Рейнло ожидал новых уничижительных замечаний, но Антония молчала. Не пыталась она и высвободиться.

В комнате не было камина, однако день выдался довольно теплый для начала мая. Покорная, кроткая, Антония притихла в объятиях Рейнло. К исходившему от нее аромату цветущих полей примешивался легкий запах пота. Это головокружительное сочетание пробуждало волнующие воспоминания.

Повернув голову, Рейнло уткнулся подбородком в мягкий узел волос Антонии. Он никогда не прикасался к женщине, желая лишь утешить ее. Если не считать Элоизы, но тогда он был еще мальчишкой.

— Вы плачете? — прошептал он после долгого, на удивление мирного молчания.

— Нет, — произнесла Антония сдавленным голосом, пряча лицо на груди маркиза.

Она робко обняла Рейнло за талию, словно боясь, что он отстранится.

Как будто он был на это способен.

Рейнло никогда не трогали женские слезы. Слишком много слез ему довелось увидеть на своем веку. Достаточно вспомнить его матушку, которая любила прибегать к этому оружию и пользовалась им весьма умело. Признаться, в искусстве заливаться слезами мать Рейнло превосходила всех знакомых ему женщин — а маркиз встречал истинных мастериц.

Бессильные слезы Антонии пробудили в нем желание что-нибудь сокрушить, разгромить. Он попытался обратиться в циника и напомнил себе, что, прежде чем расстаться с Антонией навсегда, он хотел заставить ее плакать от горя. Однако отказался от этого плана.

Рейнло мягко взял Антонию за подбородок, заставляя поднять голову. Она неохотно подчинилась.

— А кто теперь лжет?

— Это… просто усталость, — дрожащим голосом произнесла она. — Все хорошо. Правда.

Эта непостижимая женщина продолжала бороться. Рейнло почувствовал к ней невольное уважение. И все же мисс Смит должна была понять, что силы ее на исходе.

Тревога сжала сердце Рейнло. Изможденная, осунувшаяся, Антония казалась невесомой. На ее бледном, влажном от слез лице застыла страдальческая маска.

— Я вижу. — Рейнло нахмурился. — Касси действительно так серьезно больна?

— Да.

Она вытерла щеки, но из глаз ее снова хлынули слезы.

Рейнло не собирался жалеть мисс Демарест. Она оставалась для него чужой, хоть он и задумал затащить ее в постель. Рейнло понимал: если Касси перестанет быть для него всего лишь орудием мести, его решимость посчитаться с негодяем Демарестом может поколебаться.

Но искреннее горе Антонии невольно тронуло его. Он не стал рассыпаться в банальностях, уверяя, что Касси молода и полна сил, а потому справится с болезнью. Антония была слишком умна, чтобы верить в подобную чушь.

— Мне очень жаль.

— Я помогу ей преодолеть болезнь. Я смогу. — Руки Антонии сжались в кулаки. — Она не умрет.

Рейнло не ошибся: мисс Смит отважно боролась за тех, кого любила.

Каково это, когда женщина вроде Антонии готова на все ради тебя? Рейнло с горечью подумал, что ему никогда этого не узнать.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, ощутив на губах соленый вкус слез.

— Если кто-то и способен вытащить Кассандру из когтей смерти, так это вы. Отдохните немного. А потом идите в бой и одержите победу.

Он ласково отвел спутанные локоны с пылающего лба Антонии. С покрасневшими от слез глазами и распухшим носом она выглядела сущим пугалом. Но, как ни удивительно, ему, признанному знатоку женской красоты, ценителю бриллиантов чистой воды, было решительно все равно.

— Она мне как сестра, — хрипло прошептала Антония. — Я не вынесу, если потеряю её. Я потеряла… слишком многих.

Мисс Смит готова была довериться Рейнло. Вкрадчивый голос шепнул маркизу, что представился удачный случай выведать ее секреты. «Соблазни ее прямо сейчас, когда она беззащитна, — подстрекал голос, — и к черту остальных обитателей дома». Никто не видел, как он входил в спальню компаньонки, а в соседней комнате царила тишина, так что ему едва ли следовало опасаться вторжения. Однако Рейнло не пожелал слушать голос. Это оказалось сделать легче, чем он ожидал.

