Тот рассеянно кивнул, уже пребывая в своих мыслях.

— Доктор Абдулла, никаких проблем?

— Нет, спасибо. Я, естественно, полностью доволен.

«На все свои сто процентов?» — подумал про себя Брю.

По–прежнему глядя на клавишу «Enter», он спросил себя, какое выражение ему следует придать своему лицу, когда он ее нажмет.

Счастливого банкира, который в эту минуту облегчает активы собственного банка на двенадцать с половиной миллионов? Вряд ли.

Счастливого тем, что он услужил сыну и наследнику своего многолетнего клиента?

Или тем, что он спасает Аннабель из чудовищной заварухи, а Иссу от бесконечных тюрем, если не чего–то похуже?

Наверняка последнее. На всякий пожарный он напустил на себя выражение скуки и в ожидании облегчения ударил по клавише сильнее, чем хотел.

Вот и ушел последний Липицан. Прощай, Эдвард Амадеус, кавалер ордена Британской империи. Прощай, Йен Лампион, и да поможет Бог тебе и всем, кто стоит за твоей спиной.

Ему осталось выполнить последний долг.

— Доктор Абдулла, с вашего разрешения я вызову для вас такси за счет банка.

И, не дожидаясь ответа, набрал номер, который дал ему Лампион специально для этого случая.

#

Проехав сквозь невидимые вешки, коими Мор обозначил запретную зону, мимо «почему–то» не эвакуированных машин на перекрестках, и амбалов с простодушными, как на подбор, лицами, и инженеров с фонариками, неубедительно ремонтирующих распределительные коробки, Бахман припарковал такси на стоянке перед банком «Фрэры», на специальном пандусе, поднял воротник тужурки и, как всякий поджидающий таксист, включил радио и вперил невидящий взгляд в ветровое стекло… и очень даже видящий в спутниковый навигационный экран, незаметно мерцающий под приборной доской на уровне его колен. Изображение было, а вот звук, по милости технической службы Мора, куда–то пропал.

Стоило ему припарковаться, как двое его наблюдателей пристроились на «ауди» полууровнем ниже, только на улице. Они должны были там находиться на крайний случай, если вдруг Веха не отнесется благосклонно к идее своего умыкания в неизвестном направлении. Наказ, который Бахман крепко вбил им в голову: ждать в машине, пока он их не призовет, и не якшаться с людьми Мора под страхом отлучения от церкви.

Бахман исподтишка бросил взгляд на соседние дома и, к своему ужасу, заметил две размытые фигуры на крыше и еще две перед тупичком, упирающимся в приозерное шоссе Биннен–Альстер. Судя по безмолвной картинке на навигационном мониторе, Аннабель и Феликс переминались в холле, пока Брю проводил Веху на первый этаж в гардероб, а затем снова поднялся наверх, то ли тоже одеться, то ли наскоро пропустить рюмочку.

Аннабель и Феликс смеялись, немного зажато, разделенные несколькими метрами. Бахман впервые видел Аннабель в платке. Тем более смеющуюся. Феликс, вскинув руки над головой, устроил что–то вроде жиги. Вероятно, чеченский танец, подумал Бахман. Аннабель в своей длинной юбке робко составила ему компанию. Впрочем, пляска оборвалась, едва начавшись.

Бахман закрыл глаза и через пару секунд снова открыл: он все так же сидит в такси в ожидании, когда дадут зеленый свет, нарушив прямой приказ Аксельрода. Что поделаешь, он, Гюнтер Бахман, прославился своими импровизациями, горбатого могила исправит. В курсе событий только тот, кто находится в гуще событий, — «закон Бахмана». Но к чему, к чему, к чему эти бесконечные затяжки? Если они там в Берлине не облажались — чего никогда нельзя исключать, — Абдулла скомпрометирован по самые гланды, так что операция должна закончиться триумфом. Но тогда почему оркестр не играет туш и почему ему не дают зеленый свет, хотя счет пошел на минуты?

Зазвонил его сотовый. Это была Ники.

— Письменный приказ. Только что поступил.

— Читай, — пробормотал Бахман.

— «Проект откладывается. Освобождайте район и возвращайтесь на железнодорожную станцию в Гамбурге».

— Кто подписал?

— Координационный комитет. Наверху — твой условный знак, внизу — коркома.

— Без имени?

— Без.

Стало быть, консенсусное решение. Кто бы там ни дергал за ниточки.

— Именно проект? Проект откладывается? Не операция?

