— Не знаю, не обратила внимания. А кто он такой?
— Русский. Работает в консульстве.
Коулвелл прищурилась.
— Знаете, по-моему, он был и на вечере в Поэтической библиотеке.
Шивон повернулась к ней:
— Вы уверены?
— Кажется, я видела его и еще одного… — Коулвелл покачала головой. — Но точно не скажу…
— Не торопитесь, подумайте, — предложила Шивон, и доктор Коулвелл, запустив пальцы в свою гриву, надолго замолчала.
— Нет, я не уверена, — сказала она наконец и убрала руки, отчего волосы упали ей на лицо. — Я боюсь, что могу спутать вечер в кафе и вечер в библиотеке, понимаете?
— То есть вам может казаться, будто вы видели этого человека в одном месте, а на самом деле он был в другом?
— Именно. У вас, случайно, нет других фотографий?
— К сожалению, нет.
Шивон пришла в голову новая мысль, и она набрала «Николай Стахов» в строке поиска, но компьютер не нашел ни одного совпадения. Тогда Шивон попыталась описать Стахова.
— Нет, мне кажется — такого человека я не видела, — покачала головой Коулвелл, и Шивон описала Андропова.
Когда Скарлетт снова пожала плечами, Шивон зашла на сайт «Ивнинг ньюс», открыла архив новостей и отыскала там статью с описанием ужина в одном из самых дорогих ресторанов Эдинбурга. Статья сопровождалась серией фотографий, на одной из которых Шивон без труда отыскала Андропова.
— Вот этот человек, — сказала она.
— Лицо знакомое, — сказала Коулвелл. — Кажется, я его где-то…
— Не в Поэтической библиотеке? — быстро спросила Шивон.
Коулвелл со вздохом пожала плечами, но Шивон попросила ее не огорчаться. Достав мобильник, она позвонила в библиотеку.
— Мисс Томас? — спросила она, услышав в трубке женский голос.
— Сегодня ее не будет, — ответила женщина. — А в чем дело? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
— С вами говорит сержант Кларк. Я расследую убийство Александра Федорова и хотела бы задать мисс Томас несколько вопросов.
— Абигайль сегодня работает дома. У вас есть ее номер?
Шивон записала домашний телефон Томас и сразу же перезвонила. Убедившись, что Абигайль Томас может быстро войти в интернет, Шивон продиктовала ей адреса сайтов книжного магазина и «Ивнинг ньюс».
— Да, я видела обоих, — проговорила Абигайль Томас после паузы. — Они сидели достаточно близко, ряду во втором или в третьем.
— Вы уверены?
— Да, уверена.
— Еще один вопрос, мисс Томас: выступление Федорова никто не фотографировал?
— Ну, я думаю, кто-то мог делать снимки с помощью мобильного телефона, но официально мы фотографа не приглашали.
— Понятно. А камеры видеонаблюдения у вас установлены?
— Это же библиотека, сержант! — возмутилась Томас.
— Простите, это был дурацкий вопрос, — извинилась Шивон. — Спасибо за помощь. — И она дала отбой.
— Почему это так важно? — спросила Коулвелл, выводя Шивон из задумчивости.
— Не знаю, возможно, это не имеет особого значения, — ответила она. — Но в тот вечер, когда Федорова убили, он пил коньяк в том же баре, что и Андропов.
— Этот мистер Андропов… Судя по газетной статье, он какой-то бизнесмен?
— Он и Федоров росли в одном районе Москвы. Инспектор Ребус уверен, что они знали друг друга еще тогда.
— Ах вот как!..
Шивон почувствовала, что невзначай затронула какой-то важный пункт.
— Вы что-то знаете? — спросила она.
— Нет, но, возможно, вот это кое-что объясняет.
— Что же именно, доктор?
Коулвелл взяла со стола диск:
— Экспромт, который Федоров прочел в библиотеке.
Она шагнула к книжным стеллажам и присела перед ними. На одной из нижних полок стоял компактный музыкальный центр, вставив в него диск, Коулвелл нажала кнопку воспроизведения. В колонках зашуршало, потом послышались звуки сдвигаемых стульев, покашливание, приглушенные разговоры — публика занимала места.
