— Прошу прощения, но не могли бы мы поговорить с вами в другое время? — спросил мистер Фаррел, с трудом выдавливая из себя улыбку. Его густые курчавые волосы задрожали так, словно он с трудом сдерживал приступ гнева или по крайней мере острых эмоций.

— Нет, мы никак не можем отложить нашу беседу, мистер Фаррел, поскольку расследуем дело об исчезновении людей, которое привело нас в ваш офис.

— Не понимаю, какое отношение мы имеем к этому делу.

— Вы говорили по телефону с моим шефом, специальным агентом Фишер? Она хочет узнать некоторые подробности функционирования вашей новой программы.

— Да, и, учитывая деликатный характер нашей программы и особые отношения с нашими клиентами, я сказал, что готов назначить встречу и обсудить с ней все вопросы. — На его губах снова появилась кривая усмешка.

— Вы имеете в виду ваши источники финансирования? — спросила я.

— Что за грязные инсинуации?

Разговор явно зашел в тупик. Парень оказался слишком крутым для директора службы по предотвращению самоубийств.

— Пожалуйста, позвоните моему помощнику и приходите позже, — решительно заявил он и повернулся, намереваясь исчезнуть за дверью кабинета. Это была его ошибка.

Пирс протянул руку поверх его плеча и снова захлопнул дверь, а потом посмотрел ему в глаза, вяло улыбнулся и процедил сквозь зубы:

— Мистер Фаррел, мы из ФБР и никогда не приходим позже.

Мне понравился этот ход.

В течение трех минут обе женщины покинули кабинет Майки и вышли в коридор с каменными лицами. Напоследок Майки пытался объяснить им, что непредвиденные обстоятельства вынуждают его прервать беседу, но он готов назначить им новую встречу. Правда, какие именно обстоятельства он имел в виду, я не расслышала, так как он плотно прикрыл за собой дверь. Женщины прошли мимо нас, окинув презрительным взглядом, но потом они увидели один глаз Пирса и мой шрам на шее и прониклись уважением. Мы показались им героями убойного отдела по борьбе с опасными преступниками.

Мы сели перед столом Майки, а он устроился на своем месте и устало потер руками глаза, сдвинув на лоб очки.

— Ладно, значит, вы пришли допросить меня насчет Бобби.

На самом деле мы с Пирсом пришли, чтобы спросить его насчет Итана Коулриджа, который звонил сюда незадолго до своего исчезновения. Но Пирс решил не мешать ему.

— Хорошо, расскажите о Бобби.

— Ну, я не могу сказать, где он сейчас! — воскликнул Майки, посмотрел на нас обоих, а потом понуро опустил голову. — Мне сейчас так же нелегко, как и всем остальным. Конечно, я виноват, что не сообщил о его исчезновении в полицию, но мне казалось, что об этом должны были позаботиться члены его семьи. Я подумал, что он просто нашел более высокооплачиваемую работу.

— Высокооплачиваемую? — переспросила я. — А нам казалось, что в вашей организации работают волонтеры.

— Да, но Бобби был моим помощником и единственным сотрудником. Он часто подменял волонтеров, когда они опаздывали или просто не приходили на работу, снимал трубку и вел душеспасительные беседы. Он был прекрасным сотрудником и хорошо справлялся со своими обязанностями. Чрезвычайно мягок и деликатен, превосходный психолог, обладавший, помимо всего прочего, хорошо поставленным голосом опытного пастора. Знаете, для такой работы на телефонной линии это очень хорошее качество. Тем более что нам приходится иметь дело с потенциальными самоубийцами.

— А сколько у вас добровольных сотрудников, мистер Фаррел? — поинтересовалась я.

— Не очень много пока. Мы же начали работать совсем недавно. Не поймите меня превратно: у меня действительно есть несколько очень хороших покровителей. Эти две женщины, которые только что были у меня, пришли из Фонда Слэйка. Они готовы предоставить нам определенную сумму денег для финансирования нашей работы в течение первых двух лет. Что ж, я очень надеюсь, что они… — Он уставился на дверь. — Знаете, в Южной Калифорнии сейчас действуют только две горячие линии. А им нужна конкуренция, чтобы покрыть как можно большую территорию и добиться более высокой эффективности.

