Американец покачал головой.

— Нет.

Томаш изобразил кольцо из указательного и большого пальцев.

— Ноль, Нельсон. — Короткая фраза прозвучала в тишине, словно звонкий удар гонга. — Ни одного. Ни единого человека из большого города Генуи. — Норонья выдержал драматическую паузу. — Но вот настало XIX столетие, и на нас отовсюду посыпались доказательства. Научные интересы пересеклись с политическими. В то время началось движение за объединение Италии, которое возглавил Джузеппе Гарибальди. Объявить Колумба итальянцем было на руку государству. В Италии жилось трудно, страна тонула в войне и нищете, тысячи людей эмигрировали в Штаты, Бразилию, Аргентину. Чтобы поднять национальный дух, требовались герои. Так обнаруженные в городских архивах Христофор, Доменико, Бартоломео и Джакобо превратились в семью первооткрывателя Америки. Правда, еще предстояло объяснить, как неграмотный ткач стал искусным моряком и культурным человеком. Требовалось найти кратчайшую дорогу из Италии через Пиренеи. Тут весьма кстати подвернулся Документ Асеретто. Поистине, если бы этого свидетельства не существовало, его стоило подделать. Не зря же итальянское правительство сделало полковника Асеретто генералом и осыпало всевозможными милостями.

— Знаете, Том, возможно, все так и было, но звучит все равно неубедительно. Документ Асеретто тоже вызывает у вас подозрения?

— Вызывает.

Собеседники обменялись выразительными взглядами.

— Почему? — глухо спросил Молиарти.

— Все дело в дате рождения Колумба, с ней целых две проблемы. Первая прямо связана с хронологией Документа. В 1900 году на международном конгрессе американистов было установлено, что Колумб родился в 1451 году. Это приблизительная дата, взятая из очередного нотариального акта, в котором, помимо прочего, сказано, что… — Томаш сверился с добытой в Генуе копией, — «Cristoforo Colombo, figlio di Domenico, maggiori di diciannove anni». [76]— Историк принялся строчить в блокноте. — 1470 минус девятнадцать будет 1451. Участники конгресса установили дату рождения человека, который открыл Америку, основываясь на одном-единственном документе и предположении, что Христофор Колумб и Кристован Колом одно лицо. Вот что об этом пишет португальский ученый Армандо Кортесан. — Норонья достал из портфеля толстую книгу с надписью на обложке «Португальские картографы XV–XVI веков», нашел нужную страницу и прочел вслух абзац, подчеркнутый карандашом. — «Поистине удивительно, что столь важный документ, позволивший безошибочно определить год рождения Колумба, несколько веков хранился в генуэзском архиве, не востребованный никем, и был обнаружен вскоре после конгресса. Впечатляющее совпадение! В 1900 году Конгресс американистов объявляет, что Колумб родился в 1451 году, а спустя четыре года находится бумага, где черным по белому сказано, что в 1479-м ему было двадцать семь, а к этому свидетельству легко подгоняются другие факты, прежде не вызывавшие доверия, вроде отъезда в Португалию в 1478 году». Совпадение показалось португальскому историку весьма странным, однако, «зная о существовании целой индустрии мастерских подделок старинных документов, удивляться не приходится ничему». — Томаш развел руками. — В том, что касается хронологии, Нельсон, Документу Асеретто веры нет. — Он убрал книгу Кортесана в портфель. — Теперь что касается самой даты. Этот документ — железное, неопровержимое доказательство гипотезы, выдвинутой на конгрессе четырьмя годами ранее. Версия, согласно которой Колумб родился в 1451-м, нуждалась как раз в таком подтверждении. — Томаш бросил на Молиарти быстрый дерзкий взгляд. — Знаете, кто может его опровергнуть?

— Даже не представляю.