— Это должно быть где-то посередине, — пояснила Коулвелл, нажимая кнопку перехода к следующей записи, но попала сразу на конец диска. — Ах да, — спохватилась она, — я и забыла: вечер записан одной дорожкой. — Вернувшись к началу, Коулвелл нажала кнопку «поиск».
— Когда я слушала диск в первый раз, — сказала Шивон, — я обратила внимание, что некоторые стихотворения Федоров читал по-русски.
Коулвелл кивнула:
— Этот экспромт тоже был на русском… ага, вот он.
Она вернулась к столу, вооружилась блокнотом и карандашом и стала что-то быстро записывать, напряженно прислушиваясь к звукам русской речи. В какой-то момент доктор попросила Шивон отмотать запись немного назад. С этого момента они слушали вместе: доктор переводила, а Шивон нажимала «паузу» или «поиск», если ей казалось, что Скарлетт не успевает за Федоровым.
— Так обычно не делается, — извинилась Коулвелл. — Чтобы перевести стихотворение как следует, мне нужно больше времени.
— Будем считать это переводом в первом приближении, — успокоила Шивон.
Коулвелл со вздохом провела рукой по волосам и снова погрузилась в работу. Минут через тридцать она бросила карандаш на стол и с наслаждением потянулась. На диске Федоров по-английски объяснил слушателям, что следующее стихотворение будет из сборника «Астапово-блюз».
— Значит, о том, что он собирается читать свое новое стихотворение, никто не знал? — догадалась Шивон.
— Никто. Он ничего не говорил, — подтвердила Коулвелл.
— И Александр не объявил его даже во время выступления?
Коулвелл покачала головой, потом нетерпеливым жестом убрала с лица волосы.
— Это был экспромт, — повторила она. — Но я боюсь, что в публике очень немногие это поняли.
— Почему вы думаете, что это был именно экспромт?
— Потому что в квартире не было никаких черновиков, а все опубликованные работы Федорова я хорошо знаю.
Шивон кивнула и протянула руку к блокноту.
— Позвольте взглянуть?
Коулвелл нехотя протянула ей свои записи.
— Это все очень приблизительно… — сказала она. — Я даже не знаю, где должен быть разрыв строки.
Шивон было в высшей степени плевать на разрыв строки. Она впилась взглядом в блокнот.
…Шершавый язык зимы лижет детей Таганки. Шершавый язык дьявола лижет мать Россию и покрывается слоем драгоценных металлов (золота?). Его аппетит не утолить вовек… Алчное чрево не знает ни насыщения, ни покоя, ни любви. Желание зреет как гнойник. Те, кто пирует в разгар голода, не ведают ни угрызений совести, ни раскаяния… Тень зимы накрывает все… Свора негодяев предала народ и завладела моей страной.
Шивон прочитала это дважды, потом подняла голову и посмотрела на Коулвелл.
— Что такое «Таганка»?
— Таганский район Москвы. Раньше он назывался Ждановским.
Шивон задумалась.
— Ага, это кое-что проясняет! Но в целом…
— Это только подстрочник, — извинилась Коулвелл. — Если бы у меня было больше времени…
— Я не имела в виду ваш перевод, — уверила Шивон, и Коулвелл слегка расслабилась.
— В этих строках чувствуется ненависть. Мне так показалось.
Шивон кивнула, вспомнив, что сказал на вскрытии поэта профессор Керт: «Нападавшим двигала ненависть».
— Да, — сказала она. — Ярость и ненависть к тем, кто пирует, пока народ голодает.
— Вы думаете, это намек на тот роскошный ужин, о котором говорилось в газете? Но ведь статья появилась уже после того, как Александра убили!
— Статья — да, она вышла после его гибели, но сам ужин состоялся за несколько дней до нее. Возможно, Федоров каким-то образом о нем узнал.
— И вам кажется, что стихотворение Александра направлено против того бизнесмена, о котором вы говорили… Андропова?
— Да. Если, как вы говорите, это был экспромт, то он явно нацелен в Андропова. Ведь русский олигарх как раз и разбогател на тех самых «драгоценных металлах», о которых идет речь в стихотворении.
— И Александр ставит знак равенства между Андроповым и дьяволом?
Шивон покачала головой:
— Кажется, мне не удалось вас убедить…