Альбер Камю в автобиографическом романе „Первый человек“ рассказывает о незабываемом эпизоде своей жизни. Благодаря помощи одного учителя будущий писатель получил стипендию и поступил в лицей. Там мальчик встретил детей из более обеспеченных семей и начал чувствовать себя изгоем, так как только его друг Пьер был родом из того же квартала, что и он. Именно тогда Камю впервые ощутил, что такое стыд. Вот что произошло с Жаком, главным героем романа и альтер эго автора:
Им раздали бланки, где имелась графа „профессия родителей“, и он долго думал, что же там писать. Сначала он написал „домашняя хозяйка“, в то время как Пьер написал „почтовый работник“. Но Пьер объяснил ему, что домашняя хозяйка — это не профессия, что так называют женщин, которые не работают, а занимаются хозяйством у себя дома. „Нет, — сказал Жак, — она занимается хозяйством не у себя дома, а у других, например у галантерейщика напротив“. — „Значит, — нерешительно сказал Пьер, — надо писать „прислуга“. Такая мысль не приходила Жаку в голову, поскольку это слово не произносилось у них дома, к тому же никто из них не считал, что она работает для других, она работала прежде всего для своих детей. Жак начал писать это слово, остановился и вдруг почувствовал, что ему стыдно и одновременно стыдно за свой стыд [39].
До того момента Альбер Камю руководствовался исключительно мнением близких людей, а теперь попал под прицел чужих глаз, стал мишенью для посторонних суждений и тут же понял, что работа матери постыдна, что ее могут презирать за это. Мальчик испугался своего малодушия. Слово „прислуга“, сказанное о матери, ставило его на самую нижнюю ступень социальной лестницы, а он вынужден был указывать это в официальной анкете. Вместо образа матери, которая из сил выбивается ради детей, неожиданно возник другой образ — жалкой женщины, вынужденной работать за гроши в чужих домах. И сын устыдился этой женщины, а потом устыдился своего стыда.
…Надо было обладать поистине героическим сердцем, чтобы не страдать от подобного открытия, и в то же время немыслимым смирением, чтобы не испытывать стыда и гнева на самого себя за это страдание, открывающее ему несовершенство собственной натуры. Жак не обладал ни тем ни другим, зато обладал упрямой и злой гордыней, которая помогала ему, по крайней мере в этой ситуации, и заставила твердой рукой дописать слово „прислуга“, после чего он с неприступным видом отнес бланк классному надзирателю, даже не обратившему на это внимания. Вместе с тем у Жака вовсе не возникало желания как-то изменить свое положение или иметь другую семью, он любил свою мать, такую, какая она есть, больше всего на свете, хотя эта любовь и была безнадежной.
Однако не всем такое удается. Стыд вынуждает нас скрывать правду, таиться и лгать, не зря же существует выражение „постыдная тайна“. В новелле „Сад, где ложь цветет пышным цветом“ Альваро Помбо [40]рассказывает о юноше, который соврал невесте и ее родителям, что получил диплом архитектора, — совершенно бессмысленная ложь, ведь от заветной корочки его отделял один-единственный экзамен. А потом из страха, что обман раскроется, несчастному пришлось постоянно ловчить и изворачиваться, попадая в самые нелепые ситуации. Стыд застит нам свет, не дает поднять голову. Заставляет прятать глаза, ведь тот, кому стыдно, не отваживается смотреть людям в лицо.
Но это еще не все. Что мы имеем в виду, когда говорим: „Мне стыдно“? Наши чувства направлены на грядущие события, вызваны воображаемой реальностью. Когда человек представляет себе некие сцены и испытывает неловкость, стыд словно бежит впереди него. Таков же и страх, он тоже предвосхищает происшествия и тем опасен. Опасен измышлением мнимого. Того, кто слишком многого чурается, мы называем боязливым. Если же к боязни примешивается стыд, то перед нами человек застенчивый. В этой характеристике наш богатый язык соединяет робость и стыдливость.
И еще одно: бояться стыдно. Так, по крайней мере, принято считать у большинства народов. Детей стыдят, если они открыто выражают свой страх, а значит, вполне можно испугаться стыда за свой испуг. Такое вот хитросплетение эмоций.
Мы проанализировали некоторые особенности широко распространенных страхов. Люди боятся наказаний. Опасаются встречи с неведомым, боятся принимать решения, бороться, проявлять способности, ставить все на карту. Мало того, их преследует страх разочаровать других, уронить себя в их глазах, повредить своему социальному „я“. Они страшатся стыда.
