— Все это, конечно, звучит очень любопытно, но неубедительно.

— Согласен. Вот вам еще аргумент: моряки с тех шхун молчали об открытии до самого возвращения Кабрала. Как в рот воды набрали. Этому можно найти объяснение лишь в том случае, если предположить, что им велели молчать.

— Хмм… Интересно. По-прежнему неубедительно, а впрочем, продолжайте.

— Хорошо. Мы подходим к третьему доказательству. Я говорю о двух картах. Первая, особенно важная для нас, это планисфера, начертанная неизвестным картографом из мастерской Альберто Кантино по заказу Эркулеса д'Эсте, герцога Феррарского, на пергаменте длиною в метр и шириной в два. Поскольку имя португальского картографа осталось неизвестным, карта вошла в историю под именем Планисфера Кантино, сейчас она хранится в библиотеке города Модены в Италии. В письме, датированном девятнадцатым ноября 1502 года, Кантино указывает, что карту тайно скопировали с португальского оригинала. И что главная ценность этой карты состоит в том, что на ней отображены приблизительные очертания бразильского берега. А теперь давайте посчитаем. — Томаш достал ручку и открыл чистую страницу блокнота. — Письмо Кантино написано в ноябре 1502-го, то есть оригинал карты попал в Италию самое позднее через два года после возвращения Кабрала. — Он написал с левой стороны страницы «Кабрал, апрель 1500-го», с правой — «Кантино, ноябрь 1502-го» и соединил пометки горизонтальной линией. — Но дело в том, что первое описание бразильского берега составил вовсе не Карбал. — Томаш поднял два пальца. — Вторым бразильского побережья достиг Жуан де Нова в апреле 1501 года, за год до того, как герцог Феррарский получил Планисферу Кантино. Между прочим, Нова направлялся вовсе не в Бразилию. Как и Кабрал, он плыл в Индию, а в Лиссабон вернулся в середине 1502-го, и у него не было времени составить подробное описание береговой линии. — Томаш поднял третий палец. — Планисфера Кантино могла появиться лишь после третьего путешествия, когда король впервые отправил свой флот к берегам Бразилии. Я говорю об экспедиции Гонсалу Коэльо, начавшейся в мае 1501 года. В команде Коэльо был флорентинец Америго Веспуччи, именем которого по нелепой случайности назван американский континент. Экспедиция достигла Бразилии в середине августа, больше года исследовала побережье, открыла большую бухту, названную Рио-де-Жанейро, добралась до самой Кананейи и пустилась в обратный путь. Три каравеллы Коэльо вошли в лиссабонскую гавань двадцать второго июля 1502 года. — Норонья написал на листке «Гонсалу Коэльо, июль 1502-го» и провел горизонтальную линию к имени Кантино. — Тут-то и скрывается главная странность, — заметил он, обводя ручкой две даты. — Возможно ли, чтобы за четыре месяца королевские картографы успели составить подробную карту, а итальянцы подсмотрели ее, скопировали и начертили собственную? — Томаш еще раз провел ручкой по тонкой линии, протянувшейся между именами Коэльо и Кантино и обозначавшей время, поморщился и покачал головой. — Едва ли. Все это нереально проделать меньше чем за четыре месяца. И тогда перед нами встает главный вопрос. Как, черт возьми, Альберто Кантино удалось заполучить португальскую планисферу с изображением земли, которую еще не успели описать? И откуда он узнал про эту землю? — Томаш поднял указательный палец, призывая собеседника обратиться в слух. — Планисфера Кантино срисована не с официальных карт, которые появились после экспедиции Кабрала, а с тех, что были составлены гораздо раньше и до срока были спрятаны от мира.

— Хм, — Молиарти пребывал в глубокой задумчивости. — Интересно. И что из этого следует?

Томаш опустил голову.

— Составить детальное описание только что открытой земли за четыре месяца очень трудно. Раздобыть тайные сведения и на их основе сделать карту и того труднее. — Португалец поднял глаза на Молиарти. — И все-таки это возможно.

Американец выглядел немного разочарованным.

— Постойте, — промолвил он. — Вы сказали, что была еще одна карта.

— Не совсем карта. Точнее, не карта, а упоминание о ней.

— Какое упоминание?

