– Нет.

– Тогда что вам угодно?

– Я ищу доктора Кида, своего корабельного врача.

– Ох, это вовремя! – Содержательница борделя поджала уголки тонких подкрашенных губ. – Можете забирать его прямо сейчас, буду вам только признательна.

– Что натворил Ланцетник? – поинтересовался немного озадаченный Баррет. – Не стал платить, что ли?

– Дело не в том… Не скрою, впрочем, наше заведение давно уже не отпускает ему в кредит. Прошу, пройдите со мною, сейчас все увидите сами. Ваш бесценный врач в задних комнатах.

Питер двинулся вслед за содержательницей, которая, при своем низком росте и пышных формах, катилась перед ним наподобие живого мяча. Миссис Джози остановилась возле крепкой и толстой, сколоченной из досок двери и отворила ее одним толчком пухлого кулака.

– Вот полюбуйтесь своими глазами, мистер Баррет.

Шум, который раньше был приглушен, сразу же невероятно усилился. Переполненная табачным дымом комната казалась погруженной в глубокий сизый туман. Доктор Кид развалился посреди комнаты в кресле с высокой спинкой. Девушка – миловидная, очень светлая мулатка с большими влажными глазами – устроилась на костлявых коленях Ланцетника и время от времени без зазрения совести отпивала из его стакана. Кид стащил и бросил на пол камзол, закатал кружевные манжеты и закинул парик в угол. Пустая трубка валялась рядом.

Врач, стараясь перекричать заунывное пение пьяных голосов, философствовал:

– Фемина… О, Фемина! Идея сотворить женщину была лучшей от начала времен, и ею она остается до сих пор. Ребро Адама есть лучшая… ик! Лучшая и благороднейшая часть его существа, равно удаленная от мозолистых ступней, порождающих излишнее беспокойство, и воспаленной головы, соображения которой… соображения…

– Давно это с ним приключилось? Что он несет? – мрачно спросил матушку Джози капитан Питер.

– Не знаю. Я не поняла и половины. Думается, все дело в вашем трофейном роме, капитан. Он повредил рассудок доктора Кида.

– Не думаю. Ром был отличный, скорее уж это воздействие дьявольской жары. Генри всегда оставался неженкой.

Корабельный лекарь не обращал на своего капитана никакого внимания. Он продолжал держать речь, нисколько не смущаясь тем фактом, что захмелевшая мулатка его не слышит.

– Доказать превосходство женщины можно при помощи несложного силлогизма. Этот силло… ик! силлогизм…

Матушка Джози скрестила пухлые руки на объемистой бесформенной груди и с глубоким осуждением уставилась на врача.

– Тут хороший бордель для людей с твердым доходом и твердым разумом, – заявила она. – У нас положено пить вино, принадлежащее заведению, проводить ночи с лучшими девушками острова, и аккуратно оплачивать счета. Я не потерплю, чтобы ваш лекарь, потерявший мозги, развращал моих девочек заумными непристойностями. Заберите его, капитан.

– Эге, должно быть, у дока вдруг кончилась звонкая монета в кармане.

Содержательница шлюх ухмыльнулась узкими словно порез губами.

– Не подумайте лишнего, мистер Баррет. Он заявился сюда с уже полупустым кошельком.

– Ладно.

Питер прошагал через комнату, снял сонную девушку с колен врача и положил ее в угол на циновку. Мулатка тут же безвольно раскинулась наподобие тряпичной куклы.

– Пошли, старина.

Он на всякий случай ткнул Генри Кида кулаком под ребра, потом подхватил его под мышки и грубо вытолкал сначала за дверь, а потом и вовсе за порог заведения. Пустой зал остался за спиной. Обиженная проститутка Марта больше не показывалась. На улице засопротивлявшийся было врач обмяк и хрипло бормотал непонятное. Капитана он не узнал. Матушка Джози вышла следом и тяжело топталась на пороге, как-то разом слиняв и потеряв обычные уверенные манеры хозяйки.

– Послушайте, капитан…

– Чего еще? – рявкнул раздраженный Питер.

Толстуха робко замялась.

– Все знают – вы очень смелый человек.

– Ближе к делу, я не нуждаюсь в твоей лести.