— Проект. Об операции ни слова.

— И ничего о Феликсе?

— Ничего.

— А о Вехе?

— Тоже ничего. Я прочитала тебе все дословно.

Он попробовал дозвониться до Аксельрода, но попал на автоответчик. Прямая линия координационного комитета — занято. Оператор — не отвечает. На экране, на уровне его колен, Брю возвращался из своего офиса. Теперь они втроем поджидали Веху в холле.

Проект откладывается, сообщили они.

На сколько? На пять минут или навсегда?

Аксельрода переиграли. Но предоставили ему возможность сформулировать приказ. А он сознательно составил его так туманно, чтобы я мог истолковать его неверно.

Не упомянуты ни Веха, ни Феликс, ни операция, а всего лишь проект. Аксельрод дает мне карт–бланш. Если ты готов — вперед, только не говори потом, что это я тебя послал, скажешь, что ты не понял приказа. И никаких подтверждений.

Исса, Аннабель и Брю по–прежнему ждали, когда Веха выйдет из гардероба, — и Бахман вместе с ними.

Что он там так долго делает? Готовится к участи мученика? Бахман вспомнил выражение его лица, когда он шагнул навстречу Иссе: кого я заключаю в объятья, брата или собственную смерть? Это выражение было Бахману знакомо по лицам бейрутских шизов, приготовившихся себя взорвать.

А вот и он. Веха наконец вышел из гардероба. На нем желтовато–коричневый дождевик от «Барберри», белая тюбетейка исчезла. Забыл в гардеробе или спрятал в кейс? А может, это такой месседж? Может, он этим говорит нам: берите меня. Я сознательно проглотил вашу приманку и попал в западню, ибо как иначе мне обрести Бога? Так что берите!

Веха остановился перед Иссой и, задрав голову, любуется им, а тот озадаченно глядит на него с высоты своего роста. Веха протягивает руки и, заключив Иссу в нежные объятья, отечески похлопывает по спине. Он гладит его по лицу, стискивает ладони, потом нежно прижимает их к своему сердцу, а двое западников с изумлением наблюдают за всем этим по ту сторону культурного барьера. Исса запоздало благодарит своего гида и наставника. Аннабель Рихтер переводит. Это превращается в долгое прощание.

— Ничего, Ники?

— Мертвый штиль. На мониторах, всюду.

Я один, мне не привыкать. В курсе событий только тот, кто находится в гуще событий. И пошли они все куда подальше.

Зато его монитор чудесным образом продолжает работать, пускай и без звука. Холл опустел. Все четверо исчезли. А вот и техническая служба Мора наносит свой удар. Видеокартинка холла пропала с экрана.

Приоткрылась входная дверь. Камеры и мониторы больше не нужны, их заменил невооруженный глаз. Ярчайшие выносные фонари озаряют парадную лестницу и колонны. Первым появляется Веха. Идет как пьяный. Напуган до смерти.

Исса, заметив его нетвердую походку, берет под руку своего духовного наставника. Исса улыбается.

Улыбается и Аннабель, идущая следом. Наконец–то свежий воздух. Звезды. Луна. Аннабель и Брю замыкают шествие. Улыбается и Брю. Один Абдулла невесел, ну так что ж. Сначала я ему скажу, что его худшие страхи оправдались, зато потом я сделаюсь его главным другом в беде.

Они идут в мою сторону. Исса и Аннабель непринужденно что–то говорят ему, и он вымучивает улыбку, при этом дрожа как осиновый лист.

#

Бахман вяло приподнимает голову в фуражке навстречу приближающейся группке — это хорошо продуманная игра. Перед ними сонный гамбургский таксист. Еще одна ездка, и можно сваливать домой.

Вперед выходит Брю. Брю, английский джентльмен, должен посадить в машину уезжающего гостя.

Бахман в своей потертой тужурке и фуражке, в последний момент отключивший свой спутниковый монитор, опускает стекло и обращается к Брю с безличным приветствием, как любой ночной таксист.

— Такси для «Брю Фрэров»? — весело спрашивает Брю, наклоняясь к открытому окну, а рукой уже держась за ручку задней двери. — Отлично! — Он оборачивается к Вехе и говорит в той же радушной манере: — Куда едем, доктор? Если вы возвращаетесь домой, не волнуйтесь, банк все расходы берет на себя. Я хочу, чтобы мы завершили наши дела в такой же дружественной атмосфере, сэр.