— Полным-полна коробочка, — улыбнулся Ребус.

Двое мужчин пожали друг другу руки, и Ребус повернулся, чтобы подняться к себе, но ему показалось, что Макрей и банкир намерены выйти вместе. Ребусу вовсе не хотелось, чтобы босс поделился с Джени еще какими-то подробностями дел из «полной коробочки», поэтому он попросил начальника задержаться на пару слов.

В результате этого маневра Джени ушел один, но, когда дверь за ним затворилась, Макрей заговорил первым.

— Как тебе Гудир? — спросил он.

— По-моему, парень толковый.

Макрей, похоже, ждал чего-то еще, но Ребус только сопроводил свои слова неопределенным пожатием плеч.

— Шивон, мне кажется, думает так же. — Макрей немного помолчал. — Когда ты уйдешь, состав группы изменится.

— Да, сэр.

— Я считаю, что Шивон почти созрела для повышения.

— Она давно созрела, сэр.

Макрей кивнул каким-то собственным мыслям.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — вспомнил он.

— Это подождет, сэр, — уверил его Ребус.

Макрей еще раз кивнул и ушел. Ребус проводил его взглядом, раздумывая, не сходить ли ему на парковку, чтобы перекурить, но потом передумал и отправился наверх, на ходу вскрыв конверт и изучая список. В списке Стахова было больше двадцати имен, но никаких подробностей — ни адресов, ни рода занятий. В самом конце Ребус обнаружил фамилию самого Стахова. Вероятно, дипломат включил себя в список просто для смеха, прекрасно зная, что перечень проживающих в Эдинбурге русских вряд ли окажется полезен для следствия.

Поднявшись, он столкнулся с Тиббетом и Хейс, которые — если судить по их взволнованным лицам — собирались его разыскивать.

— Что там у вас, выкладывайте, — сказал Ребус, и Тиббет взмахнул перед ним каким-то листком бумаги.

— Только что поступил факс из отеля «Каледониан»! — выпалил он. — В тот вечер в баре коньяк покупали сразу несколько постояльцев.

— А среди них были русские? — спросил Ребус.

— Взгляните сами.

Ребус взглянул. В списке было всего три имени — два из них вполне шотландские и совершенно незнакомые. Третье имя тоже не было ни русским, ни иностранным, но Ребус знал его, пожалуй, слишком хорошо.

М. — значит «Моррис». Моррис Гордон Кафферти.

— Большой Гор, — зачем-то объяснила Хейс.

Ребуса мучил только один вопрос: доставить Кафферти в участок или допросить его дома.

— Это мне решать, не тебе, — напомнила ему Шивон.

Полчаса назад она вернулась из морга, и, похоже, с сильной головной болью. Ребус видел, как она выдавила из блистера в ладонь пару каких-то таблеток и запила их кофе, который принес ей Тиббет. К огромному удивлению Ребуса, Гудира стошнило только один раз, да и то на парковке при морге. Впрочем, на обратном пути в участок он едва не блеванул снова — это произошло, когда они проезжали мимо клавших асфальт рабочих.

— Должно быть, из-за запаха, — объяснял Гудир.

Он все еще казался потрясенным, но не уставал повторять, что чувствует себя нормально, вне зависимости от того, спрашивали его об этом или нет.

Шивон собрала их, чтобы рассказать, что сумели выяснить патологоанатомы. Погибшим был мужчина, рост — пять футов десять дюймов, на правой руке два перстня, на запястье — золотые часы. И сломанная челюсть.

— Не исключено, что это повреждение он получил в результате удара бревном, когда обрушилась крыша, — сказала она, поскольку жертва не была ни связана, ни привязана к мебели. — Он просто лежал на полу в гостиной. Предположительная причина смерти — отравление угарным газом. Гейтс особо подчеркнул, что это только предварительные выводы.

— Все-таки очень подозрительная смерть, — подал реплику Ребус.

— А это означает, что нам придется заняться ею как следует, — добавила Хейс.

— Как насчет опознания? — поинтересовался Тиббет.

— Если посчастливится найти соответствующие записи, идентификацию можно будет провести по зубоврачебной карте.

— А по перстням? — спросил Гудир.

