— Так почему же ее все нет?

Антония добродушно усмехнулась, видя нетерпеливое волнение мужа. Она не переставала удивляться, вспоминая свое первое впечатление об этом человеке. Когда-то Николас казался ей холодным, бесчувственным, погруженным в себя, самовлюбленным и легковесным. Но все эти поверхностные суждения оказались до смешного далеки от истины.

За полгода брака Антония успела убедиться, что ее муж отличается скорее обостренной чувствительностью. Он был по-настоящему близок лишь с немногими людьми, однако тем, кто вошел в этот узкий круг, Николас хранил беспримерную верность. Его преданности сопутствовала уязвимость. Антония не подозревала, какими прочными узами связал себя с ней Николас, признавшись в любви.

Ей требовалась недюжинная сила, чтобы не сгореть в пламени его страсти. Теперь она со смехом вспоминала, как когда-то отвергла предложение Николаса, усомнившись в его верности. Муж любил ее так пылко и трепетно, что с ним она чувствовала себя самой желанной, самой счастливой женщиной на земле.

— Мы пришли раньше назначенного времени.

На добрых три четверти часа.

Монастырь возвышался серой громадой в уединенной долине на побережье Коннемара. Ближайший городок, в котором можно было найти приют, располагался в полутора часах езды. Определенно покойный маркиз решил спрятать дочь в глуши, подальше от соблазнов.

Днем, на пути к монастырю, Антония подумала было, что Николас вскочит на козлы, схватит вожжи и сам станет править лошадьми, — такую досаду вызывала у него медлительность кучера. Сказать по правде, возницу не в чем было упрекнуть: грязная разбитая дорога, покрытая ухабами и кочками, петляла по склонам холмов, и лошадям приходилось несладко.

Рейнло обернулся к жене, и улыбка ее увяла. На лице Николаса читалась целая буря чувств: надежда, страх, отвращение к себе, нетерпение и неуверенность, совсем не свойственная этому сильному мужчине.

— Может, мы напрасно приехали?

— Нет, — твердо произнесла Антония.

Бесчестье и изгнание Элоизы глубоко потрясли Николаса, навсегда изменив его жизнь. Теперь для него настало время примириться с прошлым.

Антония и Рейнло, получив специальное разрешение, поженились спустя несколько дней после того, как жених пришел в себя. Отчасти причиной спешки стало желание замять скандал, вызванный пребыванием леди Хиллиард в доме маркиза. Со дня свадьбы ничто не омрачало их безоблачного счастья, но горькая судьба Элоизы по-прежнему заставляла Николаса терзаться чувством вины.

Подумать только: когда-то одна мысль о том, что лорд Рейнло способен испытывать муки совести, вызвала бы у Антонии язвительную усмешку.

Николас вновь принялся мерить шагами комнату. Антония сцепила руки на коленях и отчаянно взмолилась, чтобы встреча брата с сестрой завершилась счастливо.

И как часто бывало в последние дни, мысли ее перенеслись в будущее: Антония подумала о другом счастливом завершении. Ладонь ее сама собой прижалась к животу, безмолвно приветствуя растущее в нем дитя. Дитя, о существовании которого Николас даже не подозревал.

Узнай он о ребенке, отложил бы утомительное зимнее путешествие или оставил жену дома. А Антония не могла отпустить мужа одного, понимая, какое мучительное испытание его ожидает.

Шесть месяцев брака показались ей захватывающим приключением. Полным страсти, разумеется. Ничего иного Антония и не ожидала. Ей ли было не знать, как ненасытен в любви ее дорогой супруг.

В объятиях Николаса Антония чувствовала себя защищенной, и ее нисколько не заботили пересуды досужих сплетников. В его огромном поместье она была бесконечно счастлива. Так счастлива, что, узнай об этом любопытные светские кумушки, они позеленели бы от зависти и злобы.

Генри легко смирился с замужеством сестры. Его чудачества не раз вызывали язвительные насмешки, потому, рано познав людскую враждебность, он редко отзывался о людях дурно. В конце лета новобрачные провели месяц в Блейдон-Парке, и Антония с волнением заметила, как крепнет дружба между мужем и братом.

