— Не думаю, — ответил Том, — Не помню.

Он вдруг понял, что очень голоден.

— Я же говорил, — многозначительно сказал Грег, обращаясь к Джуди.

— Можно пойти в «Бегущего пса».

— Он уже закрылся.

— Ресторан — нет. Как бы там ни было, давайте выпьем. Готов спорить, что выпивка в доме есть. Где Маккефри, там и выпивка.

— Выпивка есть, — подтвердил Том.

— Пойдем вниз, я так завелась, мне надо обязательно что-нибудь съесть.

Они спустились в гостиную, и Грег нашел виски и стаканы, в то время как Джуди без устали скакала по комнате, трогая вещи, Тома и без удержу хохоча.

— Ой, было так здорово, мы так веселились, ездили в Новый Орлеан, на Юге просто невероятно; интересно, переняли ли мы южный акцент — я, кажется, да.

Том увидел на диване пластиковый пакет с платьем Джуди, который он, очевидно, принес из Белмонта, сам того не заметив. Он сказал:

— Ой, Джу, ты меня прости, кто-то нечаянно пролил вино на твое платье, но, видишь, Габриель все исправила.

— Кто его надевал? — спросил Грег.

— Ну… мой друг… надеюсь, вы не возражаете.

— Дай посмотреть, — сказала Джуди.

— Габриель покрасила его чаем.

— Чаем?!

— Это Габриель его носила?

— Нет, Грег… одна девушка… простите меня, пожалуйста…

— Ну, оно не совсем такое, как было, но ничего страшного, — сказала Джуди.

— Мне очень неприятно, что так получилось.

— Том, милый, не переживай, это не важно, мы так рады тебя видеть! Правда, дорогой?

— Что ты еще натворил? — спросил Грег, озираясь.

— О, больше ничего… в доме все в порядке… если бы я знал, что вы приезжаете, я бы убрался, переменил постельное белье.

— А как Эннистон, как все? Ужасно забавно думать, что вы тут жили своими маленькими уютными жизнями, а мы там просто потрясающе развлекались, мы обязательно должны тебе все рассказать.

— Уильям Исткот умер, — ответил Том.

— О… очень жаль это слышать, — сказал Грег, ставя стакан. — Очень жаль… Такой милый старик… и старый друг моего отца. Когда?

— Ой, недавно, — ответил Том. Он чувствовал, что не в силах вспоминать подробности, считать дни, описывать детали.

— Как жалко, такой хороший человек, — опечалилась Джуди.

— Я пойду позвоню в «Бегущего пса», — сказал Грег. Он вышел.

— Мы не спали тысячу лет, не могли заснуть в самолете, — вернулась к своему Джуди. — Мы летели первым классом, там была настоящая лестница и бар, просто супер, я наслаждалась каждой секундой, даже дурацким фильмом, и… ой, Том, я так рада тебя видеть, у тебя такое милое, знакомое лицо, но ты такой бледный! Смотри, как мы загорели! Нам солнце даже надоело. Смотри.

Она закатала рукава платья и показала загорелую руку.

— Мне нужно идти, — сказал Том.

— Ни в коем случае… конечно, ты должен остаться на ночь… правда, Грег? Том говорит, что уходит…

— Помолчи, — отозвался Грег из прихожей. — У вас будет столик на двоих, если мы придем прямо сейчас?

— На троих, — крикнула Джуди.

— Мне надо идти, — сказал Том, — Надо успеть на лондонский поезд, я как раз собирал вещи, когда вы приехали.

— Чепуха. Когда мы приехали, ты спал. И вообще, на десять сорок пять ты уже не успел.

— Они нас покормят, если мы придем прямо сейчас, — сказал Грег.

— Мне надо идти, — повторил Том.

— Ни в коем случае не уходи!

— Он хочет уйти — пусти его, — сказал Грег, — Черт, как мне хреново.

— Я только вещи соберу, — сказал Том.

Он взбежал по лестнице к себе в спальню и закрыл дверь. Он увидел комнату, теперь такую неприветливую, где кругом валялись его вещи, чемодан, который он радостно распаковывал, комнату с видом на город, которую он выбрал, как только приехал — так давно, в ушедшую эпоху, когда он был молод, счастлив, невинен и свободен. Он как попало запихал вещи в чемодан и не смог его закрыть. Ему хотелось завыть от досады. Он сунул чемодан с почти закрывшейся крышкой в угол и стал приводить в порядок измятую незастланную кровать. Начал было снимать простыни, потом бросил все как есть. Спустился вниз.

