Эту фотографию, как она потом сообразила, разглядывала только она, все остальные разглядывали ее: Вернер с профессиональной пристальностью, Динкельман с клоунской улыбкой и, наконец, Урсула с выражением абсолютной бесстрастности, которое ее лицо принимало в моменты кризиса.

— Тебе знаком этот человек, Аннабель? — спросила Урсула. — Как адвокат ты не обязана отвечать этим господам, если только ты сама не являешься объектом расследования. Мы с тобой это доподлинно знаем.

— И мы тоже, фрау Майер! — с готовностью воскликнул господин Вернер. — С первого дня тренировочного курса! Адвокаты — это табу. Их лучше не трогать, особенно если это дамы! — Он был в восторге от произнесенной двусмысленности. — Мы также не забыли, что законом предусмотрена конфиденциальность в отношении вашего клиента, фрау Рихтер, и со всем уважением к этому относимся. Не так ли, Динкельман?

Клоунская улыбка робко подтвердила справедливость выделенного слова.

— Для нас уговаривать фрау Рихтер нарушить конфиденциальность ее отношений с клиентом было бы абсолютно противозаконно. Как и для вас, фрау Майер. Даже вы не в состоянии уговорить ее! Если только она сама не является объектом расследования — а это, очевидно, не наш случай. На данный момент. Она адвокат, гражданка этой страны — законопослушная, надо полагать, — член уважаемой семьи правоведов. Такой человек не может быть объектом расследования, ну разве что в исключительных обстоятельствах. Таков дух нашей конституции, а мы ее защитники, как духа, так и буквы. Поэтому нам ли не знать.

Наконец он остановился. И ждал, не спуская с нее глаз. Как и все остальные. Только один Динкельман при этом улыбался.

— Вообще–то мне знаком этот человек, — признала Аннабель после продолжительной паузы, характеризовавшей ее профессиональную озабоченность. — Это один из наших клиентов. Из последних. — Сейчас она обращалась к Урсуле и только к ней. — Хотя ты с ним еще не знакома, ты передала его мне, поскольку он говорит по–русски. — Она невозмутимо взяла в руки фотографию, делая вид, что внимательно ее изучает, и снова положила.

— Вы не скажете, как его зовут, фрау Рихтер? — выпалил Вернер ей в левое ухо. — Мы не настаиваем. Быть может, вы считаете это тоже конфиденциальной информацией. Если так, то мы не настаиваем. Конечно, велика вероятность публичного скандала, но это не важно.

— Его зовут Исса Карпов. Так, во всяком случае, он говорит, — все тем же твердым голосом и обращаясь исключительно к Урсуле. — Он наполовину русский, наполовину чеченец. Так он говорит. С некоторыми клиентами нельзя быть до конца уверенными, как всем нам хорошо известно.

— Положим, мы–то уверены, фрау Рихтер! — возразил ей Вернер с неожиданной горячностью. — Исса Карпов — российский преступник–исламист с длинным послужным списком тюремных сроков за участие в боевых акциях. Он въехал на территорию Германии нелегально — возможно, при посредничестве других преступников, таких же исламистов — и не имеет никакого права здесь находиться.

— У каждого человека есть права, — попеняла ему Аннабель в мягкой форме.

— Но не в данной ситуации, фрау Рихтер. Не в данной ситуации.

— Но господин Карпов обратился в «Северный приют» с тем, чтобы урегулировать эту ситуацию, — возразила Аннабель.

Вернер деланно рассмеялся:

— О боже! Разве ваш клиент не сказал вам, что, когда его пароход пришел в Гётеборг, он совершил побег, чтобы нелегально проникнуть в Германию? Что в Копенгагене он бежал вторично? Что до того был побег в Турции, а еще раньше — в России?

— Все, что мне сказал мой клиент, касается меня и моего клиента и без его согласия не может быть разглашено третьим лицам, герр Вернер.

Урсула была сама непроницаемость. Господин Динкельман в задумчивости водил толстыми пальцами по губам туда–сюда, поглядывая на Аннабель с отеческой улыбкой.