Конкуренция в работе по предотвращению самоубийств. На ум пришло слово «мошенничество».

— А эти волонтеры проходят у вас хоть какое-то обучение перед началом работы? — поинтересовалась я.

— Разумеется. Я сам готовлю их.

— Понятно. Вы психиатр?

— Нет, я получил степень магистра делового администрирования в Университете Иллинойса.

— А как степень МБА помогает вам управлять службой по предотвращению самоубийств? — не без ехидства спросил Пирс.

— Я не занимаюсь предотвращением, детектив, — сказал тот, скрестив на груди руки. — Я просто слежу, чтобы это хорошо делали другие. Я администратор, не более того. В этом главная трудность для большинства некоммерческих организаций. У них работает много хороших людей с доброй душой, но они ни черта не смыслят в управленческих тонкостях.

— Значит, у вас есть под рукой профессиональный консультант?

— Да. Бобби.

Я попросила его показать служебное досье Бобби. Фаррел вздохнул, потянулся назад, открыл ящик стола и вручил мне тоненькую папку.

Сейчас Бобби тоже считался исчезнувшим, подлежит розыску. Может, Минос разыскивал тех, кто имел доступ к страдающим от депрессии людям, тех, кто так или иначе хотел помочь им? Правда, это вступало в противоречие с его теологией, или как там можно назвать его образ мыслей. Склонным к суициду людям не надо помогать, они должны гореть в аду. Или, если быть более точным, они должны расти в аду в качестве деревьев.

В досье лежала копия диплома об окончании университета в Джорджии, но я никогда не слышала о таком. На первый взгляд диплом казался настоящим. В нем было написано, что Бобби Грин получил степень магистра психологии, но при ближайшем рассмотрении я обнаружила нечто такое, что уже заметила на документах, присланных мне Текуном Уманом, — легкие, едва заметные признаки скачанного с компьютера файла. Это были тонкие линии вокруг названия университета, оставленные чернилами от принтера. Я показала копию диплома Пирсу.

— Мистер Фаррел, сколько времени отсутствует на работе мистер Грин?

— Сегодня пятница… Он пришел во вторник утром, а потом ушел на обед. Я думал, он вернется через полчаса, но не дождался. Обычно он всегда обедает здесь, из-за чего я часто подшучивал над ним. — Фаррел ухмыльнулся. Впервые за время нашей беседы он показался мне искренним.

— Простите? — переспросила я с такой же ухмылкой.

— О, это все из-за той гадости, которую он всегда ел. Ну, знаете, суши. Я родом не из Южной Калифорнии, поэтому мы в Иллинойсе никогда не едим сырую рыбу.

Пирс не заметил в моих словах насмешки.

— А чем вам не нравится суши?

— Нет, ничего, но Бобби ел что-то невообразимое. Знаете, это искусственное мясо… как же оно называется? — Он почесал затылок, а я быстро подсказала ему нужное слово. Может быть, слишком быстро. — Да! Совершенно верно. Кто-нибудь из вас слышал про колбасный фарш на суши? — рассмеялся он.

Я посмотрела на Пирса, а он на меня. Мы вышли из офиса с личным делом Бобби Грина.

В машине Пирс поправил Майки Фаррела:

— Это было не суши, а мусуби.

— Что? — переспросила я, поглощенная собственными мыслями. Я не слышала его, потому что в этот момент стала соединять все известные мне точки в единое целое. В Канзасе молодой человек, который исчез вместе с другими членами религиозной общины хиппи, ел колбасный фарш. Причем в больших количествах.

— Мусуби, — повторил Пирс. — Это гавайское блюдо, внешне очень похожее на суши. Небольшое количество риса и колбасного фарша заворачивается в листы морских водорослей. Мне доводилось пробовать это блюдо, когда я был на острове. Ничего особенного, но гавайцы обожают его. Гавайи вообще являются самой крупной столицей колбасного фарша в мире. С тех пор как мы завезли его на острова во время Второй мировой войны, они до сих пор производят его в больших количествах.

— Это гавайское блюдо?