Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ты посмотри на нее, только посмотри, Анна-Мария! Господи, она же мертва. – Он обхватил руками голову: – Я ведь не могу находиться здесь двадцать четыре часа в сутки. То, что ты делаешь, очень опасно. Ты что, газет не читаешь? Не смотришь новости? Даже тех, которые стоят на улице и не зовут клиентов в дом, убивают одну за другой.

– Кристиан, успокойся. Это приносит нам деньги, и ничего страшного не случится. Рильке сказал, что этот человек уже мертв. Он больше сюда не придет. – Она снова запустила пальцы в волосы. – К тому же, возможно, все это – грим. Мало ли какие у кого фантазии.

Кристиан поднял на нее глаза:

– Странные фантазии – единственная отговорка. Признай, Анна-Мария, – тебе ведь нравится это не меньше, чем им. Нравится быть в центре внимания, позировать, показывать им все, что у тебя есть.

О нас с Дереком они уже забыли.

– Тогда назови меня шлюхой. Тебе от моего греха тоже кое-что перепадает. Ты ведь забываешь про свою мораль, когда открываешь дверь и берешь с них деньги.

Судя по голосу, Кристиан уже сдавался.

– Если не я, на моем месте будет другой. По крайней мере, я хоть присматриваю за тобой. Одному богу известно, что обо всем этом сказала бы наша мама.

Я посмотрел на Дерека, и тот беззвучно произнес: «Брат и сестра». И еле заметно улыбнулся – то ли смущенно, то ли удовлетворенно, я не понял.

– Мама узнает только в том случае, если ты ей скажешь.

– Или если ты окажешься в морге, как эта девушка.

– Ты слишком беспокоишься. – Она потянулась через стол и взяла его за руку: – Как же мне тебя убедить, что все в порядке?

– Ты никогда не убедишь меня.

– Я все держу под контролем. Ни с кем не трахаюсь. Никто мне деньги в трусы не сует. Я и стриптизом не занимаюсь. Я позирую. Они ждут, пока я всю программу не отыграю: сначала на мне зимние вещи, потом платье, потом халат – полно всего! И только после купальника я выхожу в чем мать родила. – Она рассмеялась. – И тут уже камеры офигевают.

У двери Анна-Мария вручила мне снимки.

– На память.

Она поцеловала Кристиана, подала ему куртку и принялась игриво выталкивать его за дверь, отмахиваясь от наставлений.

– Цепочку на дверь не забудь… смотри в «глазок»… не забудь, что у тебя завтра тренировка.

Он задержался на площадке, пока не услышал звяканье дверной цепочки, потом спустился с нами вниз.

– Я о ней очень беспокоюсь. Снималась бы лучше в твоих дурацких фильмах, а? – Он похлопал Дерека по плечу. – Не обижайся. Мне нравятся твои фильмы. Слушай, – он повернулся ко мне, – если что-нибудь узнаешь по этому делу, скажи мне, ладно? – Потом вытащил из кармана деньги и протянул мне: – Извини за все, считай, что ты просто развлекся. – Я пересчитал купюры – их было только четыре, и посмотрел на Кристиана. – Но ты же пленку использовал, – сказал он.

Я сложил две десятки в маленький квадратик и протянул их Дереку вместе со своей визиткой:

– Позвонишь мне, если появится интересная информация?

– Конечно. – Он взял визитку и вернул деньги. – Пусть это будет ваш долг.

– Буду ждать, когда ты придешь за ним. Он улыбнулся:

– Увидимся, – и пропал в темноте, не оставив мне своего телефона. Я посмотрел на Кристиана. Тот вздохнул:

– Сегодня мне будут сниться кошмары.

Я похлопал его по плечу и ушел, а он продолжал стоять, глядя вверх, на окно третьего этажа, где то и дело мелькал стройный силуэт.

8. Мир ТВ

Вот здесь, впотьмах

о смерти я мечтал.

С ней, безмятежной, я хотел заснуть,

И звал, и нежные слова шептал, Ночным ознобом наполняя грудь.

Джон Ките. Ода соловью [9]

В тот же вечер у Розы я растянулся на ее огромной кровати с бокалом, который она мне дала, и глядел сквозь рубиновое вино на свечи и на нее в окружении мерцающих бликов.

– Такое освещение тебе идет.

