— Но вы не сказали водителю, чтобы он вас довез до самого дома! Почему? Вы бы чувствовали себя в полной безопасности, а ваш спутник оттуда прошелся бы пешком. Или в вашей истории мы наткнулись на очередное непреодолимое препятствие?

— Вовсе нет. У меня и в мыслях не было говорить водителю, чтобы он довез меня до дома. — Это было сказано Вернеру в лицо.

— Почему нет?

— А если я не ехала домой?

— То есть?

— Что, если я не расположена показывать клиентам, где я живу? Что, если я решила отправиться к одному из своих многочисленных любовников, герр Вернер? — В числе которых вам бы наверняка хотелось оказаться, про себя подумала она.

— Но вы ведь отпустили такси?

— Да.

— Вы пошли дальше пешком. В неизвестном направлении.

— Верно.

— И Карпов наверняка пошел с вами! Он бы не оставил такую привлекательную женщину посреди улицы в полпятого утра. Он весьма щепетилен. И нисколько не опасен. Это ваши собственные слова, не так ли?

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, он не пошел со мной.

— То есть он тоже отправился пешком, но в другом направлении?

— Верно. Он двинулся на север и вскоре исчез из виду. Видимо, свернул в боковую улочку. Мне было важнее убедиться, что он не последовал за мной, чем следить за его передвижениями.

— А после этого?

— Что после этого?

— Вы больше не виделись? У вас был с ним контакт?

— Нет.

— Хотя бы через посредников?

— Нет.

— Но он наверняка оставил вам свой телефон. И адрес. Нелегальный иммигрант, находящийся в отчаянном положении, не для того, надо думать, нанимает талантливую молодую защитницу, чтобы тут же от нее избавиться.

— Он не оставил мне ни телефона, ни адреса, герр Вернер. В нашей работе это тоже обычное дело. У него есть телефон приюта. Я, естественно, надеюсь однажды услышать его голос, но он может и не позвонить. — Она повернулась к Урсуле за подтверждением своих слов, но дождалась лишь легкого кивка. — Так уж устроен наш приют. Клиенты появляются и исчезают. Им требуется время: переговорить с товарищами по несчастью, помолиться, набраться сил, иногда взять паузу. Возможно, у мистера Карпова есть семья, и она уже здесь. Нас редко посвящают во все подробности. Возможно, здесь у него друзья — русские или чеченцы. Возможно, он вступил в религиозную общину. Мы не знаем. Иногда они возвращаются на следующий день, иногда через полгода, а то и вовсе исчезают.

Пока Вернер обдумывал, с какого боку ему теперь зайти, в разговор решил вступить его коллега, пока все больше помалкивавший.

#

— А как насчет еще одного джентльмена, который был с вами в тот пятничный вечер у турок? — спросил господин Динкельман с непринужденностью завсегдатая вечеринок. — Крупный, видный мужчина, хорошо одетый. Моего возраста. Или даже старше. Он тоже адвокат Карпова?

Аннабель вспомнила слова профессора права в Тюбингене об искусстве ведения перекрестного допроса. Обращайте особое внимание на то, как молчит свидетель. Молчание может быть вызывающим и виноватым, озадаченным и изобретательным. Ваша задача правильно интерпретировать молчание свидетеля. Но сейчас молчала она.

— Вы называете это координацией, герр Динкельман? — спросила она шутливым тоном, при этом отчаянно собираясь с мыслями.

Клоунская улыбка на своем месте, идеальный изгиб.

— Не надо со мной флиртовать, фрау Рихтер. Я слаб по этой части. Лучше скажите: кто этот человек? Вы его туда привели. Он там провел несколько часов. Ушел один, бедняга. Потом пешком бродил по городу, как будто потерял что–то. Интересно, что он искал? — Вопрос был адресован Урсуле. — В этой истории все ходят пешком, фрау Майер. Меня это начинает утомлять. — И вновь Аннабель, с прежней непринужденностью: — Ну же. Кто он? Назовите имя. Любое. Первое пришедшее на ум.

Аннабель вспомнила физиогномическое выражение, усвоенное от отца: меняем тему.

— У моего клиента есть в Гамбурге потенциальный покровитель, который в силу занимаемого положения желает пока остаться неизвестным. Я с уважением отнеслась к его пожеланию.