– Я только хотела сказать… Странные слухи, мистер Баррет. Они и впрямь очень странные, а когда уходит дерзкая молодость, то любые сплетни способны лишить сна, а что еще осталось у старой одинокой женщины, кроме ночного покоя?

– Что ты собираешься сказать?

Джози отвернула оплывшее подкрашенное лицо. Краска не скрывала дряблой кожи и морщин, в свете раннего утра они выступили во всем безобразии.

– Говорят, будет большая война.

– Ну и что?

– Говорят, наше пиратское братство – бельмо на глазу губернатора…

– А разве когда-нибудь дело обстояло по-другому?

– Многие повиснут в петле.

– Тот, кто дерется, как мужчина, не будет умирать, как собака.

– Но я-то всего лишь старуха! Мне страшно, капитан. Хоть я и стара, но умирать не собираюсь, а ужас по ночам лишает меня сна, заставляет вертеться с боку на бок. Ходили слухи, будто…

Толстуха замолчала, заискивающе и неуверенно пытаясь поймать взгляд капитана.

– Будто я от безысходности продался испанцам?

– Да. Простите, мистер Баррет. Там, где пьют, много болтают. Не всякий язык получается укоротить.

– Не бери в голову, Джози. Распробуй мой трофейный ром, он улучшает сон. А языками я займусь.

Англичанин вскинул совершенно размякшего лекаря на спину и уверенно зашагал к гавани, обходя кучки отбросов и конского навоза. Джози с некоторым сомнением смотрела ему в след.

– Пробудись, старый развратник! Поднимайся, говорю, негодяй, ты мне нужен как никогда.

Корабельный лекарь шумно дышал, но вставать, кажется, и не собирался.

– Ладно, пора добавить тебе бодрости.

Баррет отыскал ведро на веревке, черпнул воды за бортом и вылил ее прямо на непокрытую голову врача, который плашмя лежал на палубе. После первого ведра Кид только вяло поежился, после второго попытался встать на четвереньки, после пятого он сидел на мокрой палубе, с недоумением рассматривая пояс без кошелька и рваную, в винных пятнах рубаху.

– Во имя неба, Питер! Прекрати поливать меня!

– Я буду поливать тебя до тех пор, покуда в твоей худой башке не прояснится.

– Там и так ясно, холодно и пусто словно в выпитой бутылке. Как я попал сюда?

– Спроси себя сам. Этим утром тебя выгнали из борделя.

– Невероятно. Но я там не был. Небом клянусь, я спал как чистый праведник и видел сон. Да! Мне снилось, будто я выступаю в Кембридже с докладом… Впрочем, ты все равно ничего не поймешь. Моя речь имела бешеный успех.

– У проституток, которые сочли тебя поэтом в белой горячке. Девки толстухи Джози обмирали от восторга, слушая тебя.

– Потрясающе. Я не припомню ни единого слова.

– У тебя украли кошелек.

– Возможно. Деньги, Питер, они как вода, они приходят и уходят наподобие волшебного прибоя, оставляя в моей душе только мелкий мусор пережитых удовольствий. Чертовски ломит виски. С ребрами тоже не все в порядке. Ты уверен, что меня не избивали ногами?

– А откуда мне знать? – невозмутимо ответил Баррет.

– Хотелось бы прилечь, ох, эта дьявольская боль… Наверняка одно из ребер сломано.

– Приляжешь потом, время не ждет, я специально вытащил тебя из неприятностей.

– Что случилось?

– Пошли.

Баррет без церемоний подтолкнул Генри Кида в сторону кормовой каюты.

– Присядь на скамью. Можешь пить, только не ром. Вот тебе фруктовый сок, старый друг.

– Разве на нашей пиратской посудине есть фруктовый сок?

– Специально для тебя. Он горчит, немного перестоялся, но все же лучше того гнусного пойла, которое дают у Джози под маркой настоящего вина…

– Ох, и вправду перестоялся. Отвратительно.

– Итак, Генри, я собираюсь снова огорчить тебя.

– Что?!

– Кое-кто из наших парней проболтался проституткам. О наших неприятностях в городе уже наслышаны.

– Богом клянусь! Я не виноват!

– Ни за что бы не поверил тебе, Кид-трепач, если бы собственными глазами не видел твоего безумного состояния. Да выложи ты потаскухам все – от начала и до самого конца, никто бы не поверил сказкам сумасброда.