— Я уже пять раз встречался со священником, тем самым, из Медельина…

Рестрепо кивнул. Священник, о котором шла речь, и был тем самым стариком, сидевшим за этим же столом, когда дед и внук Нги отрабатывали подпись Сиобан. Он являлся посредником между Пабло Энвигадо и красивой женщиной, назначенной личным советником президента Гавириа по делам Медельина, то есть советником по делам кокаиновой столицы мира. Звали ее Эсперанса-Франческа Арранга де Торо.

Предметом этих секретных переговоров, о которых в картеле знали только трое присутствующих, было гипотетическое предположение: что будет, если Пабло Энвигадо сам сдастся властям? Что, если он устал от постоянного пребывания в бегах? Что, если он не рассчитал свои силы, объявив войну правительству и правосудию Колумбии и вынеся смертный приговор предыдущему президенту? Что, если парламент Колумбии — старейший орган демократии в Южной Америке — аннулирует договор с США об обязательной выдаче наркобаронов и приговоры о длительном тюремном заключении с содержанием в тюрьме Марион, где отбывающие наказание секретные преступники сидели в подземных камерах и никогда даже не видели неба? Что, если в Колумбии примут закон, обеспечивающий более мягкое наказание раскаявшимся преступникам? И, наконец, сколько лет тюрьмы на самом деле получит Крестный, если он сдастся и прикажет остановить насилие, раздирающее страну на части?

В таких тонких делах дон Пабло полагался на совет Рестрепо. Он доверял ему больше, чем любому из братьев. И, пока он рассказывал своему советнику о последней секретной беседе с восьмидесятичетырехлетним священником, Рестрепо внимательно слушал, изредка задавая необходимые вопросы.

— Очень хорошо, шеф, я считаю это очень важным, — убежденно заявил Рестрепо, когда Энвигадо закончил свой рассказ. — Первое, гарантия небольшого срока заключения; второе, защита от врагов, главным образом, от полицейских, судей и политиков, которых вы подкупили за последние десять лет; третье, обеспечение комфорта, и, главное, отношение к вам, как к герою Колумбии, ведь именно таким себе и представляют вас крестьяне Антьокии и других провинций. И, конечно, возможность управления делами из тюрьмы…

— И как ты себе все это представляешь, дорогой друг? — ласковым тоном поинтересовался Пабло Энвигадо.

— Надо сразу дать понять, что условия будете диктовать вы. Возьмем, к примеру, вопрос о… тюрьме, которую собирается предоставить вам правительство. Предлагаю твердо настаивать на том, чтобы это была специально построенная тюрьма и в каком-нибудь месте, имеющем символическое значение.

— Где? — Энвигадо усмехнулся, прихлебывая йогурт. — Ты на самом деле вообразил, будто я собираюсь сдаться этим гиенам? Я встречаюсь с этим стариком только для того, чтобы послушать его и представить ход мыслей моих врагов.

«Матерь Божья, — подумал Рестрепо, — если он передумает, то, похоже, я уже ни за что не уговорю его сдаться».

— Черт возьми, Пабло, конечно. Но постарайтесь загнать их в угол, прежде чем мы отошлем им старикашку обратно по частям. Давайте просто посмотрим, насколько далеко в своих уступках может пойти Гавириа…

Пабло Энвигадо внимательно и долго смотрел на Рестрепо, затем глаза его засверкали, и он разразился смехом. Хесус Гарсиа, задумчиво глядевший на адвоката, слегка улыбнулся.

— Луис, мой хороший друг и самый отъявленный советник. Именно так мы и сделаем…

Рестрепо кивнул и моментально сменил тему разговора.

— А теперь, Крестный, давайте вернемся к этому детективу. Только прикажите, и он умрет еще до полуночи.

Энвигадо оборвал смех, задумался, осторожно положил большой палец на белоснежную льняную скатерть и забарабанил остальными пальцами по поверхности стола. Затем покачал головой.

— Нет, на это мы не пойдем. — Он резко взглянул в глаза Рестрепо. — Луис, какой смысл выводить из себя департамент полиции Нью-Йорка? У нас ведь в Нью-Йорке дела идут вполне даже неплохо.

Рестрепо вскинул вверх руки, только таким способом он мог позволить себе выказать недовольство.

— Мы уже убили семерых нью-йоркских полицейских. Не думаю, что они нас очень любят.