Возвращение в Нортумберленд вызвало у нее смешанное чувство радости и горечи. Замужество и десятилетнее отсутствие навсегда отдалили ее от родительского дома. Антония с удовольствием обошла все уголки, где любила бывать в детстве, но Блейдон-Парк стал для нее чужим. Ей уже не хотелось вновь поселиться здесь.

Родовое поместье Хиллиардов принадлежало прошлому. А ей следовало думать о будущем — о Николасе и о ребенке, который должен был появиться на свет в конце весны или в начале лета.

Дверь отворилась, и в комнату уверенной походкой вошла высокая женщина. Впившись глазами в лицо Николаса, Антония едва обратила внимание на Элоизу. Она поднялась, готовая броситься на защиту мужа. Впрочем, едва ли Николас нуждался в защите. Антония и сама не знала, как ей пришло такое в голову.

В глазах его мелькнуло сожаление, а в следующий миг он с щемящей нежностью улыбнулся сестре. У Антонии невольно перехватило дыхание. Какого удивительного, чудесного мужчину послала ей судьба в тот миг, когда маркиз Рейнло задумал обесчестить Кассандру Демарест.

Представляя себе встречу брата с сестрой, Антония боялась, что Николас будет держаться холодно и отстраненно, но тот бросился навстречу Элоизе и порывисто сжал ее руки.

— Дорогая, я сам не знаю, почему так долго ждал.

Он ласково поцеловал сестру в щеку.

— Я тоже, — отозвалась Элоиза низким певучим голосом.

Грациозным жестом она высвободилась из рук Николаса и повернулась к Антонии.

Даже не зная имени монахини, Антония тотчас угадала бы, кто стоит перед ней. Элоизе достались от природы те же черные глаза и изящные благородные черты, что и у брата. Ее волосы скрывал платок, а фигуру — бесформенное облачение, но даже монашеская одежда не могла утаить ее красоту. Должно быть, в юности Элоиза Чаллонер была ослепительно хороша. И теперь, приближаясь к сорока годам, она оставалась восхитительно красивой.

Элоиза улыбнулась, и Антония тотчас узнала очаровательную улыбку Николаса.

— Наверное, вы молодая леди Рейнло?

Антония присела в глубоком реверансе.

— Да, сестра Элоиза. Но, пожалуйста, зовите меня Антонией.

— Как мило. А мое имя сестра Мария Тереза. Вот уже долгие годы Николас — единственный, кто зовет меня Элоизой. — Монахиня перевела взгляд на брата. — Спасибо, что познакомил меня с женой.

Она указала на деревянные стулья, стоявшие у стены, и Антония невольно улыбнулась, узнав повелительный жест мужа, еще одну фамильную черту Чаллонеров.

— Расскажите мне обо всем. Твои письма не слишком-то щедры на подробности, брат.

Отчаянный повеса и прославленный ловелас застенчиво потупился. Антония, пряча улыбку, опустилась на стул. Николас, чуть помедлив, уселся рядом.

Вначале разговор зашел о детских воспоминаниях, о братьях и сестрах Чаллонер и их семьях, о переменах в поместье и о том, как изменилась жизнь Николаса после женитьбы. За время беседы Антония узнала об огромном клане Чаллонеров больше, чем за полгода замужней жизни, когда ей приходилось по крохам выуживать сведения у Николаса. А услышав скупой, урезанный рассказ мужа о событиях, приведших к свадьбе, она вновь с трудом сдержала улыбку.

Послушница принесла на подносе чай, день начинал клониться к вечеру. В разговоре все чаще стали возникать неловкие паузы. Наконец Николас взволнованно сжал руки сестры:

— Позволь мне увезти тебя отсюда, Элоиза. Антония будет рада, если ты поселишься с нами. Но если тебе хотелось бы жить отдельно, мы найдем для тебя дом.

Элоиза недоуменно нахмурилась:

— Ты приглашаешь меня погостить у вас?

— Разумеется, нет. Я предлагаю тебе переехать к нам навсегда.

Монахиня изумленно подняла брови:

— Но зачем мне покидать обитель?

— Я знаю, что ты здесь несчастна.

Элоиза тщетно попыталась высвободиться из рук брата. Антония заметила, что прикосновения Николаса смущают ее. Возможно, монастырский устав не допускал подобного обращения. Впервые с лица сестры Марии Терезы слетела маска невозмутимости. В голосе ее послышалось замешательство.