— Даже если они принадлежат Риордану, — объяснил ему Ребус, — это не означает, что погибший — наш продюсер. Лет десять тому назад у меня было дело… Один парень, над которым нависло обвинение в мошенничестве, попытался инсценировать собственную смерть с помощью похожей уловки.

Гудир кивнул:

— Понятно.

— Вот и хорошо. — И Ребус поделился с остальными своими новостями.

Шивон слушала его, подперев голову одной рукой и держа в другой факс, в который она время от времени заглядывала.

— Это уже кое-что, — сказала Шивон и посмотрела на Ребуса. — Комната номер три?

— Именно, — согласился он. — Только сначала нужно выключить там отопление.

Несмотря на пронизывающий холод, царивший в комнате для допросов номер три, Кафферти чувствовал себя так, словно находился у себя дома в гостиной. Отодвинувшись вместе со стулом от стола, он небрежно положил ногу на ногу, а руки закинул за голову.

— Рад видеть тебя, Шивон, — сказал Кафферти, как только она вошла. — Мисс Кларк выглядит очень… профессионально, — добавил он, поворачиваясь к Ребусу. — Ты отлично ее натаскал, Джон.

Закрыв дверь, Ребус занял свое любимое место у стены, а Шивон села за стол напротив Кафферти. Тот слегка поклонился, качнув большой куполообразной головой, но руки не опустил.

— А я-то гадал, когда вы за меня возьметесь, — проговорил он чуть насмешливым тоном.

— Значит, ты знал, что рано или поздно мы явимся за тобой? — Шивон положила на стол чистый блокнот и сняла колпачок с ручки.

— Ну, учитывая, что инспектору Ребусу всего ничего до пенсии, я был абсолютно уверен — он постарается придумать какой-нибудь предлог, чтобы напоследок доставить мне неприятности… — Гангстер бросил быстрый взгляд в сторону Ребуса.

— У нас есть кое-что посерьезнее, чем просто предлог…

— Кстати, Шивон, — перебил Кафферти, — тебе известно, что Джон часто дежурит по вечерам возле моего дома, так сказать, охраняет мой сон? В этом, разумеется, нет ничего дурного, просто мне казалось, что подобное выходит за пределы компетенции нашей полиции.

Шивон пришлось сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на допросе. Она даже положила ручку, но та покатилась по наклонной столешнице, и ей пришлось ее ловить.

— Расскажите нам об Александре Федорове, — сказала она.

— О ком?

— О мужчине, которого в прошлую среду вечером вы угощали коньяком. Вряд ли вы забыли об этом эпизоде, поскольку коньяк обошелся вам в целых десять фунтов.

— В баре «Каледониан», — добавил Ребус и улыбнулся.

— Вы имеете в виду того поляка? — Кафферти посмотрел на него, потом снова перевел взгляд на Шивон.

— На самом деле он был русским, — поправила Шивон.

— Твой дом находится всего в полутора милях от отеля, — сказал Ребус. — Хотелось бы знать, зачем тебе понадобилось снимать там номер.

— Может, затем, чтобы хоть ненадолго избавиться от твоего назойливого внимания? — Кафферти притворился, будто и в самом деле пытается найти ответ на вопрос. — А может быть, я сделал это просто потому, что могу себе это позволить…

— Приятно, наверное, снять номер, а потом засесть в баре и угощать коньяком незнакомцев, — фыркнула Шивон.

Кафферти ненадолго разомкнул руки, чтобы, подняв вверх палец, подчеркнуть свои следующие слова.

— Разница между мной и Ребусом как раз в том и заключается, что он никого не угощает. Хотя и способен сидеть в баре часами… — Гангстер холодно усмехнулся. — Так это и есть та самая причина, по которой вы притащили меня сюда — то, что я угостил выпивкой какого-то нищего иммигранта?

— А как по-твоему, сколько «нищих иммигрантов» ежедневно заходит в бар гостиницы «Каледониан»? — уточнил Ребус.

Кафферти картинно прищурил свои глубоко запавшие глаза, затем снова открыл. На его широком, бледном лице они казались двумя черными точками.

— Тут ты, пожалуй, прав, — согласился он. — Однако факт остается фактом: этого парня я видел впервые в жизни. Мы выпили, потом он ушел. Он что, натворил что-нибудь спьяну?