Решив по-быстрому кое-какие организационные вопросы, приступили к основной части. Один из членов клуба зачитал отчёт о своих генеалогических изысканиях, проведённых в Ирландии, после чего и другие сообщили об открытиях, сделанных ими с помощью старых семейных документов, судебных отчетов, кладбищенских записей и военных архивов.

Наконец Ларри объявил, что присутствующие с удовольствием выслушают почетного гостя

«Вот паршивец, — подумал Квиллер. — Мог бы и предупредить». Тем не менее он поднялся, оглядел всех и поморгал, прикидывая, как бы получше справиться с задачей. (При этом ему пришло в голову, что выглядит он, наверное, совсем как Килти.) Затем своим звучным голосом он произнёс:

— То, что я здесь услышал, было для меня в некотором роде откровением. Я представляю собой, можно сказать, некий затерявшийся в пустоте объект: у меня нет родных, нет семейных преданий и записей, я не знаю даже имени своего отца. Он умер до моего рождения, и мать никогда не говорила мне ни о нём, ни о его родителях.

Тем из вас, в чьих семьях все рождения и смерти обязательно заносятся на скрижали семейной истории, не может не казаться странным существование такой личности, как я. Мне же, единственному ребенку у матери, это представлялось вполне нормальным. Мне даже в голову не приходило поинтересоваться своими предками — я был слишком занят уроками, бейсболом, участием в драмкружке, чтением книг о собаках и лошадях и стычками со сверстниками.

Мать умерла, когда я учился в колледже, а вскоре все семейные записи погибли при пожаре… Единственное, что я могу рассказать о своем происхождении, так это то, что мы жили в Чикаго, девичья фамилия матери была Макинтош, а моя фамилия пишется через «в». Больше я ничего не знаю. На этом моё выступление можно считать законченным.

Его признание глубоко тронуло всех присутствующих, и несколько мгновений в зале стояла тишина, за которой последовали аплодисменты. Какая-то женщина всхлипнула. Сказать, что жизнь ему выпала нелегкая, было бы преувеличением, однако случился в ней тёмный период, когда он потерял всё, включая уважение к самому себе.

Домой его отвезли Ланспики. По дороге Кэрол сказала:

— Квилл, я и не подозревала, что ты такая таинственная личность.

— Не возражаете, если я включу радио? — спросил Ларри. — Сейчас будут передавать новости.

Известие, которое они услышали, было печальным: «Сегодня после продолжительной болезни в городской больнице Пикакса скончался в возрасте восьмидесяти лет Осмонд Хасселрич, старший партнёр фирмы „Хасселрич, Беннет и Бартер“, прослуживший юристом в нашем округе более шестидесяти лет. Он был уроженцем Литл-Хоупа и пережил жену, двух братьев и дочь».

— Это конец целой эпохи, — вздохнул Ларри. — Хасселрич был настоящим джентльменом старой школы. По его собственным словам, он являлся «простым провинциальным юристом, но таким, каких поискать». И он был прав! — Свою речь Ларри завершил в лучшем ораторском стиле: — Прощай, благородный Осмонд!

Собственные воспоминания Квиллера о старом джентльмене были связаны прежде всего с привычкой последнего поить чаем своих клиентов. Чай Осмонд неизменно разливал старческой трясущейся рукой в фарфоровые чашки из сервиза его бабушки.

Сиамцы встретили Квиллера, чинно сидя бок о бок с таким видом, будто знали: произошло нечто значительное. Коко сразу направился к автоответчику, на котором Квиллер нашёл запись, оставленную Бартером, младшим партнером фирмы: «Квилл, Осмонд умер! Я был с ним до самого конца. Он передал кое-что для тебя. Не мог бы ты завтра в полдень встретиться со мной в „Макинтоше“? За ланчем мы поговорили бы об этом. Позвони мне в контору».

«Он завещал мне бабушкин сервиз! — с испугом подумал Квиллер. — Зря я так непредусмотрительно расхваливал его фарфор».

Спустившись утром вниз, Квиллер спросонья ничего не мог понять: сиамцы сидели рядышком, как обычно, обернув лапы хвостом и навострив уши, но высотой они были по два фута, а каждое ухо не менее пяти дюймов. Затем он сообразил, что это тени на полу, отбрасываемые в косых лучах утреннего солнца, а сами кошки сидят на подоконнике, наблюдая за птицами.

