Некоторые дети тоже боятся говорить, и иногда этот страх принимает такие острые формы, что становится серьезной проблемой. Существует даже так называемый избирательный мутизм, когда ребенок отказывается разговаривать в некоторых местах или в присутствии тех или иных лиц. Порой немота — всего лишь способ привлечь к себе внимание, однако чаще всего она возникает, если слова, сказанные в определенных обстоятельствах, привели к неприятным последствиям. Один из моих корреспондентов поведал печальную историю своего отца, который обычно отличался крайней замкнутостью, вернувшись с работы, сразу запирался в кабинете, не общался с детьми, требовал тишины. Но потом тяжелая болезнь изменила его характер. Он страдал от страха и одиночества, потянулся к родным, захотел наладить отношения, которые на самом деле никогда не существовали. Мой корреспондент признавал, что жалел отца и хотел бы облегчить его состояние, но всякий раз, пытаясь заговорить, не находил слов. „Это как в школе на экзамене: стоишь у доски, а в голове пусто. Я даже стал заранее готовить шпаргалки с темами для беседы“. Но все напрасно. Воспоминания о тягостных сценах безнадежно застопорили механизм речевых высказываний.
Происхождение подобного страха нетрудно объяснить: это выученная реакция. Память о перенесенном когда-то страдании автоматически окрашивает в мрачные тона любую аналогичную ситуацию, законы возникновения эмоций неподвластны доводам рассудка.
4. Страх перед конфликтами
Легко объяснимый страх перед скандалами распространяется на ссоры вообще и более того — на любой разлад в отношениях. На этот раз я не стану прибегать к своему архиву, а воспользуюсь примером одного коллеги, Алана Браконье.
Тридцатилетняя женщина по имени Сильвия рассказывает о своем муже и, не минуты не сомневаясь, называет диагноз: „Он страдает тревожным расстройством. Постоянно находится в напряжении. Спрашивает, не пригорят ли помидоры, таким тоном, словно сообщает о пожаре в доме. Любое происшествие в его глазах выглядит катастрофой, которая требует общей мобилизации всех наших душевных сил“.
Данный случай нетрудно объяснить. Родители мужчины развелись, когда ему было пять лет. Единственное, что он прочно запомнил о том времени, — это чувство непреходящего страха перед любой конфликтной ситуацией. Даже теперь, в тридцатилетнем возрасте, в ушах у него звучат ссоры между отцом и матерью из-за денег. И еще одна сцена: он, шестилетний мальчик, выходит за руку с мамой из магазина и видит у дверей подкидыша в колясочке. „Мы не можем взять его, — говорит мать. — Это нам не по силам. У нас нет средств!“ Тогда мальчик подумал, что если бы у родителей вдруг кончились деньги, его бы тоже бросили.
Как мы видим, мужу Сильвии, человеку по натуре тревожному, размолвки между отцом и матерью привили страх перед всеми трудностями вообще. Исследуя ипохондрические расстройства, М. Стреттон, П. Саловей и Д. Майер обнаружили одну общую тенденцию в восприятии и переживании проблем, возможно присущую многим беспокойным людям. Они предпочитают устраняться от проблемы, прятать голову в песок, делают вид, что ничего не знают, — лишь бы не бороться. Такие из страха перед правдой скорее умрут, чем пойдут к врачу. Окружающие считают их просто ленивыми, и иногда это действительно так, но чаще речь идет о боязни предпринимать любые шаги, нарушающие спасительную рутину. Немецкий психолог Юлиус Куль называет их пассивными личностями. Опираясь на его исследования, я пришел к выводу, что существует связь между стремлением все откладывать на потом и страхом перед активными действиями. Подобная боязнь носит избирательный характер и распространяется не на все дела, а лишь на те, которые требуют особых усилий. У меня в архиве хранится несколько описаний таких случаев. Например, одному молодому человеку стоит большого труда прервать начатое дело. Если он ведет машину, то никак не может заставить себя заехать на заправку. Если работает, то необходимость сложить бумаги и убрать книги превращается в непосильную задачу. Для выполнения этих простых действий ему нужно выделить их в отдельную графу: завтра встану и уберу. Вот доеду до дома, тогда и заправлюсь. Но иногда осуществлению планов что-то мешает, и в результате беспорядок на столе растет, а бензин кончается в самый неподходящий момент. Это вызвано не страхом перед волевым усилием, а скорее неспособностью переключаться с одного дела на другое, с отсутствием гибкости, с излишней инертностью.
