Я хотела, чтобы мы двинулись в путь немедленно — меня одолевало предчувствие, что добраться до приюта будет нелегко. Может случиться всякое: к примеру, Ара пойдет на попятный, или на пути встанет Крусифиха, или у ангела вновь случится приступ, и тогда мы не сможем увезти его. Мне было трудно даже представить, как мы его потащим. Все выглядело бы куда проще, находись рядом Гарри со своим вседорожником, но ни на Гарри, ни на «мицубиси» рассчитывать не приходилось, так что лучше было о них забыть и не предаваться пустым мечтам.

Но мы никак не могли тронуться с места: если нас не задерживало что-то одно, то непременно останавливало другое. Сперва пришлось ждать, пока Марухита де Пелаэс накормит своих животных, потом вдруг оказалось, что нужно напоить ангела, прежде чем пуститься в путь, потом некой особе понадобилось переобуться, другая пошла попросить денег в долг и все никак не возвращалась. С высоты своего извечного величественного спокойствия мой ангел созерцал нашу беготню, словно наблюдая за разворошенным муравейником, и на его прекрасном лице проглядывала озадаченность человека, следящего за ходом футбольного матча, в котором обе команды играют в одинаковой форме.

В конце концов наш караван двинулся. Ангела водрузили на носилки, которые несли четверо, и укрыли чем-то вроде навеса из парусины, но нам не удалось пройти и пятидесяти шагов, как началось… Конечно, я предполагала, что на нашем пути возникнет препятствие, но речь шла не о раскаянии Ары в принятом решении, не о противодействии Крусифихи и даже не об очередном приступе у ангела. Нет, навстречу нам поднимался падре Бенито, вооруженный распятием и глиняной бутылью со святой водой. Он шел, готовый к войне, в сопровождении служки и троих парней из С.Ф.А., которых я видела в церкви.

— Остановитесь! — закричал священник, вставая у нас на пути и угрожающе потрясая своим оружием. — Куда это вы собрались?

— Это не ваше дело, падре, — сказала ему Ара.

— Это именно мое дело! Своей ересью ты навлекаешь кару Божью на весь квартал! И ты смеешь говорить, что это не мое дело? Разве потоп и смытые дома не послужили тебе уроком? Скольким еще несчастьям ты хочешь послужить причиной? — Падре Бенито обращался только к Аре, упрекая ее с изрядной долей патетики. Несмотря на внешнюю суровость, диалог выдавал ту неизгладимую простоту, которая сохраняется между двумя людьми, когда-либо делившими постель.

— Позвольте нам пройти, падре, — попросила Ара достаточно мягким, на мой взгляд, голосом.

— Этот юноша не уйдет отсюда, пока я не подвергну его экзорцизму, — постановил падре Бенито, теперь уже обращаясь ко всей процессии. — Назад, возвращайтесь домой! В нем сидит демон, и мы его оттуда изгоним, нравится вам это или нет!

Я была не в силах переносить больше эту нестерпимую смесь мракобесия, упоения своей властью и запаха никотина. Как зловещее видение мелькнула перед моим мысленным взором непристойная сцена: священник, насилующий Ару в углу церкви, затем я увидела, как он преследует ее сыновей, стремясь сделать их изгоями, и разжигает против них ненависть с амвона. Меня захлестнули отвращение и негодование, и я начала кричать на него: разве он не понимает, что речь идет вовсе не об одержимом, а лишь о больном юноше? И добавила, что ничто не остановит нас, потом назвала его пещерным человеком и другими обидными словами, которых уже не помню. Не успела я закончить свою пламенную речь, как поняла — по тому удивлению, с каким смотрели на меня окружающие, — что я, собственно, вмешиваюсь не в свое дело и роль в этой пьесе у меня скорее бессловесная.

Было очевидно: в тот момент никого не интересовали мои соображения.

Падре Бенито смотрел только на Ару и отечески ее увещевал, прося не раздувать конфликт и напоминая, что он здесь для того, чтобы ей помочь. В конце концов он даже начал умолять ее не упрямиться и не настаивать на своем.

В чем же дело? Вот я бестолковая! Вечно до меня с опозданием доходит, что к чему! Передо мной был не священник, требующий послушания от прихожанки, не мужчина, ненавидящий женщину, которая его оставила, а влюбленный, выпрашивающий хоть каплю внимания.

