– Это не сон, – озабоченно произнес Эйдриан.

– Нет.

– Мне приходилось наблюдать за ней спящей, когда мы были близки. – После занятий любовью Эйдриан вылезал из постели, чтобы подбросить поленьев в очаг. Он стоял обнаженный на холодном полу и думал о том, сколь совершенна Жюстина. Временами он даже не верил, что эта женщина принадлежит ему. – Она засыпала очень крепко. Мышцы расслаблялись. Лишь в такие моменты ее можно было застать врасплох. Но потом она быстро просыпалась и вновь становилась ловкой и изворотливой, точно кошка. Иногда мне даже казалось, что среди ее предков были представители семейства кошачьих. Ох уж эти благородные французские семьи…

– Да, с этими французами ничего не знаешь наверняка. Такой изобретательный народ. А она до сих пор ходит вооруженная до зубов, несмотря на то что вот уже несколько лет царит мир. Во внутреннем кармане ее плаща мы обнаружили заряженный пистолет. Правда, в последнее время из него не стреляли.

– Я постоянно говорил ей… – Голос Эйдриана зазвучал жестче. – Я не раз говорил ей, что порох во время дождя нужно держать сухим.

– Может быть, именно поэтому в ее руке оказался нож, а не пистолет, а сама она все еще жива. А еще у нее было вот это. – Дойл вынул из кармана носовой платок и осторожно развернул его, явив взору Эйдриана промокшие насквозь и окрашенные кровью клочки бумаги.

Мокрая газета. Она расползется под пальцами, поэтому Эйдриан не стал трогать.

– Наверное, о них она говорила. Должно быть, кто-то считает, что ради этих обрывков можно и убить.

– Это может быть «Таймс» или «Обсервер». Мы высушим листки, отделим один от другого и тогда посмотрим, что в них такого особенного. – Дойл свернул платок. – Но на это потребуется несколько часов.

– Она сама все расскажет, когда очнется. Думаю, это произойдет совсем скоро.

Дойл кивнул. Потом еще раз пристально посмотрел на Сову и отошел к окну. Сегодня он был одет как чернорабочий – уродливый гигант в грубой одежде. Волосы его намокли, и седые пряди прилипли ко лбу и вискам. Его щеку обезображивал фальшивый шрам. Вот только спокойная холодная сила была настоящей.

– Льет как из ведра. Надеюсь, не затопит подвал.

Отличная погода для убийства. В пелене дождя никто не обратил внимания ни на Жюстину, ни на преследующую ее тень. Когда Эйдриану самому приходилось идти за кем-то по пятам, он всегда предпочитал именно такую погоду.

– Я послал записку Севи. Она наверняка захочет побыть с сестрой. – Дойл начал задергивать шторы.

– Не надо. Она любит свет. – Эйдриан помолчал, а потом добавил: – Она дрожит.

– В комнате достаточно тепло. Холод исходит изнутри ее, – произнес Дойл, но все же подошел к камину и пнул по жаровне. Искры взметнулись вверх и рассыпались по коврику перед камином.

На лестнице послышались шаги. Спустя мгновение в комнату вошел Пакс с подносом в руках, которого сопровождал Кекс – пес размером с пони. С его спутанной серой шерсти стекали струйки воды.

– Бульон, – пояснил Пакс. – Люк сказал, что ее нужно кормить с ложечки, если, конечно, она в состоянии проглотить хоть каплю.

– Поставь на стол. – Сняв с себя мокрую куртку и повесив ее на спинку стула, Дойл остался в одной рубашке и жилете. После этого он закатал рукава, словно готовился расправиться с несколькими нападающими одновременно.

– Флетчер со своими людьми уже побывал на Брэдди-сквер, – сообщил Пакс. – Они расспрашивают жителей, пытаясь напасть на ее след. Остальные в кабинете. Сушатся и пьют чай.

– Спущусь через минуту.

Взволнованный Кекс подошел ближе. Он поддел носом локоть хозяина, а потом ткнулся своей большой квадратной головой в подушку, нюхая волосы Жюстины и запоминая ее аромат. Ему не понравился запах крови и лекарств, исходящий от повязки. Еще несколько раз ткнувшись носом в одеяло, он отвернулся и направился к Дойлу.

Присев на корточки, тот подкладывал в очаг куски угля, действуя при этом так, словно его руки совсем не ощущали жара. Когда он отошел в сторону, его место занял пес, тяжело развалившийся на полу. Уголь затрещал в очаге, раскаляясь. Кекс со вздохом уложил голову на передние лапы, укрыв задние пушистым хвостом.