Ещё один сюрприз ожидал его, когда он включил радио, чтобы прослушать сводку новостей: «Вскоре после полуночи в лесу около шахты „Большая Б.“ было совершено нападение на помощницу шерифа. Мисс Гринлиф наткнулась на оставленный без присмотра пикап, принадлежащий местному жителю Джону Кэмпбеллу, которого подозревают в убийстве чикагского бизнесмена. И в этот самый момент ей нанесли удар по голове тупым предметом. Придя в сознание, она обнаружила, что исчез выданный ей револьвер. Таким образом, подозреваемый теперь вооружен и очень опасен. Это белый мужчина двадцати с небольшим лет, ростом шесть футов два дюйма, весом двести пятьдесят фунтов. Когда его видели в последний раз, на нем была спортивная форма, с эмблемой округа Мускаунти, изображающей оленя».

Квиллер обсудил новость с сиамцами, пока те поглощали свой завтрак:

— По-видимому, у Боза кончился бензин, и он попытается с помощью револьвера обзавестись какой-то другой машиной. Понимают ли спортивные болельщики, что преступник Джон Кэмпбелл — это Боз Кэмпбелл, их кумир?

— Йау! — подал реплику Коко, проглатывая кусок.

В полдень Квиллер и Бартер встретились за ланчем в «Макинтоше».

— Слышал новость? — спросил адвокат. — Это придаёт делу новую окраску. Они поступают очень мудро, не сообщая о том, что на подозрении наш чемпион. Иначе местные фанаты поднимут бучу.

— Да, их ждёт жестокое разочарование. Сынишка моих соседей просил меня достать автограф Боза. В школе только о нём и говорят.

— Будем надеяться, что его задержат раньше, чем он успеет совершить что-нибудь ещё. Теперь, он к тому же вооружён.

Квиллер пригладил усы.

— Ленни говорит, Боз никогда не выезжал за пределы округа, а потому я сомневаюсь, что он отправится в неизвестные ему дальние края. Он привык жить в лесу, а те, кто связан с лесом, — особый народ. Уверен, он будет прятаться в каких-нибудь пещерах или зарослях и охотиться с револьвером на мелкую дичь. Её, слава богу, у нас хватает.

— Шериф с вертолёта обнаружит его, — уверенно заявил Бартер.

Официант принёс бокал красного вина и стакан «Скуунка», и они почтили память Осмонда Хасселрича.

— Он уже не видел смысла в жизни, — сказал адвокат. — Трагическая гибель дочери его подкосила, и он держался только ради жены. А после того как и жена умерла, знал, что долго не протянет. — Бартер покачал головой. — Осмонд всегда был для меня учителем и уже несколько лет относился ко мне как к сыну. Я ежедневно навещал его во время болезни, он обсуждал со мной свои последние распоряжения. Обычных похорон он не хотел и предпочитал, чтобы отслужили публичную поминальную службу, как по Эвфонии Гейдж, но только в Старой каменной церкви, и чтобы Броуди сыграл на волынке «Лох Ломонд» и несколько его любимых гимнов. Они с Эндрю были большими друзьями.

— Разве в жилах Осмонда текла шотландская кровь?

— Он шутил, что не смог отыскать в своей родословной даже шотландской овчарки, но часто ездил с женой и дочерью в Шотландию, на Северное нагорье и острова, и называл себя горцем по зову души.

— А какой должна быть поминальная служба?

— Никаких хвалебных речей! Он хотел, чтобы прозвучали «великие слова» в исполнении «прекрасных голосов». Он имел в виду твой голос, Квилл, а также Ларри и Кэрол.

— Поистине высокое доверие, — пробормотал Квиллер. — Он сказал, что именно следует читать?

— Для Кэрол он наметил свой любимый отрывок из Библии — Второе послание к Коринфянам, глава тринадцатая. Ларри продекламирует текст одного из отцов-основателей — что-нибудь из Декларации независимости, например, или из введения к Конституции. Ты же должен прочитать с шотландским акцентом стихи Роберта Бёрнса и киплинговское «Когда ты твёрд, а все вокруг в смятенье…» [23].