— Отойдите в сторону, падре, — вновь сказала Ара. — Или я прямо отсюда направлюсь в епископат и расскажу там кое-что про вас.

В ее голосе тоже не было настоящего отвращения, скорее злость и, я бы сказала, даже капля кокетства. Но это не имело значения, мы, защитницы ангела, в любом случае почувствовали, что ее угроза укрепляла наши позиции, и сделали шаг вперед.

— Нет, Ара. Ты не посмеешь, — сказал священник не терпящим возражений тоном, и мы, те, что были с ангелом, сделали шаг назад.

— Посмею, падре, посмею.

Снова шаг вперед.

— Я всего лишь прошу тебя, чтобы ты позволила мне подвергнуть его экзорцизму. Что ты теряешь? Если внутри него сидит бес, мы его изгоним, и всем нам станет намного спокойнее, начиная с него самого… — Тон Бенито был примирительным, и те, кто держал носилки, не сделали ни шагу ни назад, ни вперед.

— Хоть убейте, но я не отдам сына в ваши руки, падре, потому что единственный бес здесь — это вы.

Мы сделали несколько победных шагов вперед.

Священник подошел к Аре совсем близко и теперь говорил ей почти на ухо:

— Не бес, Ара, нет, всего лишь человек. Человек, раздавленный одиночеством. — Я тоже приблизилась, чтобы расслышать, так как не хотела упустить ни слова. — И это твоя вина, Ара, потому что ты не пожелала поступить согласно Воле Божьей…

— Не поминайте Его имя всуе…

Оказалось, что за религиозным конфликтом крылась самая простая и обычная семейная ссора, перебранка между супругами, чей брак распался, и теперь одна из сторон стремится его восстановить и использует власть там, где не удалось взять лаской.

Трое из С.Ф.А. ринулись было вперед, чтобы завладеть носилками и отнять у нас ангела, но Свит Бэби Киллер так рявкнула на них, что они остановились, поняв, что она недолго думая раскроит им башку.

— А вы, сеньора, не вмешивайтесь! — закричал священник на Свит Бэби.

— Да, Свит Бэби, — поддержала его Ара. — Оставь, я сама все улажу.

— Спокойно, парни. Мы не будем прибегать к жестокости. — Теперь уже падре Бенито утихомиривал своих.

Им обоим, Аре и падре Бенито, было неудобно продолжать ссору в присутствии посторонних, и по ним было видно, что они предпочли бы довести свой спор до конца наедине.

— Отошли своего сына домой, Ара, и приходи в церковь исповедоваться. Дело можно уладить миром.

— Нет. Мне не в чем исповедоваться, и нечего тут улаживать.

— После не говори, что я не протягивал тебе руку…

— Дайте мне пройти, падре. Я должна отвезти сына в больницу.

— Я отсюда не двинусь.

— Я расскажу епископу…

Священник сжал ее запястье, и теперь было видно, как за стеклами очков в близоруких глазах мелькнула тревога.

— Не угрожай мне, Ара. Говори епископу что хочешь, тебе не поверят. Кроме того, по уставу я мог иметь прислугу. Церковью это разрешается.

— Так это так называется, падре? Прислуга по уставу? — Ара рывком высвободила руку.

— Ты слишком далеко заходишь. Ты раскаешься, Ара, слышишь меня?

— Отойдите с дороги, падре. — Голос Ары дрожал.

— Я умолкаю, потому что боюсь сказать лишнее в присутствии этих людей. Но я это так не оставлю, Ара. Нет, Арасели, поверь мне, что нет.

Священник освободил дорогу и сделал знак сопровождавшим его головорезам, чтобы они последовали его примеру.

Мы прошли мимо них с гордым и надменным видом, неся на носилках нашего непобедимого ангела. Мы продолжили свой путь по склону вниз, и всю первую часть дороги, самую скользкую, до автобусной остановки, Свит Бэби Киллер несла ангела на спине с таким трепетным смирением и благодарностью, словно каждый шаг с этой драгоценной ношей на плечах был привилегией.

— А ведь это было не так и ужасно, правда, донья Ара? — не сдержалась я.

— Что не было ужасно, сеньорита Мона?

— Ваша жизнь с падре Бенито.