Меня это успокаивало – созерцать, как Роза постепенно превращается в саму себя. Она сидела за туалетным столиком, немного раскрасневшись после ванны, влажные волосы заколоты на затылке. Я приблизительно понимал, какую гордость иногда чувствуют натуралы. Я выходил в свет с красивой женщиной. Жаль только, что мы шли в такое место.

Я наблюдал, как она, не отрываясь от зеркала, на ощупь перебирает косметику, с легкостью находя и комбинируя нужные лосьоны и пудру, словно опытный аптекарь. Она наклонилась поближе к мутному зеркалу, завешанному бусами и старыми вечерними перчатками, и открыла пудреницу, которая, наверное, принадлежала когда-то Джин Харлоу. Поднялось облачко серебристой пыли, повисло в воздухе и постепенно осело на туалетный столик, пузырьки, коробочки, браслеты, павлиньи перья, полупустые флаконы с духами, пилочки для ногтей, камни, морские раковины, фотографии и лакированные шкатулки с драгоценностями. Все это, правда, и так было покрыто пылью веков. Шелковые хризантемы, вышитые на китайском халате Розы, поблескивали бронзой. Она поймала мой взгляд, заметила свое отражение в бокале и улыбнулась. Ни дать ни взять – любовница и модель художника с Монмартра, жившего лет сто назад.

– Знаешь, я с удовольствием туда пойду. Спасибо, что берешь меня с собой. – Я хмыкнул, как супруг, женатый на ней уже десять лет, и поднял с пола журнал. Иначе он со временем переместился бы под кровать, где уже скопились салфетки, пустые бокалы, бумажные пакеты и другие предметы, названия которых лучше не упоминать. – Там будет весело. Нам нужно чаще выбираться куда-нибудь, подальше от работы. Мы слишком редко это делаем.

Я пролистывал страницы с худыми полуобнаженными девушками, мелькающими перед глазами, словно парад голодающих.

– Боюсь ответить не по-джентльменски, но я тебя не приглашал, Роза.

Она прикурила. Два красных огонька блеснули малиновым сигнальным цветом, две женщины – Роза и ее отражение – затянулись одновременно. Роза прищурилась и посмотрела на меня сквозь табачный дым.

– Ты хочешь сказать, что мы с Лесли не слишком любим друг друга, и это правда, но знаешь, в глубине души я им восхищаюсь. Он верен себе. Даже несмотря на то что его вкус мне не импонирует. – Она выбрала маленькую баночку с кремом и втерла его вокруг глаз. – То есть, – она закрыла левый глаз, – в последний раз, когда я его видела, – нанесла серые тени на веко, – его наряд был чересчур кричащим, – она повернулась ко мне, проверяя мою реакцию.

– Ты и сама сейчас выглядишь не слишком адекватно, – сказал я.

Она смешно захлопала ресницами и отвернулась к зеркалу. Подправила тени, подвела глаза мягким темным карандашом, загнула ресницы и накрасила их густой черной тушью, тщательно следя за каждым движением и за каждым словом.

– А вдруг это просто его способ издеваться над женщинами? – Она втянула щеки и нанесла румяна. Я представил себе ее череп под кожей. – Хоть Лесли и одевается, как женщина, но не думаю, что они ему нравятся.

– Если он тебе не нравится, не ходи к нему.

Она отыскала среди флаконов длинную кисточку, и на стене задвигалась темная тень.

– Зачем сразу так? Я просто хотела сказать, что неуютно себя чувствую в присутствии Лесли. – Она принялась доставать кисточкой остатки помады. – Это не связано с тем, как он одевается, хотя мог бы и получше. – Она стала красить свой первоклассный алый рот. – Просто он иногда так смотрит на меня, будто я у него что-то украла.

Роза подправила помаду салфеткой и в последний раз взглянула на себя в зеркало. Довольная результатом, встала, сбросила халат, обнаружив черные кружевные чулки, черные шелковые трусики и черный бюстгальтер на косточках, и принялась выбирать в шифоньере платье.

– Роза.

– Что?

– Где твоя скромность?

– Тебе-то какая разница?

Таксист то и дело посматривал на Розу в зеркальце. Я тоже повернулся и взглянул на нее. Конечно – она забросила ногу на ногу так, чтобы было видно белую полоску бедра между чулком и юбкой.

вернуться

9

Перевод Григория Кружкова

18
{"b":"150054","o":1}