоже, — вклинивается мистер Анака. — Нашего бизнеса, — он кивает в сторону мистера Аракава, мистера Кобаяси, мистера Синода и мистера Нарусе, — потому что все вместе мы образуем конгломерат развлечений «Сиру». Миссис Анака улыбается мне.

— Самый важный конгломерат шоу-бизнеса во всей Японии.

— Во всей Азии, — поправляет ее супруг.

— А что такое сиру? — спрашиваю я у Оро. Он глядит в потолок.

— Такая коричневая штука, которой рис поливают.

— Соус, — поясняет мистер Анака.

— Подливка, — добавляет миссис Анака.

Судно встало на подводные крылья и скользит над водой. Мимо проносятся мелкие скалистые островки. Внутреннее море больше похоже на широкий канал, нежели на настоящее море, вода — там, где не вспенивается попутный поток — спокойная, тускло-серая.

— Мы вовсе не хотим нарушать ваши с Оро каникулы, — говорит мистер Кобаяси. — Оро много работает, Оро заслужил отдых, но нам важно прийти к соглашению о том, как… — Он пытается потактичнее выразить свою мысль по-английски.

— Снизить убытки? — подсказываю я. Все глубокомысленно кивают.

— Скандал — это хорошо, — встревает мистер Нарусе, улыбаясь и облизывая губы. — До определенного предела.

— Когда мы контролируем рекламу — это хорошо, — отмечает мистер Синода. — Когда реклама контролирует нас — жди неприятностей.

До сих пор Оро сидел очень тихо, сцепив ладони под подбородком, не сводя глаз с них, не сводя глаз с меня.

— В том, что случилось, Луиза не виновата. Леди-журналистка споткнулась и упала.

— Никто не говорить, Луиза — проблема, — отвечает мистер Анака. — Леди журналист — нехороший фрукт. Всегда устраивать неприятности.

— Так ей и надо, — фыркает миссис Анака.

— У нас есть видео, которое доказывать, она не в коме, — продолжает мистер Анака. — Газета ее помещала в частный санаторий, чтобы раздуть историю. С головой у нее полная порядка, только большая шишка. Бинты для фотографии намотать.

— Ради пикантной истории они что угодно делать, — подтверждает мистер Синода. — Лгать, врать, воровать, деньги платить.

— Но если «леди журналист» не проблема и я не проблема, так в чем же проблема? — В сомнительной ситуации моя роль здесь — совершать промах за промахом, размахивая тупым инструментом.

— Проблема, — роняет мистер Кобаяси, соединяя подушечки пальцев, — это общественное восприятие.

— Восприятие? — шепчет миссис Анака мужу.

— У нас есть основания полагать, — объясняет мистер Кобаяси, — что значительную часть зрителей Оро глубоко задевает его связь с… — он делает паузу и набирает в грудь побольше воздуха, — с иностранкой. Вы все помните, как три года назад Оро имел романтические отношения с той старлеткой… как ее звали?

— Тьюсдей Харада, — бурчит мистер Синода.

— Тьюсдей Харада? — непроизвольно повторяю я.

— Тьюсдей наполовину японка, наполовину американка, — объясняет мистер Кобаяси. — Синие глаза, но черты лица — японские. И даже здесь мы обнаружили, что поклонницы Оро сочли, будто их предали, а ведь Тьюсдей — наполовину японка, бегло говорит по-японски и очень красива.

Раз, два, три — и я вылетаю.

— Стало быть, какая у меня альтернатива: депортация или радикальная косметическая операция?

Никто не смеется, кроме Оро, да и тот умолкает под взглядом мистера Анака.

Мистер Анака, опираясь ладонями о колени, подается вперед.

— Мы здесь для того, чтоб помогать. Часть уик-энда — на то, чтобы обсудить эту проблему. Вы нам нравиться на все сто процентов, Луиза. Но нам надо найти решение, чтобы вы с Оро могли быть вместе, а карьера его продолжалась, как прежде.

Когда большое, организованное общество единомышленников начинает обсуждать варианты решений, паранойя ли это — впасть в паранойю?

Судно на подводных крыльях по дуге входит в гавань.

— Мы прибываем. — Оро встает на ноги. Встают и остальные. Судно резко подпрыгивает, и миссис Анака падает обратно на диван, золотые монеты в ее волосах звякают.

— Держитесь, миссис Анака, — говорю. — Сейчас нас немного порастрясет.

Наша усеченная автоколонна — «бентли» для директоров конгломерата «Сиру», старинный «ягуар ХКЕ» для нас с Оро и универсал «альфа-ромео» для персонала и провизии — переправляет нас в глубь острова по дороге, что петляет между невысоких, заросших кустарником холмов. Проезжаем рощицу деревьев с веерообразными кронами; на мелких серебристых листочках играют солнечные блики.

— Это оливы? — спрашиваю у Оро. Он выглядывает в окно и кивает.

— Вот уж не знала, что в Японии растут оливы.

— Только здесь. «Сёдосима» означает «Оливковый остров».

— А оливы в Японии — местные жители?

— Это как, местные жители?

— Ну, они здесь всегда были? Он качает головой.