— Мы тоже. Он говорил или просто сидел и слушал, этот анонимный покровитель?

— С кем он должен был говорить?

— С вашим парнем. Иссой. С вами.

— Он не мой парень.

— Мой вопрос: участвовал ли этот анонимный покровитель в вашем разговоре? Заметьте, я не спрашиваю вас о теме разговора. Я спрашиваю, принимал ли он участие. Или он глухонемой?

— Он принимал участие.

— Значит, это был трехсторонний разговор. Вы. Покровитель. Исса. Это вы мне можете сказать, не нарушая никаких законов. Вы сидели втроем и перетирали. Ограничимся простым «да» или «нет».

— Ну да. — Она пожала плечами.

— Свободный разговор. Вы не вправе раскрывать его темы, но разговор шел свободно, без помех. Да?

— Я не знаю, на что вы намекаете.

— Вам и не надо это знать. Просто ответьте. Вы втроем вели непринужденный разговор, протекавший свободно, без помех?

— Это какой–то абсурд.

— Абсурд. Согласились. И все же?

— Да.

— Значит, он, как и вы, говорит по–русски.

— Я этого не сказала.

— Верно. Кто–то должен был сказать это за вас. Здорово получается. Ваш клиент просто счастливчик.

Господин Вернер предпринял попытку вернуть себе инициативу.

— Так вот, значит, куда направился Исса Карпов, после того как вы с ним расстались в полпятого утра! — воскликнул он. — К своему анонимному покровителю! Возможно, финансирующему террористическую сеть! Вы расстались с ним на перекрестке в богатом районе, и, дождавшись, когда вы скроетесь из виду, он отправился к своему покровителю. По–вашему, это правдоподобная гипотеза?

— Она настолько же правдоподобна или неправдоподобна, как и любая гипотеза, герр Вернер, — ответила Аннабель.

Удивительно, но именно милый старомодный Динкельман, а вовсе не его развязный молодой начальник решил, что в их беседе с фрау Майер и фрау Рихтер можно поставить точку.

#

— Аннабель?

Они остались вдвоем.

— Да, Урсула?

— Наверно, тебе лучше пропустить сегодняшнее собрание. Подозреваю, что у тебя найдутся дела поважнее. Тебе больше нечего сказать по поводу нашего пропавшего клиента?

Нет, больше ей сказать было нечего.

— Ну что ж. Мы живем в мире полумер. Не все зависит от нас, как бы нам ни хотелось считать иначе. Мы ведь уже обсуждали эту тему.

Обсуждали. В связи с Магомедом. Наше заведение существует не для того, чтобы осуществлять чьи–то утопии, сказала ей Урсула, когда Аннабель организовала марш протеста и привела в ее офис всех сотрудников приюта.

#

Это не была паника. Аннабель не запаниковала. Как ей, во всяком случае, казалось. Она просто реагировала на ситуацию, которая грозила выйти из–под контроля.

Из приюта она на велосипеде рванула на дальнюю бензозаправку. Всю дорогу она посматривала в оба зеркальца на руле — нет ли признаков преследования, при этом слабо себе представляя, как она их распознает.

У кассира она наменяла целую пригоршню мелочи.

Она позвонила Гуго на сотовый. Как и следовало ожидать, откликнулся автоответчик.

В справочной ей дали номер его больницы.

В понедельник, предупредил он ее, у нас весь день конференция. Позвони вечером. Нет, ждать до вечера нельзя. Она вспомнила тему конференции: переоборудование психоневрологического отделения. На коммутаторе, после некоторых препирательств, ей дали телефон помощника администратора больницы. Аннабель объяснила, что она, сестра Гуго Рихтера, разыскивает его по неотложному делу. Нельзя ли позвать его к телефону для короткого разговора?

— Ну, какое там у тебя неотложное дело, Аннабель?

— Гуго, мой клиент потерял сознание на моих глазах. Ему нужна госпитализация. Немедленно, сейчас.

— А сколько времени?

Гуго, вероятно, единственный в мире врач без часов.

— Десять тридцать утра.

— Я перезвоню тебе в обеденный перерыв. Двенадцать тридцать. На мобильный. Он у тебя уже работает или ты его до сих пор не подзарядила?