10. В поисках уверенности
Страхи перед конфликтами, боязнь занять решительную позицию, неумение отстаивать свои права получили в последнее время такое широкое распространение, что в обществе возникло стремление найти лекарство от них, отыскать источник уверенности, позволяющей спокойно выражать свое мнение и в особенности защищать свои интересы. Уверенность помогает нам не терять себя, когда наши права ущемляются или нарушаются — намеренно или случайно. Она способна излечить от многих неотвязных страхов: боязни возразить, пожаловаться, потребовать объяснений, отказать, настоять на своем. Не зря же сейчас стали так популярны тренинги ассертивности. Психологи и воспитатели полагают, что это качество обязательно нужно развивать. Ребенок должен научиться открыто и с достоинством отстаивать свои права. Однако я подозреваю, что специально разработанные методики решают проблему лишь отчасти. Ученик может хорошо справляться с заданием на занятии, но оробеть в реальной ситуации. Тема страха неизбежно приводит нас к теме отваги.
Ассертивность находится где-то между двумя полюсами: пассивностью и агрессивностью. Пассивный человек промолчит, столкнувшись с несправедливостью, а агрессивный немедленно атакует. Ассертивная модель поведения позволяет придерживаться золотой середины и помогает разрешить конфликт разумно и достойно. Если для нас важнее всего достижение цели, то агрессивность, к сожалению, самый эффективный путь. Помните, что мы говорили о Макиавелли и тактике устрашения? Однако если основным критерием, определяющим путь к цели, является справедливость, то мы покидаем область психологии и переходим в область этики. Поэтому я совершенно не удивился, когда прочитал прекрасный труд, написанный Ларри Михельсоном, Аланом Е. Каздином и другими авторами, в котором говорилось, что „следует уделять большое внимание этическому аспекту ассертивных программ или ассертивной терапии в ходе обучения социальным навыкам и межличностному общению“. Ассертивность — противоядие от стыда, а стыд в разумных пределах — социально необходимое чувство, так что нельзя чересчур увлекаться и воспитывать людей, вовсе свободных от него, этаких ассертивных наглецов.
Глава V. Тревожность и патологические страхи
1. Мой интерес к патопсихологии
Возможно, что когда-нибудь, накопив достаточно сведений, я напишу книгу о патологических состояниях мозга, поскольку знания в данной области помогают философу (по крайней мере, в моем понимании философии) подобрать ключи к человеческой натуре: homo sapiens— единственное существо, способное сойти с ума. На этой стезе у меня уже есть славный предшественник, Карл Ясперс, психиатр, ставший одним из самых выдающихся философов XX века.
В изучении патологий труднее всего обозначить границу между нормой и болезнью. Это так же непросто, как поймать момент, когда бледная желтизна колосьев превращается в насыщенный золотистый цвет, или же определить, какое количество зерен следует считать множеством. Например, пять — это много? А десять? То есть, конечно, крайности не вызывают сомнений, и пять тонн — это уже очень много, но бывают же и пограничные случаи. И еще: чрезвычайно трудно отличить соматические заболевания от психических. Книга Марии Долорес Авиа, посвященная ипохондрии, предлагает нам несколько весьма любопытных данных. В 1907 году Ричард Кэбот, проанализировав пять тысяч историй болезни в центральной больнице штата Массачусетс, пришел к выводу, что 47 % пациентов страдали не заболеваниями, а „функциональными расстройствами“. По сведениям Шеперда (1960), к категории психиатрических больных можно отнести 38 % пациентов терапевтического отделения, 25 % обратившихся к невропатологу (Кира и Саундерс, 1979), пятую часть пациентов гастроэнтерологических клиник (Мак Дональд и Бушье, 1980) и половину тех, кто обращался к хирургу по поводу болей неясной этиологии в области лицевого нерва (Фейнман, 1983). Ллойд (1986) писал, что развитие самых разнообразных соматических симптомов является весьма характерным для психических отклонений. Помнится, всеведущий Хуан Роф Карбальо, выдающийся физиолог, который к моменту нашего знакомства был уже очень немолод, говорил, что к нему обращались люди, перенесшие множество операций, страдавшие исключительно психосоматическими расстройствами. Все эти наблюдения подкрепляются одним существенным фактом: с увеличением количества психиатрических консультаций значительно сокращается число обращений в другие медицинские учреждения.