— Вот что писал местре Жуан в письме, которое Гашпар де Лемуш вручил королю Мануэлу первого мая 1500 года: «Чтобы узнать, где расположена новая земля, вашему величеству довольно будет взглянуть на карту мира Перу Ваша Бизагуду. К несчастью, по ней невозможно судить, обитаема ли эта земля. Это очень старинная карта». — Томаш отложил блокнот и перевел взгляд на собеседника. — Откуда на очень старинной карте взялась едва открытая земля?

Официант принес Молиарти закуски. Томаш воспользовался передышкой, чтобы глотнуть зеленого чая.

— Вы приводите веские аргументы, — признал американец, надкусив бриошь. Не хватает только… м-м-м… как это по-вашему?… smoking gun?

— Исчерпывающего доказательства?

— Да.

— Не торопитесь, у меня еще не все. — Норонья вернулся к своему блокноту. — Француз Жан де Лери пробыл в Бразилии с 1556-го по 1558 год. Согласно его запискам, она была открыта около восьмидесяти лет назад. Давайте посчитаем… Получается, это было… Ну да, в 1478 году. Даже если считать, что около восьмидесяти это семьдесят семь или семьдесят пять, все равно мы говорим о событиях, произошедших задолго до 1500 года.

— Хм.

— Сохранилось письмо португальского лазутчика Эстевана Фруа, схваченного испанцами на территории Венесуэлы. В письме от 1514 года, адресованном королю Мануэлу, есть и такие строки: «В землях вашего величества, открытых Жуаном Коэльо двадцать лет назад». — Томаш подсчитал в уме. — Тысяча пятьсот четырнадцать минус двадцать получается… Три, девять, один, четыре… получается 1493-й. — Норонья улыбнулся американцу. — Как видите, снова до 1500-го.

— Письма сохранились?

— Разумеется.

— А вы уверены, что эти ваши источники заслуживают доверия? Какой-то непонятный француз, португальский лазутчик… В конце концов…

— Существуют свидетельства по крайней мере четырех великих мореплавателей о том, что Бразилию открыл не Кабрал. Испанец Алонсо де Охеду, который вместе с Америго Веспуччи достиг берегов Южной Америки в июне 1499-го, где-то в районе Гайаны. Чуть позже, в январе 1500-го, другой испанец Висенте Пинсон добрался до Бразилии, на три месяца раньше Кабрала. А еще Дуарте Пачеко Перейра, один из величайших мореходов эпохи Открытий, имя которого, увы, широкой публике неизвестно.

— Тот самый Пачеко Перейра, о котором Тошкану писал диссертацию.

— Перейра был не только моряком и воином, но и крупным ученым, он почти точно определил диаметр Земли, не располагая современными приборами, усовершенствовал часовой механизм. И написал одно из самых загадочных сочинений того времени: «Сердцевину мира». — Томаш вновь обратился к своим записям. — Пачеко закончил свой труд как раз тогда, когда король Мануэл «повелел отыскать большую землю на Западе», или, как он сам пишет: «В год от Рождества Христова тысяча четыреста девяносто восьмой подданные короля достигли большой суши, окруженной бесчисленными островами». — Томаш отложил блокнот и посмотрел на Молиарти. — Получается, что в 1498 году португальский мореход открыл некую землю к западу от Европы.

Молиарти откусил внушительный кусок бриоши и запил шампанским.

— И кто же четвертый великий мореплаватель?

— Колумб.

Молиарти перестал жевать.

— Колумб? Какой Колумб?

— Как какой?

— Христофор Колумб?

— Он самый.

— А он здесь каким боком?

— На обратном пути после своего первого судьбоносного путешествия Колумб, только что открывший Америку, провел несколько дней в Лиссабоне и получил аудиенцию у короля Жуана II. Во время беседы король мельком упомянул, что к югу от того места, где побывал Колумб, лежит другая обширная земля. Достаточно взглянуть на карту, и мы увидим, что к югу от Карибских островов расположена Южная Америка. Аудиенция состоялась в 1493 году.

— Где же об этом говорится?

— Об аудиенции у короля пишет испанский историк, который хорошо знал Колумба. — Томаш страницу за страницей просматривал свои заметки. — Бартоломео де лас Касас. Вот что говорится в его сочинении о третьей экспедиции Колумба: «Адмирал устремился дальше на юг, ибо ему не давали покоя слова короля дона Жуана о великой земле, лежащей в тех широтах».