— Черт побери, и ты еще называешь себя адвокатом, Луис Рестрепо Осорио? Мы хотели убить стукача, и полицейские погибли в ходе обычной вооруженной стычки с нами. Но на то они и профессионалы. Лично к ним не было… претензий. Но убить лейтенанта-детектива?.. Это уже будет откровенным вызовом. Для чего? Пусть дела в Нью-Йорке идут своим ходом, нам не нужна война с полицией, не стоит отпугивать клиентов. Успокойся, дружище, подумай лучше, как другим образом добраться до Лукко.

Пабло Энвигадо расслабился и раздавил указательным пальцем какую-то букашку на носу. Хесус Гарсиа предложил ему носовой платок, Пабло тщательно вытер нос и вновь перевел взгляд на Рестрепо.

— Что бы мы делали, если бы это был полицейский из Боготы?

— Подкупили бы или убили семью.

— Так попробуй подкупить.

Пабло не отрывал взгляда от адвоката. Рестрепо нахмурился, затем слегка улыбнулся.

— Почему бы и нет?.. — Он залпом выпил стакан с холодным чаем и с любопытством посмотрел на девушку-служанку из Картахены, подметавшую ступеньки, ведущие на нижнюю лужайку. — Я сам этим займусь.

Энвигадо заметил, что Рестрепо смотрит на девушку.

— Ты должен быть в Барранкилье через три часа. Хочешь несколько минут провести с маленькой Изабеллой? У нее, правда, на лобке нет еще ни одного волоска, но, Боже мой, как она любит это дело.

Рестрепо поднялся, поставив стакан на стол.

— Когда вернусь. А сейчас у меня дела.

— Знаешь, Луис, — заметил Энвигадо, — иногда мне кажется, что ты предпочитаешь работу сексу. Мой друг, меня это беспокоит.

— Дон Пабло, я работаю на вас, а трахаюсь в свободное от работы время.

Все трое рассмеялись, Рестрепо повернулся и направился по ухоженной лужайке к вилле, построенной в XVII веке для испанского маршала и его девочки-любовницы, которую тоже звали Изабелла.

Энвигадо смотрел ему вслед и, не отрывая взгляда от Рестрепо, обратился к Хесусу Гарсиа:

— Гарсиа, почему он так хочет упрятать меня в тюрьму?

— Шеф, вы платите ему за советы. Хорошо, когда он дает их без страха.

— Если эта затея со священником нечто большее, чем просто игра с целью оттянуть время под видом переговоров… то я сниму шкуру с Луиса Рестрепо Осорио.

Хесус Гарсиа низко склонил голову.

— Не сомневаюсь, Крестный…

Дэвид Джардин провел последнюю консультацию с командой по вербовке, подготовке и отбору агентов. Он съездил на машине на «пасеку», переговорил с шестью инструкторами и четырьмя лекторами, как раз перед их отъездом с «пасеки» на другое задание. На несколько дней Дайлиф Хауз опустеет, в нем не останется никого, за исключением мистера Бенедикта и его супруги, уже полностью поправившейся после операции по замене ребра.

Он прочитал досье вместе с начальником курсов Ронни Шабодо, поговорил с каждым, кто сделал способных и профессиональных агентов из двух мужчин, известных только как «Пакет» и «Багаж».

В Лондон Дэвид вернулся на оливково-коричневом вертолете без опознавательных знаков, прикомандированном к их ведомству из Специального авиакрыла королевских ВВС. Какой-то добросовестный профессионал в соответствии с легендой написал белой краской с каждой стороны хвостового оперения «Водонадзор», но Дэвид заставил закрасить эту чепуху. Отсутствие надписи иногда лучше, хотя и не всегда.

Во время совещания в зале заседаний, с пивом и бутербродами, Джардин посоветовался со своей первоначальной командой: Биллом Дженкинзом, Кейт Говард, Тони Льюисом и, конечно же, Ронни Шабодо, которому не было равных в подготовке и отборе тайных агентов. Все сошлись во мнении, что, в зависимости от цели операции, не так уже сложно сделать выбор между двумя кандидатами. Малькольм Стронг более умен, а у Гарри реальный и очень ценный опыт участия в нелегальных операциях в составе специальных воздушно-десантных войск и 14-й группы разведки и безопасности в Северной Ирландии.