Маркиз был законченным негодяем. Но даже отъявленный подлец не посмел бы воспользоваться слабостью женщины в подобных обстоятельствах.

— Кассандре повезло, что у нее есть вы, — с чувством произнес Рейнло.

— Почему вы так добры ко мне?

Маркиз узнал прежнюю, недоверчивую, осмотрительную Антонию.

— Понятия не имею, — честно признался Рейнло.

Искренность давно стала для него непозволительной роскошью, ведь его отношения с женщинами не отличались глубиной.

Сдавленный смех Антонии оборвался рыданием:

— В этом мы с вами похожи.

Рейнло ласково погладил ее по волосам, отводя с лица влажные пряди. Ресницы Антонии слиплись от слез, губы распухли. Рейнло едва сдержал желание снова поцеловать ее.

Он ощутил, как к горлу подступил ком. Боль стеснила грудь, и распутные помыслы рассеялись, вытесненные странным, неясным чувством. Он мучительно подыскивал слова ободрения. Ему отчаянно хотелось, чтобы глаза Антонии вновь засияли радостью.

— Вы и опомниться не успеете, как Касси заставит вас гоняться за ней по всем бальным залам Лондона, — сказал он, сам не веря своим словам.

Пухлые губы Антонии скривились, словно она распознала обман.

— Вы бы охотно ее подзадорили. — Мисс Смит прерывисто перевела дыхание, лицо ее страдальчески исказилось. — Надеюсь, вы правы, Николас. Господи, хоть бы вы оказались правы!

Рейнло потрясенно замер. Антония спрятала лицо у него на груди, вцепившись дрожащими руками в его рубашку. Всего однажды она сама, без его просьбы, назвала Рейнло по имени. Имя слетело у нее с языка, когда она подумала, что убила маркиза. Но теперь в сломленной, оглушенной горем женщине, рыдавшей у Рейнло на груди, трудно было узнать воинственную жрицу добродетели, огревшую его кочергой. От того ангела мести осталась разве что внутренняя сила. Даже теперь, когда Антония, горько плача, лежала в объятиях Рейнло, в ней чувствовалась неустрашимость. Должно быть, с того дня как заболела Касси, Антония не позволяла себе дать волю слезам.

Горячая влага обожгла кожу Николаса. Поддавшись внезапному порыву, он обхватил ладонями голову Антонии, крепко прижимая ее к себе. Губы его сами собой зашептали глупые слова утешения.

Он не знал, как помочь ей и смогут ли его слова пробиться сквозь туман ее печали. Антония горько, безутешно рыдала, прильнув к нему, отчего Рейнло переполняло желание кого-нибудь поколотить.

Наконец она затихла.

Рейнло нравился непокорный, мятежный нрав Антонии, ее живой острый ум, но баюкая ее в своих объятиях, чувствуя, как ее настороженность сменяется доверием, он испытал ни с чем не сравнимую радость. Рейнло знал, что никому нельзя верить и Антония, подобно большинству людей, когда-нибудь предаст его или разочарует, заставив усомниться в ее искренности. Однако сейчас он не мог не поддаться этому чувству. Слишком велик был соблазн.

Антония была высокой женщиной, полной сил, не чахлым немощным созданием, но теперь она казалась хрупкой и уязвимой. Рейнло крепче обнял ее, говоря себе, что желание защитить слабого еще ничего не значит. И все же заверения эти показались ему насквозь фальшивыми.

Он прижался щекой к растрепанным волосам Антонии. Удивительно, но она не пыталась высвободиться. А ведь хорошо знала, с кем имеет дело. Знала с самого начала. Лишь неожиданное несчастье и мучительная тревога за Касси заставили ее забыть об осторожности.

«Воспользуйся этим», — нашептывал коварный голос.

«В следующий раз», — пообещал Рейнло, не понимая, что его останавливает.

Уж никак не забота об Антонии. Маркиз Рейнло привык заботиться только о себе. Если ему чего-нибудь хотелось, он, не задумываясь, брал желаемое.

И все же он держал в объятиях мисс Смит, не пытаясь овладеть ею. Он обнимал ее, желая утешить, только и всего.

Антония села, и Рейнло неохотно разжал объятия. Трясущимися руками она вытерла щеки:

— Спасибо. Вы так добры.

Рейнло отпрянул. Глаза его гневно сверкнули.