– Я принес нож. – Пакс поставил миску с бульоном на стол рядом с кроватью. – Люк говорит, что рану нанесли им.

– Покажи ему. – Дойл кивнул головой в сторону Эйдриана.

Пакс передал Эйдриану нож рукояткой вперед.

– Флетчер нашел его в тридцати футах от лужи крови. Похоже, его специально там бросили. Не дотрагивайся до лезвия.

Матово-черный плоский нож напоминал своим изящным изгибом вороново крыло.

Конечно же, он был знаком Эйдриану.

– Еще один из моих детей отыскал дорогу домой. Как же хорошо я выдрессировал свои ножи. – Вес этого орудия и его форма были до боли знакомы. Эйдриан перевернул его. – Гляди-ка, кто-то сделал на ней гравировку. Буквы «Э» и «Х» – Эйдриан Хоукхерст. Благодаря этому нож стал совершенно особенным.

– Да, подарок от недоброжелателя, – сухо произнес Пакс.

– И человек этот так же недоброжелателен по отношению к Жюстине.

– Этот нож действительно твой? Ты уверен? – спросил Дойл.

– Мой. Вне всяких сомнений. Видишь? – Эйдриан провел подушечкой большого пальца по изгибу рукоятки. – Это было сделано, чтобы нож не вращался во время броска. Но ничего не вышло, поэтому я изготовил всего дюжину. Один подарил Жюстине. – Он посмотрел на Пакса. – По одному тебе и Флетчеру. Еще один – Анник, но она тут же его потеряла, беззаботная женщина. Двух я лишился во Франции: оставил их в телах своих врагов. Еще три оставил с вещами, когда в спешке убегал… – Эйдриан на мгновение задумался. – Из Соккьеве. Это в Италии.

– Стало быть, они рассеялись по всей Европе, – подвел итог Дойл.

– А точнее, девять штук, – добавил Пакс. Бухгалтер в душе, он обожал точные цифры.

– И еще три валяются в мастерской на первом этаже.

Дойл запустил согнутый палец в нагрудный карман и выудил оттуда лупу. Не говоря ни слова, он протянул ее Эйдриану.

Тот принялся внимательно изучать находку.

– Лезвие не сточено, несмотря на то что ему уже шестнадцать лет. Несколько зазубрин. Но они, возможно, появились во время сегодняшнего падения. Много засохшей крови, которая постепенно приобретает коричневый оттенок. Она оказалась на ноже примерно с час назад. А еще… – На краю лезвия виднелась белая полоса, как если бы кто-то провел ножом по молоку и дал ему высохнуть. Только вот такие ножи, как этот, не опускают в молоко. – Лезвие загрязнено. Это яд.

– Люк тоже так считает, – произнес Пакс. – Только он не знает, какой именно.

Дьявол. Яд. Эйдриан выронил нож из рук, подошел к кровати и стащил с Совы одеяло. Необходимо снять с раны швы. Еще не поздно…

– Ястреб! – Пакс схватил товарища за запястье, – Оставь все как есть. В ране чисто. Ты не видел, но оставленный ею кровавый след тянется до самой Брэдди-сквер. Даже если яд и попал в рану, он вымылся оттуда вместе с кровью. – Пакс медленно отпустил руку Эйдриана.

– Уже больше часа прошло. – Не глядя на Эйдриана, Дойл вновь укрыл Сову одеялом. – Зрачки нормальные. Нет испарины на лбу. Рука не опухла. Губы не сухие. Пульс немного учащенный, но это от боли.

В Лондоне можно было купить пять сотен различных ядов, если только знать место. Быстрые. Медленные.

«Ради всего святого, Сова, каким из них начинен поразивший тебя нож?»

– Я никогда не пользовался ядами. От этого появляется небрежность в работе.

– Даже в разгар войны не многие прибегали к помощи яда, – заметил Пакс. – Это сужает область поисков.

Война закончилась три года назад. И все же некто из страшного прошлого умудрился протянуть свою руку и схватить Жюстину.

– Они воспользовались моим оружием. – Эйдриан наклонился и поднял нож с пола. Он помнил мельчайшие подробности его изготовления. Помнил, как впервые поднес полоску стали к точилу. Ему потребовалось несколько часов, чтобы придать лезвию необходимую форму.

Некоторые ножи оживают. Да, есть в них что-то от живого существа. И никто не переубедил бы Эйдриана в обратном. Этот нож был злым, полным решимости. Настоящий убийца.