А вот другой случай. Женщина не может делать вообще ничего, поскольку любое действие вызывает у нее чувство тревоги. Самое страшное — это принять решение, пусть даже самое незначительное. В свое время она была прекрасной секретаршей, но потом получила повышение по службе и возглавила отдел. Энергия, с которой моя корреспондентка выполняла чужие распоряжения, точно испарилась, когда ей пришлось решать самостоятельно. Видимо, она принадлежит к числу людей, боящихся независимых действий. Как правило, такие индивиды легко подвержены стрессу и не умеют с ним справляться. Обостренный страх такого рода имеет двойственную природу: с одной стороны, это боязнь всего нового, а с другой — неуверенность в момент принятия решения.
Страх перед новизной продиктован прежде всего нашей привычкой цепляться за успокоительную рутину. Это страх перемен, ужас перед неизвестностью. Такие эмоции широко распространены в животном мире, хотя отчасти компенсируются любопытством, то есть интересом к неизведанному. Желание бежать и искушение подойти поближе борются друг с другом, и никогда не знаешь, что одержит верх. Нерешительность хорошо знакома всем живым существам. Однако, возвращаясь к человеку разумному, следует напомнить, что Фрейд связывал пугающее с незнакомым: „Немецкое слово unheimlich, то есть „ужасный“, „роковой“, без сомнения, является антонимом к прилагательному heimlich, „родной“, „знакомый“, „домашний“.
Браконье приводит случай одной своей пациентки:
Агнес находится в сложной эмоциональной ситуации. Многое идет не по плану, а она боится непредвиденного. Этой аккуратной, заботливой, педантичной женщине просто необходимо, чтобы все в ее делах и отношениях было разложено по полочкам. Я много раз советовал и ей, и другим людям, страдающим навязчивой тревожностью, воспринимать жизнь как роман, а не как сборник инструкций. За беспокойством и излишней привязанностью к рутине часто стоит глубоко скрытая импульсивность и подавленное стремление выразить свои желания. В первый и последний раз Агнес позволила себе недолгий период „свободы“ перед замужеством, когда ушла из родительского дома и три года жила одна. Свою болезненную тревожность сама она объясняет отношением родителей, а точнее — матери, которая вечно критиковала ее за оценки в школе, за дружбу с другими подростками, за выбор профессии или партнера. Агнес жалуется на властный характер матери, на ее психологическое давление. К сожалению, первый муж моей пациентки вел себя с ней точно так же. Супруги расстались, но женщина снова выбрала в спутники жизни человека с похожими наклонностями. Агнес убеждена, что всегда поступает неправильно и не способна хорошо себя проявить; она сомневается в самой себе и в чувствах любимого мужчины. Стараясь побороть эту неуверенность, женщина стремится к аккуратности и порядку во всем.
Одна моя знакомая долго и старательно выстраивала вокруг себя уютный мирок, как вдруг получила неожиданное предложение: продать свой дом. Конечно, Всегда приятно узнать, что за недвижимость можно получить гораздо больше, чем когда-то заплатил. Но нет, она не захотела продавать — в этом не было никакой нужды. Однако же ее странным образом выбило из колеи само вмешательство непредвиденных обстоятельств, необходимость принимать решение, а точнее — просто сказать „нет“, поскольку на самом деле решение уже было принято.
Кьеркегор говорил, что страх есть осознание возможности. Но часто это и осознание свободы, необходимости решать. Эрих Фромм в своей книге „Бегство от свободы“ пытался объяснить тотальную приверженность немцев нацистской идеологии. Некоторые люди просто жаждут, чтобы ими руководили. Покорность — прекрасное лекарство от тревоги. Такие индивиды становятся легкой добычей для всевозможных организаций, сект, церквей и партий. Они не переносят сложных или неоднозначных ситуаций, предпочитая черно-белую реальность. Способность принять мир в его многообразии присуща далеко не всем. Бесчеловечный приказ — умереть за фюрера — представлялся многим желаннее, чем отсутствие всяких приказов. Дюргейм изучал тревогу, порожденную аномией, или отсутствием четких норм, тревогу, которая охватывает людей, когда резко меняются привычные установки. Возникновение радикальных реакционных движений зачастую объясняется страхом, который вызван крушением традиционных ценностей.