— Фрау Рихтер, — кажется, Вернер начинал терять терпение, — нам надо срочно найти беглого и весьма опасного исламистского преступника. Он подозревается в связях с террористами и склонен к непредсказуемым действиям. Наша обязанность — защитить от него общество. А также вас, фрау Рихтер. Вы одинокая, беззащитная и, уж позвольте мне сказать, очень привлекательная женщина. Вот почему мы просим вас и фрау Майер оказать нам содействие в выполнении нашего долга. Где находится этот человек? И второй вопрос или даже первый: когда вы его в последний раз видели? Пожалуйста, ответьте — разумеется, совершенно добровольно. Быть может, укрывание террориста, что способно вызвать публичный скандал, не вызывает у вас чувства внутреннего протеста?

Аннабель повернулась к Урсуле, желая узнать ее мнение насчет уместности подобного вопроса, но терпение господина Вернера иссякло.

— Вам незачем обращаться за советом к вашему директору, фрау Рихтер! Позвольте мне задать вам еще один вопрос, и тогда уж решайте, как вам надлежит отвечать в интересах вашего клиента. Никто вас не принуждает. Тому есть свидетели. Итак: куда делся Исса Карпов, после того как вы с ним покинули дом госпожи Лейлы Октай в четыре часа утра в субботу?

#

Стало быть, они знают.

Знают, но не все.

Они знают внешние обстоятельства, но не конкретные детали. Так, по крайней мере, она должна думать. Знай они конкретные детали, Исса уже летел бы в Петербург, как ранее Магомед, посылая ей из кабины пилота прощальный привет руками в железных браслетах.

— Фрау Рихтер, я спрашиваю вас еще раз. Что вы делали с Иссой Карповым, после того как покинули дом Октаев?

— Я его сопровождала.

— Пешком?

— Пешком.

— В четыре часа утра? Это ваша обычная практика с клиентами? Прогуливаться на рассвете? Это нормальная практика для привлекательной молодой женщины–адвоката? Если вы усматриваете в моем вопросе призыв нарушить принципы конфиденциальности, я снимаю свой вопрос. Тем самым вы тормозите наше расследование, но это не важно. Мы все равно его найдем, пусть даже слишком поздно.

— Наш разговор затянулся до утра, что с клиентами восточного происхождения не редкость, — продолжила Аннабель, взяв паузу на раздумье. — В доме Октаев возникла атмосфера напряжения. Господин Карпов не хотел злоупотреблять их гостеприимством. Он весьма щепетилен. Он отдавал себе отчет в том, что его неопределенный статус вызывает у них озабоченность. К тому же они планируют поездку в Турцию.

Она по–прежнему обращалась к Урсуле, а не к Вернеру. Отвечала она короткими предложениями: заканчивала одну мысль и переходила к другой. Урсула, точно сфинкс, устремила полуприкрытые глаза куда–то вдаль. С лица сидевшего с ней рядом Динкельмана не сходила доброжелательная улыбка.

— Пожалуйста, опишите точно ваш маршрут, фрау Рихтер. А также средства передвижения. Я должен вас предупредить, вы подвергаете себя опасности, и не только со стороны Иссы Карпова. Мы, конечно, не полиция, но наши действия должны быть адекватными. Пожалуйста, продолжайте.

— Мы прошли пешком до Эппендорфер–Баум, а дальше на метро.

— До какой станции? Нам нужна полная картина, а не фрагменты.

— Мой клиент был перевозбужден, поезд подействовал на него угнетающе. Через четыре станции мы вышли. Мы взяли такси.

— Вы взяли такси. В час по чайной ложке. Фрау Рихтер, почему надо подавать каждый факт, словно это золотая монета? Вы взяли такси до…

— Поначалу у нас не было точного плана.

— Шутить изволите? Вы дали водителю адрес: перекресток менее чем в километре от американского посольства! Как вы можете говорить, что у вас не было точного плана, когда вы дали водителю адрес?

— Очень просто, герр Вернер. Знай вы получше менталитет наших клиентов, вы бы не удивлялись. — Она была в ударе. Ни одного неуместного слова. Ни одной оплошности. На семейных форумах, где они практиковались в искусстве адвокатской лжи, ей бы выставили высший балл. — У мистера Карпова в уме был план, но по каким–то своим соображениям он не пожелал поделиться им со мной. От этого перекрестка можно выбрать разные направления. Меня он устраивал еще и потому, что я живу неподалеку.