— Джуди, ничего, если я оставлю у вас чемодан? Я прибрал свои вещи. Я потом приду и заберу его… я позвоню… мне просто срочно нужно в Лондон. Огромное вам спасибо, что позволили мне пользоваться домом, тут так хорошо.

— Тебе спасибо зато, что присмотрел за домом, — сказал Грегори, чувствуя, что вел себя как невежа.

— Приезжай к нам с ночевкой, — сказала Джуди, — в любое время…

— Мне нужно бежать…

— …и мы тебе всё расскажем.

Том добрался до Института и побежал вдоль фасада здания, направляясь ко входу в Эннистонские палаты, где всегда дежурил портье. Однако, подбежав к большой главной двери, обычно в это время закрытой, Том обнаружил, что она чуть приоткрыта и изнутри пробивается свет. Том подошел к двери, осторожно толкнул ее и заглянул внутрь. В дальнем конце Променада горели лампы. В помещении не было ни души.

Тому пришло в голову, что можно пробраться в Палаты через служебные помещения и Баптистерий и узнать то, что ему нужно (находится ли еще Розанов в Эннистоне), посмотрев, есть ли его имя на доске в коридоре. Если пойти через вестибюль, придется говорить с портье; знакомый портье, конечно, будет разговорчив и даже болтлив, но незнакомый может спросить, кто такой Том и чего ему надо, а Том сейчас чувствовал себя таким виноватым и напуганным, что от любого недружелюбного допроса вполне мог разрыдаться. Еще Том представил себе, как внезапно появляется Розанов, видит его в ярко освещенном вестибюле, большое лицо искажается яростью и ненавистью. Томом владело то навязчивое беспокойство, которое заставляет людей лезть не в свое дело, при этом лишая способности ясно мыслить и решительно действовать. Тому позарез нужно было совершить некое символическое, магическое действие, которое имело бы отношение к его состоянию, но никак бы его не меняло. Например, зажечь свечу или произнести заклинание, как-то поправить состояние духа.

В Променаде было пусто, тихо и царил полумрак. Столы сдвинуты в сторону, стулья составлены один на другой. Прилавок закрыт белым полотном. Том сделал несколько осторожных, бесшумных шагов, стесняясь собственной тени за спиной. Им овладело странное, почти сексуальное возбуждение — болезненное, головокружительное, настойчивое, гнетущее. Том подумал: это не похоже на похоть, это она и есть. Он ускорил шаг. Рот его приоткрылся, глаза расширились. Он крался на цыпочках к источнику света — приоткрытой двери Баптистерия: там начинался спуск к источнику и еще оттуда можно было попасть в длинный коридор первого этажа, ведущий в Палаты. Том замер, прислушиваясь, а потом скользнул в дверь.

В первую минуту он ощутил теплый парной запах и заполнившие воздух испарения. Большие бронзовые двери, усеянные заклепками, увенчанные каменным фронтоном, были распахнуты настежь. Слышался низкий вибрирующий гул. Том подошел к открытым дверям. Он коснулся одной из створок и быстро отдернул руку. Дверь была обжигающе горяча. Он шагнул в проем, моргая — ресницы мгновенно намокли от пара.

Перед ним — впереди и внизу — сияло море ослепительно ярких огней. Он стоял на чем-то вроде зарешеченного балкона или галереи, откуда справа и слева спускались вниз крутые металлические лестницы. Многочисленные сверкающие трубы, от крохотных до огромных, заполняли пространство под балконом. Светлые, серебряные с золотистым оттенком, очень-очень светлого золота, покрытые крохотными капельками влаги, сверкавшими подобно алмазам. Составленный трубами узор, кое-где скрытый клубами пара, казался геометрическим, но оставлял впечатление хаотического нагромождения. Трубы уходили далеко вниз, и никакого дна или пола видно не было. Том ощущал теплый ветерок и, глядя вниз, видел, что пар, который, по-видимому, наполнял эту пропасть, находится в постоянном движении. Очевидно, где-то располагались невидимые вентиляторы, воздушные потоки, которые должны были разгонять пар, но, возможно, сейчас не справлялись.