— Сам Христофор Колумб. Как известно, адмирал тщательно скрывал правду о себе, в том числе и о своем возрасте. Эрнандо лишь вскользь упоминает, что его отец впервые поступил на корабль в четырнадцать лет. Однако сам Колумб дважды проговорился. Вот запись в судовом журнале первой экспедиции от двадцать второго декабря 1492 года: «К тому времени я бороздил моря уже двадцать три года». Придется нам снова прибегнуть к арифметике. — Норонья достал карандаш и нашел в блокноте чистую страницу. — Стал моряком в четырнадцать, плюс двадцать три к тому времени, то есть к переезду в Кастилию, плюс еще восемь на службе у испанских королей получается сорок пять. — Он небрежно записал действие на листке: 23+8+14=45. — Значит, в год открытия Америки адмиралу было сорок пять. Если отнять сорок пять от тысячи четырехсот девяноста двух, получится тысяча четыреста сорок семь. — Томаш записал: 1492–45=1447. — Это и есть год рождения великого мореплавателя. — Норонья положил блокнот на стол. — Эрнандо цитирует письмо отца от 1501 года, в котором тот напоминает Католическим королям: «Я прослужил этому делу ровно сорок лет». «Этому делу» — значит, морскому. Сорок плюс четырнадцать будет пятьдесят четыре. — Он снова взялся за карандаш. — Стало быть, в тот год Колумбу исполнилось пятьдесят четыре. Тысяча пятьсот один минус пятьдесят четыре равно тысяча четыреста сорок семь. — Томаш педантично записал: 1501–54=1447. — Из этого следует, что Христофор Колумб родился на четыре года раньше указанной в Документе Асеретто даты. — Историк провел кончиком пальца по странице от одного примера к другому. — Как видите, Нельсон, самое точное и неопровержимое свидетельство на поверку не стоит выеденного яйца. Кроме того, в этом хваленом нотариальном акте нет подписей нотариуса и клиента на каждой странице и не упоминается отец Христофора, что очень странно для того времени.

Молиарти с тяжелым вздохом принялся изучать открывавшийся с эспланады вид на площадь Фигейра с коренастым памятником посередине и расстеленное до горизонта одеяло крыш с зеленой заплатой Монсанто. Проходивший мимо официант спугнул стайку воробьев, что подбирали хлебные крошки под соседним столиком. Птицы взмыли в небо и расселись на ветвях оливы, вплетя в монотонное завывание ветра свой беспокойный гомон.

— Скажите, Томаш, — произнес американец, нарушив воцарившееся за столом глухое молчание. — Вы тоже не думаете, что Колумб был из Генуи?

Историк взял зубочистку и принялся так и этак крутить ее между пальцами, словно крошечного акробата.

— Профессор Тошкану был убежден, что Колумб родился не в Генуе.

— Это я понял, — сказал Молиарти неожиданно резко и ткнул в собеседника пальцем. — Меня интересует ваше мнение.

Португалец усмехнулся.

— Мое мнение? — переспросил он. — Что ж, по моему мнению, у нас два пути. Мы можем признать правоту защитников генуэзской гипотезы, и тогда Колумб генуэзец. Или не признавать, и в этом случае он не генуэзец. — Норонья поднял еще один палец. — Впрочем, есть и третий путь, компромиссный и оттого самый простой, он позволяет примирить две противоречащие друг другу теории. Надо лишь признать, что обе они верны, хоть и не безупречны.

— Вот это мне нравится.

— Конечно, ведь я еще не назвал главного условия, при котором третья гипотеза становится верной, — с усмешкой заметил Томаш.

— Что за условие?

— Очень простое, Нельсон. — Томаш убрал один палец. — Согласно третьей гипотезе, Колумбов было двое. — Он помолчал, давая американцу время вникнуть в сказанное. — Двое. — Норонья загнул палец. — Христофор Колумб, генуэзец, неграмотный ткач, предположительно 1451 года рождения. — Он загнул второй палец. — И Кристован Колом или Кристобаль Колон, человек неизвестного происхождения, образованный, знавший латынь, отличный моряк, адмирал, первооткрыватель Американского континента, появившийся на свет в 1447 году.

С Молиарти, казалось, вот-вот случится удар.

— Не может быть!

— И все же, дорогой Нельсон, это самая правдоподобная версия. Конечно, и она не лишена изъянов, тем более что многие свидетели уверяют, будто адмирал и генуэзец одно лицо. Чтобы третья гипотеза стала состоятельной, нужно признать, что все они заблуждаются или лгут. Но в таком нагромождении информации не могло не затесаться немного лжи, не так ли? Столько противоречивых источников не могут быть одинаково правдивы.